Хаджи
Шрифт:
– Что бы это могло быть?
– сказал отец.
– Пока что у нас удобная ситуация со сменой заданий для мужчин - сторожить, хо-дить в Иерихон и к источнику, ставить ловушки, собирать дрова, работать на цистерне. Это действовало хорошо... до сих пор.
– Ты упомянул неустойчивость?
– Еще два охранника в ночное время, патрулирующих вблизи моря. Прости меня, отец. Когда я говорю, я часто забываюсь, и честность берет надо мной верх. Камаль в ночной страже внизу бесполезен. Омар под вопросом. Остаются Сабри, Джамиль и я.
– Ты, самый младший, судишь о братьях?
– Прошу тебя
– Ты присваиваешь мои полномочия...
– О нет, отец. Без тебя мы беззащитны. Но иногда и пророку нужно напоминание.
– То, о чем ты говоришь, имеет разные стороны, о которых мне возможно следовало бы напомнить.
– Камалю ночью будет лучше в любящих объятиях Фатимы, - сказал я.
– Я видел, как он бежал перед лицом опасности.
– Где?
– В Яффо. Когда его оставили стеречь женщин, он убежал. К счастью, с женщинами ничего не случилось.
– Я подозревал Камаля. Грустно это слышать.
– Когда он внизу ночью у моря, мы с таким же успехом могли бы поставить там Аб-салома или козу. По крайней мере они бы произвели больше шума.
– А Омар?
– Слабость Омара - определенно не в недостатке храбрости, - сказал я быстро.
– Только в глупости. В темноте он не умеет маневрировать в одиночку. Я дважды был с ним на охране внизу, и мне пришлось разыскивать его до рассвета.
– Джамиль, Сабри?
– Они превосходны.
– Я не знал, что ты такого высокого мнения о Джамиле.
– Он мой брат. Я люблю его.
– Но ведь и Камаль и Омар тоже.
– Я хочу оценить качества Джамиля. Он любит драться.
– Я подумаю над тем, что ты сказал, и может быть оставлю на вас троих внешний ночной пост.
– Но это ставит вопрос о численном несоответствии и о честности, которая взяла верх надо мной. Нам нужны два комплекта хороших часовых внизу у моря.
– Наверно, ты не ожидаешь, что хаджи Ибрагим оставит свой столь важный команд-ный пост.
– Эта мысль никогда не приходила мне в голову, - быстро ответил я.
– В таком случае нет способа исправить это несоответствие.
– Одна туманная возможность пришла мне в голову, - сказал я.
– Ты пытаешься обсуждать со мной или убеждать меня?
– сказал Ибрагим.
– Просто стараюсь исправить несоответствие. Днем мы могли бы больше занять Ка-маля и Омара тем, что они могут делать. Как ты уже знаешь, отец, никого из них мы не можем послать в Иерихон, потому что они уже там напортили. Сведения, с которыми они возвращаются, редко бывают верными, и они могут даже выдать наше местоположение. Им надо заниматься чем-нибудь вроде сбора дров, установки ловушек, хождения к источ-нику. Им нельзя давать такие задания, где нужно принимать решения.
– Если то, что ты говоришь, найдет отклик в моем сердце, то нам придется делать это тремя ночными сторожами.
– Это будет нагрузка, которую нам не нужно нести... математически, - сказал я.
– Ишмаель, не пытайся просвещать меня своей образованностью. У нас шесть чело-век. Я должен оставаться на командном посту, еще двое ничего не стоят. Остаются трое. Разве не получается в общей сложности шестеро?
Я закрыл глаза,
затаил дыхание от страха, как со мной часто бывало, и сказал:– У нас есть здоровая и способная женщина, которой почти что нечего делать.
– Не ухватываю, кого ты имеешь в виду.
– Отец, - сказал я с дрожью, - я научил Наду стрелять из моего ружья. Я поставлю ее выше любого здесь... кроме тебя, конечно.
– И ты также позволяешь ей ехать позади себя на Абсаломе и по секрету учишь ее читать и писать, - сказал Ибрагим.
О! Священное имя пророка! Я знал, что меня спихнут с моего выступа пятидесяти футов высоты на землю ударом руки, ногой, пинком! Я закрыл глаза в ожидании развязки. Я так тщательно хранил тайну! Так тщательно!
– Я уверен, что Сабри не прочь стоять ночную вахту с Надой, - сказал Ибрагим.
– О нет!
– воскликнул я, вскакивая на ноги, и семейная честь выступила из моих пор.
– Я имел в виду только себя и Джамиля!
– Сядь, - сказал отец со зловещей мягкостью.
– То, что ты пытаешься сделать с На-дой, невозможно. Это лишь приведет к беспорядку в ее жизни.
– Но наша прежняя жизнь кончилась, отец.
– Тогда нам надо потратить годы в ожидании, когда она вернется, а тем временем мы не должны расставаться с тем, что мы знаем и кто мы есть. Что хорошего может быть для Нады в том, чтобы уметь читать и писать?
– Когда мы уйдем отсюда... в те годы, которые уйдут, чтобы вернуться в Табу... один Аллах знает. Может, ей нужна будет работа.
– Никогда.
– Но умение читать и писать может принести ей счастье.
– Она будет счастлива с мужчиной, за которого я выдам ее замуж.
– Отец, жизнь переменилась!
– Кое-что не меняется, Ишмаель. Позволь женщине идти по тропе впереди себя, и будешь чуять ее всю жизнь.
Он был непреклонен, и его приказ прекратить учить Наду и помогать ей был абсо-лютным. Я полностью потерпел поражение в своем деле и хотел уйти.
– Сядь, - сказал он снова. Глядя в пустыню, он обращался ко мне отвлеченно, как к камню.
– Надо наблюдать за Сабри. Он происходит из города бессовестных жуликов. В семье может быть сколько угодно детей мужского пола, но только один сын. Ты прохо-дишь свой первый урок тесной дружбы. Чтобы быть сыном, который следует своему отцу, ты должен узнать все обо всех вокруг тебя... кто будет твоим преданным рабом... кто бу-дет играть на тех и других... а главное, кто опасен. Немногие лидеры переживают своих убийц. Если у тебя сто друзей, отвергни девяносто девять и берегись одного. Если же он твой убийца, съешь его на завтрак прежде, чем он съест тебя на обед.
Должно быть, я выглядел идиотом. У меня пересохло во рту.
– А ты, сын мой, домогался лидерства, как только научился ходить.
– Я глупый, - выпалил я.
– Сочетание многих глупостей может иметь результатом достойного человека, если только он учится на своих глупостях. Равновесие мужчины и женщины подобно равнове-сию жизни в этой пустыне... оно очень хрупко. Не играй им. Что касается Сабри...
– Я унижен, - прошептал я.
– Я знал о Сабри с первой минуты, - сказал Ибрагим.
– Ты в самом деле веришь, что его принудили спать с иракским офицером, жить с ним день и ночь?