Гвоздь программы

— Да ничего, — передернула она плечом. — Совершенно ничего. Просто хочу, чтобы ты знал, что тебя ожидает. Это мой врачебный долг.

И эти слова показались ему до странной жути знакомыми. Как если бы…

— Стойте! — прошептал он, не сводя с ее лица взгляда. — Где я мог вас видеть?

Как если бы Тарантул когда-то произносил эти слова. Но — когда? Кому? Почему это важно? И какое отношение ко всему происходящему сейчас с ним имеет эта женщина?

Она молчала, продолжая смотреть на него своими бездонными глазами. Он понял, что сейчас он ответа не получит. И ему показалось, что, если удастся найти этот проклятый ответ, беды закончатся. Он найдет того, кто охотится на него, Тарантула.

Она встала, легко взмахнула рукой на прощание и сказала:

— Оставайся же с этой болью наедине. Почувствуй, как бывает плохо. Ведь раньше ты предпочитал делать больно другим!

И ушла, оставив его в слезах, беспомощного, никому не нужного и бесконечно одинокого в этом море страданий.

Глава 6

В моей голове царил полный хаос. Мысли разбегались, отказываясь выстроиться в логические ряды, дабы бедная Сашенька могла хоть что-то понять.

Самым загадочным были для меня взаимоотношения Пенса и Тарантула. Даже в самых страшных снах я не могла такого придумать. Что, черт побери, могло их связывать? Почему в ментуре так уверены, что Пенс имел отношение к покушению на Тарантула?

Пока моя голова силилась хоть что-то сформулировать, в дверь позвонили.

Мама, до этого несколько раз возникавшая на пороге с крайне озабоченным видом, теперь выглядывала из-за спины Ларчикова, благоговейно смотря снизу вверх на его исполинский рост.

— Ну? — вскочила я с кровати, бросаясь к нему. — Что ты выяснил?

Он остановил меня жестом руки, и в его глазах я прочла всю безнадежность ситуации.

— То есть? — упавшим голосом проговорила я, отшатываясь. — Он действительно…

— Понимаешь, Морковка, получается, что у него были все основания желать смерти Тарантулу. И он сам это подтвердил.

Он смотрел на меня, как на смертельно больного человека, которому приходится сказать правду. Черт, до чего же я ненавижу жалость к себе! Но — сама виновата, раз так растерялась!

— Не надо на меня так смотреть, — буркнула я. — Я не верю, что Пенс виновен. Он просто не может быть причастным к убийству! Даже такой мрази, как Тарантул!

— Саша, ну почему ты в этом уверена? И к тому же — конечно, Кретов не самая прекрасная личность на свете, но я не стал бы называть его мразью…

— Прости, — сказала я. — Больше не буду. Но Пенс ни в чем не может быть виноват. Можешь поверить мне. Я знаю Пенса почти всю свою жизнь и могу ручаться за это на все сто процентов!

— На сто процентов сказать ничего нельзя, — назидательно изрек мой босс. — Если ты действительно хочешь обучиться сыскному делу — сразу запомни: уверены на все сто только люди, которые не умеют сомневаться. А нам с тобой надо сомневаться во всем. Как в виновности, так и в невиновности.

Он встал, подошел к окну и, обернувшись, сказал:

— К тому же у него, Саша, был мотив.

— Ларчик, — нежно спросила я, — ты всерьез считаешь, что мотив для убийства — уже на сто процентов убийство?

— Ну, — задумался Лариков, созерцая потолок, — я думаю, что на восемьдесят процентов. Согласись сама, у Пенса твоего этот мотив был.

— Если разобраться, у меня тоже был мотив убить Тарантула, — призналась я в благородном стремлении облегчить Ларикову жизнь. — И в отличие от Пенса, я умею стрелять.

— А Пенс? Ему трудно научиться? — фыркнул Андрей.

— Видишь ли, милый Ларчик, — вздохнула я, — как говорят японские поэты… Ну, не надо так морщиться, лапочка… Я не буду на этот раз терзать твои уши цитатами. Мысль, в общем, не новая. Учиться могут все, а вот научиться, любезный мой дружок Андрюша, может далеко не каждый… В то время, как Александра Сергеевна палила из ружья в тире по движущимся мишеням, Пенс торчал возле своего байка и о выстрелах не помышлял.

— И что ты этим хочешь мне доказать? — спросил Лариков.

— Если бы ему пришла в голову идея убить Тарантула — кстати, не такая уж она и плохая, — он бы воспользовался скорее рулем от мотоцикла, чем пистолетом Макарова. Вот и все, что я имею вам сообщить, милорд.

И я демонстративно начала разбирать одежду в шкафу. Я так надеялась на помощь, а вместо этого меня пытаются убедить, что мой друг Пенс убийца?!

— Кстати, о мотивах, — нарушил мое молчание Андрей. — Я говорил с ведущей. Во время прямого эфира Тарантулу многие звонили в студию. И два звонка были неприятные для него. Один парень сказал, что своими выступлениями он напрашивается на наказание по статье уголовного кодекса о межнациональной розни. А второй она даже не стала выводить в эфир. Девушка спросила у Тарантула, правда ли он такой кретин или у него просто дешевый имидж.

— Ну и что, — сказала я. — Она входит в число подозреваемых?

— Да нет, просто интересно, кто это мог быть… Может, она тоже имеет ко всему этому отношение.

— Имеет. Она сейчас сидит перед тобой и разбирает тряпки, — объявила я, глядя ему прямо в глаза. — И, кстати, у меня нет алиби и есть мотив. Сбегаешь за наручниками?

Он разозлился. В принципе, это хорошо, подумала я. Когда он злится, у него начинается приток мыслей к голове. Может быть, он все-таки поймет, что Сережка никак не мог убить этого чертова Тарантула?

— Послушай, Александра. Сейчас половина одиннадцатого вечера. Я мотаюсь по предвариловке, чтобы узнать хоть что-то о твоем друге детства, пытаюсь помочь тебе, а ты… Ты изображаешь из себя разьяренную фурию…

Я молчала. Признавать свои ошибки всегда трудно. А исправлять положение нужно. Что я без него смогу?

— Извини.

Я пробормотала это почти неслышно, но он поднял на меня глаза и легким жестом руки дотронулся до моих волос.

— Ничего. Можешь еще разок. В принципе, я тебя понимаю, малыш. Пограничная ситуация. Но мы выкрутимся, ты мне веришь?

Я кивнула.

На пороге опять возникла моя сверхтактичная мама, которая проговорила:

— Андрюшенька, вы будете окрошку?

Ларчик зачарованно кивнул.

— Тогда пошли, — предложила мамочка, с безошибочным чутьем увидевшая в Ларчике свой идеал. Интеллигентен, умен, красив… И как было бы хорошо, если бы ее неразумная дочурка увлеклась этим положительным красавцем! Ох, мамочка, мамочка…

Я вздохнула.

— Пойдем, — сказала я, поднимаясь с пола. — Потом подумаем…

* * *