Гвоздь программы

— Почему кузнечиков? — удивленно вскинул на меня глаза Ларчик.

— Потому что они такие маленькие и прыгучие. Как будто внутри у них пружинка. А в принципе, я и сама не знаю почему. Просто непонятно, и все.

Лариков перешел к делу:

— Сашенька, солнышко, мне ужасно нужен твой Пенс. Сейчас объясню почему. Дело в том, что Пенс стоял как раз с той стороны, где было неплохо видно, что происходит рядом с Тарантулом. Это во-первых. А во-вторых — судя по показаниям, выстрел раздался именно с той стороны, где он находился. Смотри…

Он быстренько изобразил на листочке почти абстрактную картину, где в центре поместил существо странного и, я бы сказала, отталкивающего вида — с большими ушами и огромным ртом. Туловище напоминало у этого несчастного огурец, из которого росли две палочки.

— Это кто? — ткнула я пальцем в урода.

— Тарантул, — сообщил Лариков, откинувшись, с довольным прищуром разглядывая очевидное доказательство наличия в нем таланта портретиста.

— А-а, — протянула я, пытаясь понять, почему он не подался в художники-абстракционисты.

Далее он волнообразно провел карандашом несколько раз вокруг сего образца-гомункулуса и пояснил:

— Это толпа почитателей.

«Толпа почитателей» показалась мне несколько смазанной и неперсонифицированной, но я промолчала, прекрасно понимая, что творец есть творец, ему лучше видно.

В углу Лариков нарисовал закорючку, уж совершенно мне ничего не говорящую.

— Это солнце? — робко спросила я.

— Ты что? — развернулся он, вытаращившись на меня с праведным возмущением. — Это револьвер! Отсюда раздался выстрел. А вот тут… (он нарисовал человечка с длинными руками и огромным носом, явно падающего под тяжестью оного) стоял твой Пенс.

— То есть — вот это Пенс? — уточнила я.

— Ну да…

Я кивнула. При этом мне в голову пришла мысль выудить этот рисунок у моего босса, дабы предоставить Пенсу возможность полюбоваться своим портретом, но я подумала, что у бедняги и так было чересчур много потрясений и, возможно, именно это может стать последней каплей — и тогда Пенсу уж точно не миновать психдиспансера или чего похуже.

— В общем, вся эта галиматья вокруг него состоялась по причине того, что твой друг торчал как раз по линии огня…

— Ну и что? Ты считаешь, что один и тот же человек палил в Тарантула и возле гостиницы, и в больнице?

— А ты думаешь, что у нас в Тарасове собралась целая компания людей, мечтающих с ним расправиться? И они все решили действовать сообща?

— Не знаю, — пожала я плечами. — Но и не буду утверждать обратное…

— Ну и не утверждай, — весело согласился он. — В общем, вся надежда на твоего Пенса. Может быть, он что-то видел?

— А мы все еще продолжаем заниматься этим делом? — поинтересовалась я. — Нам же клиент платить отказался.

— А вот это тоже не мешало бы понять, почему они вдруг пошли на попятный, — задумчиво сказал Лариков, хлопая своими длинными ресницами, как кукла. — И вообще — кто такой этот загадочный парень и откуда он свалился на нашу голову?

— На голову свалился Тарантул, — поправила его я. — А все остальное — побочные явления.

— Ладно, Сашка, ты возьмешь на себя Пенса, а я попробую по своим каналам узнать о наших «непостоянных» в собственных желаниях клиентах, — постановил Ларчик, и мы временно расстались.

Я отчалила в сторону гаража, где надеялась встретить Пенса. А он пошел «по своим каналам».

* * *

Пока я шла по нашему проспекту, я пыталась думать, но с этим процессом постоянно выходили накладки — поскольку мой взор безнравственно искал развлечений. Так же весьма плохо сказывалось на моих мыслительных способностях наличие карманных денег, то есть выданного мне аванса. Я, как сорвавшаяся с цепи, скупала ненужные на первый взгляд предметы. Началось все это с очаровательной девушки, держащей в руках воздушные шары. Я настолько пленилась этими шарами, что была готова купить их все, но, слава богу, рассудок еще не до конца оставил меня, и я удовлетворилась только одним — большим! — шаром. Так вот я и продолжила свое шествие — как на демонстрации, с шариком в руке.

Потом я заглянула в магазин «Готика», где затарилась кассетами, и на всякий случай купила и бандану, чтобы не очень выделяться среди обычных посетителей «Камелота».

Под конец я уже вздыхала от своей легкомысленности и, вспомнив о несчастной матери, решила и ей сделать подарок, почему-то избрав для этой цели магазин «Ив Роше». Поэтому к моменту моего выхода оттуда я умудрилась освободиться уже практически от всей наличности.

Нельзя сказать, что я сильно расстроилась, — к деньгам я стараюсь относиться философски, но какая-то легкая горечь на мгновение омрачила мое легкое и беззаботное настроение.

Прижимая к груди свой восхитительный шарик, я шагнула в гараж и, к собственной радости, увидела там Сережку, который сидел с сигаретой, задумчиво глядя в одну точку на стене.

— Привет, — сказала я, протягивая ему свое сокровище, — это тебе…

Он удивленно вскинул на меня глаза.

— Мне? — переспросил он, явно не веря то ли своему счастью, то ли моей возможности делать подарки.

— Да, — кивнула я, присаживаясь напротив него на изрядно облупившуюся табуретку, с которой предварительно пришлось скинуть кучку каких-то непонятных деталей.

— Спасибо, — проговорил Пенс, трогательно рассматривая шарик. — Я как раз мечтал о таком.

— Ты просто какой-то благородный ослик Иа, — пробурчала я. — Потому что я не верю, что ты мечтал о шарике, но опустим это.

— Нет, мечтал, — возразил Пенс. — Сидишь в полной мрачности, и отчаянно хочется увидеть яркое пятнышко детства. Твой шарик как раз и есть это яркое пятнышко.

Он так на меня посмотрел, что я чуть не расплакалась.

— Пенс, давай не будем про это пока вспоминать, — попросила я.

По себе знаю — о неприятном лучше вспоминать тогда, когда это отдалится. А сразу — это как трогать пальцем место, откуда только что выдернули зуб.

— Ладно, — согласился со мной Пенс.

Мы немного помолчали, потом Пенс достал бутылку «Буратино», из которой вышел почти весь газ, и предложил мне.

— Спасибо, не хочу, — поблагодарила я его. — Вообще-то я к тебе по делу.

Пенс сразу насторожился.

— По какому?

— Ты стоял недалеко от того места, откуда раздался выстрел…