Гюда, самолетная томте
Шрифт:
На фабрику заявился гость. Родственник Густафа по материнской линии, тоже барон, только немецкий, Дитрих фон Вагенхоф у себя в Германии владел с кем-то на паях предприятием, производящим аэропланы, и живо заинтересовался возможностью экскурсии. Энок, кажется, был не слишком рад, но взять назад обещание, данное Густафом, не счел возможным, и сам исполнял роль гида.
Барон был одет как на картинке, будто перелетел в Ландскруну с какого-нибудь столичного приема, - черная визитка, черный цилиндр, белоснежная грудь, радужные искры у запястий. Гюде он сразу не понравился.
– Вы - шведы, достойные сыновья великой страны. Какие имена приходит вам на ум, когда вы думаете о России?
– Щетинин, - немедленно ответил Энок.
– Завод "Дукс".
– Петр Нестеров, - добавил Оскар.
– Теперь многие делают "мертвую петлю", и в том числе ваш покорный слуга, но он был первым.
– И Ефимов, не забывай Ефимова!
– восторженно вскричал Альрик.
– Ах вот как.
– Господин фон Вагенхоф, кажется, потерял нить.
– Откровенно говоря, я ждал других ответов. Скажем, многие шведские патриоты помнят о другом Петре - императоре Петре Первом, что так немилосердно обошелся с вашим непобедимым Карлом...
– Патриоты-мечтатели, - довольно громко сказал Альрик, - вояки за чужими спинами.
Немец, если и услышал, не показал вида.
– Но, впрочем, это все равно. Политическое доминирование Российской империи есть причина ее доминирования в других сферах. Вы упомянули русских производителей аэропланов, досточтимый господин Тулин. Очевидно, вам самому ясно, что их возможности несопоставимы с вашими. Эти скромные здания, примитивное оборудование, малое количество рабочей силы - я не ошибусь, если оценю годовую производительность вашего предприятия в несколько десятков штук? И при этом отнюдь не самые передовые модели...
Зря он так. Гюда редко щелкала указательным пальцем, нрав у нее был ершистый, но не злой. Теперь щелкнула. А чтобы не очень заносился! Что еще за мода - гостю обижать хозяев?!
Щелкнул в ответ замочек золотой запонки с тремя брильянтиками. Очередной ораторский жест, широко обводящий примитивное оборудование и малочисленную рабочую силу - и канула запонка вниз, на пол, и запропала в опилках. Гюда тоненько свистнула, призывая на подмогу мышь-погрызуху. Только и видел ты своей цацки, немец-перец!
– ...О да, конечно, в первую очередь - увеличение скорости и грузоподъемности, - вещал обворованный среди бела дня.
– Вы, несомненно, слышали о том, что делали французы на тех же Блерио в Алжире и Тунисе, когда боролись с повстанцами. Но в войне будущего этим милым машинкам уготована судьба овечек среди волков! Двухместный Блерио, трехместный Блерио - пф! Это важная ступень, но это пройденная ступень. Вы и вообразить не можете, какие проекты разрабатывают те же русские...
– Вы все время говорите о войне, господин фон Вагенхоф, - сказал Оскар.
– Знаете ли, в Швеции идея войны с Россией далеко не так популярна, как может показаться после пары вечеров в гостиных известного круга.
– Ты неправ, Оскар, - заговорил молчавший до сих пор Густаф.
– Идея популярна. Русские много себе позволяют.
– Благодарю за поддержку, мой дорогой, - разулыбался фон Вагенхоф.
– И затем, отчего бы нет? Кому-кому, а вам, всем присутствующим, необходимо принять во внимание, что авиация будущего - это в первую очередь военная авиация! Русские это знают. Михаил Ефимов,
– Вы так полагаете, мой господин?
– спросил Энок.
– Я знаю это, друг мой, - ответил гость.
Аэропланы и война... Гюда не сразу поняла, к чему он клонит, но выражение "самый воздух станет полем боя" было достаточно ясным. Пилоты стреляют друг в друга. Самолет пролетает над деревней и сбрасывает бомбу, авиатор смеется, а на земле горят и рушатся дома... Это то, что она поняла, остальное, что они говорили, и не хотела понять. Мышь принесла запонку, Гюда угостила ее сырной корочкой, спрятала цацку в карман комбинезона. Представление вышло что надо - немец и его шофер сами ползали на четвереньках по замусоренному полу, потом гость пообещал вознаграждение любому, кто найдет запонку и вернет, после чего в перерыв по полу ползала половина рабочих. Но смеяться уже не хотелось.
– Альрик, мне нужна твоя помощь.
Голос у Оскара был такой, что Гюда отложила шлифовальную шкурку и принялась слушать.
– ...Ее отправили в Ольбург, к тамошней родне, под надзор какой-то тетки с отцовской стороны. Только сегодня она смогла телеграфировать.
– Все они как будто бы не очень довольны, что их ненаглядная Эдит состоит в переписке с лейтенантом?
– Да, они не очень довольны.
– Что же ее хваленые свобода и независимость?
– А это не был приказ. Датская тетушка якобы тяжело больна и хочет ее видеть - уверен, это было подстроено, чтобы она не могла отказаться... и перестань паясничать, как друга прошу! Если тебе угодно шутить над этим...
– Все-все, уже перестал, хотя даже не начинал. Что ты думаешь делать?
– Тут и думать нечего. Я должен ее видеть.
– Ты должен ее видеть. Ты в Ландскруне, она в Ольбурге. Тебе завтра ехать в полк...
– Вот именно. Жалкие двести километров.
Молчание.
– Ты с ума спятил.
– Почему это?
– Барометр падает.
– Чепуха! Маленький дождик не страшен. Я уже связался по телефону с тамошним клубом - все в порядке, сказали, где могу сесть. Пойми наконец, я должен с ней видеться!
– Это я уже понял. Я тебе зачем?
– Ларсен отказался запускать мотор.
– Ты сказал ему правду о том, куда собираешься?.. Точно, спятил. Не мог соврать - пробный, тренировочный полет? Не схватит ведь он тебя за хвост, когда ты возьмешь курс на Каттегат!
– Он спросил, зачем мне полный бак и плот на борту. Я не смог ничего выдумать.
– Лосось идет на нерест, прямо и только прямо.
– Альрик!..
– Все-все. Конечно, я помогу тебе. Помочь другу совершить самоубийство - священный долг интеллигентного человека.
– Тогда хватит болтать. Боюсь, что Ларсен пошел к шефу. Не люблю сцен...
– О черт! Так что же ты стоишь? Побежали!
Сидя на крыше, Гюда проследила глазами самолетик в небе - маленький, как стрекоза, в самом деле очень маленький. Перевела взгляд на морской горизонт. Там возвышались лепные белые облака необычайной красоты. Да, вечером будет сильный дождь и ветер, который непривычные люди могли бы назвать бурей. А как ни назови - хватит и такого.