Хаидэ

Глава 44

Новый взрыв криков вырвал Мератос из беспорядочных раздумий. Она огляделась, стараясь понять, как оказалась тут, на второй скамье, посреди орущих и качающихся женщин. Ощупала подушку, запихнутую под платье, и сильнее стянула поясок, чтоб та не выпала. Сунула руку в кошель на поясе и, наконец, разжала потные пальцы, отпуская свою добычу. Надувая щеки, выдохнула, успокаивая себя. Чего же так беспокойно? Теренций сдался и взял ее с собой. Она наелась вкусного и пила знатное вино. И даже получила подарок, и чуть-чуть отомстила хозяину, который почти муж. Хмуря светлые бровки, пыталась сообразить, но лишь странные голоса, касаясь памяти, отлетали испуганно, как только она обращалась к ним. Да легкие картинки шли почти мимо сознания.

… гортанный голос рабыни, что позвала ее. И этот мужской смешок в темноте. Как же, восхищен красотой. А смеется, как Лой, когда тот шлепает ее по заду, зная, что никуда не денется.

Она присмотрелась к уходящему из клетки распорядителю и открыла рот. Надо же, как похож на того красавчика, что волочился за княгиней в доме Теренция. В моем доме, мысленно поправила себя и пригорюнилась, злясь. Как же, в ее доме. И чего надо старому тюфяку? Она такая же красивая, даже еще красивее, потому что стала гладкая и пышная грудью и бедрами. И всегда ложится в его постель. Слушает, если ему надо побурчать, ругая городские порядки. И такие же светлые длинные волосы, а уж как она их убирает! Теренций купил ей лучшую рабыню для этого!

Она повела плечами, с гордостью думая о гребнях в волосах. Уставилась на клетку. Скорее бы этот грязава загрыз своих кошек, да можно будет уйти в покои. Лечь и отдохнуть. Быть знатной, оказывается, такой труд. Лучше валяться в перистиле, болтать с рабынями, бросаясь косточками персиков в пробегающих за колоннами слуг. Ждать вкусного обеда. Правда Теренций вечно тащит в рот всякую заморскую дрянь, и ее заставляет, чтоб ела. Фу. Она передернула плечами, вспоминая склизкие ошметки в мокрых ракушках. И эти еще, с червями вместо ног. То ли дело хорошо испеченная белая булка, да чтоб побольше в ней изюма, масла сверху, да с медом. И запивать кисляком. Ну, пива еще можно, похмельнее. От него песни.

Эта рабыня, когда несла кувшин. Как-то так повернула бедро, выставила перед собой ногу. Лицо наклонила. Худая, как плеть. И что вспомнилась? Мо-ой госпо-один… жде-от тебя…

Нуба за прутьями прыгнул, уворачиваясь, и вдруг упал, подвернув ногу. Опираясь руками о каменный пол, вскочил, рыча, и тут же качнулся, отрывая от своего плеча воющий пятнистый комок.

— А-а-ах… — толпа замерла, напряженно ожидая смерти. И выдохнула, когда кошка, покатившись, поднялась на лапы и, приседая, пошла вперед, следя за движениями врага.

Техути у бокового входа, запертого на засов, жадно следил за движениями демона. Зная о зелье, отмечал, вот великан споткнулся, но сразу выпрямился, выставляя руки со скрюченными пальцами. А вот качнулся и кошка, взлетев, вцепилась в неловко подставленное плечо. Но он еще силен. Там, где не достает ловкости, он ломает зверя, и только шелковая гладкая шерсть спасает воющую тварь от участи своей погибшей подруги.

Техути нащупал рукой кошель, сжал через мягкую кожу круглый бок пузырька. Может быть мало всыпал? Две горошины в самом начале, еще одна в чашу с вином. Да хватит ли человеку-горе трех комочков медленного зелья?

Великан упал на колени и, опираясь руками, скользящими по кровавым пятнам, замотал головой. Поднял лицо, и толпа ахнула: раненая кошка рванулась вперед, обхватывая плечи и шею демона все еще сильными лапами.

Вот. Сейчас! Техути подался к прутьям, облизывая губы сухим языком. Повел шеей, не поворачиваясь — будто нахальная муха ползала там, щекоча кожу.

Алкиноя стояла в проеме арки, взгляд ее был таким же тяжелым, как бывал у ее матери, ждущей оправданий от нерадивых приказчиков. Глядя на спину и затылок Техути, девочка тоже, как и Мератос, хмурила брови и шевелила губами, о чем-то напряженно думая. Но в тяжелом взгляде не было беспокойной растерянности как у бывшей рабыни. А лишь упорная уверенность.

— Убил! — закричал кто-то, и по рядам зрителей пронесся вздох, люди повторяли, подаваясь вперед, чтоб лучше разглядеть:

— Убил. Он загрыз ее!

— Нет, еще нет.

— Да! Кровь.

— Мои деньги, — прорыдал мужской голос и все покрыл нервный скачущий смех.

Снова уставясь на возню в клетке, мужчины качали головами, начинали какие-то слова и смолкали, не договорив.

Демон кружил по клетке, держась лицом к зверю, а тот, приседая на задние лапы, поворачивал к нему морду, бил хвостом, рыкая. Не выдержав, кто-то заулюлюкал со скамьи, насмехаясь над великаном.

— Что танцы устроил? Бей!

— Порви ее!

— Откуси голову!

Хаидэ поставила ногу на каменный бортик, готовясь. Неважно, что там думает Техути и стал ли Нуба демоном…Не напороться на острия железных кольев. Лучше обежать бассейн, прорваться в калитку, отшвырнув Техути от засова.

Мысль заняла малую часть времени — будто падение медленной капли. И вдруг чьи-то руки заломили ей локти, в спину уперлось холодное острие. Вскочив рядом на бортик, мужчина в короткой тунике и перевязи с ножнами, дал ей затрещину и надежно вцепился руками в волосы, наматывая на кисть. Резко потянул, заставляя задрать лицо к далекой луне.

— Ах, стерва…

— Она, она! — хрипел позади задушенный голос, — эта сука меня. Она точно, за-заворож…

Закашлявшись, сплюнул, сипло договаривая предостережения.

— Отдохни, Гетей, не видишь, втроем держим.

Грубые руки прошлись по животу и бедрам, срывая повязку. Упал, и, отскочив от камня, булькнул, уходя в воду, спрятанный в ножны кинжал.

— Экая тварь. Может соглядатай чей? Нужно доложить госпоже.

— Нужно, нужно, — хрипел Гетей, пиная ногой лежащую Хаидэ, которой быстро стянули руки ремнем, а ноги связали ее же повязкой, — сейчас прям нужно. Ты иди, воин, поди к ней, скажи.

— Не видишь, там веселье самое. Подождем. Тащи на конюшню. Там поваляется.

Хаидэ отчаянно извивалась, но мужчины, вцепившись в связанные лодыжки, облапив поперек живота и за шею, втроем поволокли к задней стене дома. Швырнув на соломенную труху, запинали поближе к каменной стене. Стражник нагнулся, разглядывая в полумраке размазанный черный рот и блестящие глаза:

— Будешь дрыгаться, вымя отрежу, сука. Не боись, хозяйке покажем живую. А покалечить — малехо покалечим. Лежи лучше тихо.

Из перистиля, приглушенный стеной и деревянными перегородками, донесся вопль толпы.

— У-убил!

И гомон, что раздался следом, подтвердил, на этот раз схватка закончилась. Демон снова обманул свою смерть.

Звеня мечом, стражник выпрямился.

— Стерегите. Я пошел. Люблю смотреть, как эта змеища ломает кости.

— Почем знаешь? Он уже кончил двух кошек. И змея задавит.

— Не-е-е, — воин, уходя, звенел шагами и смеялся, — не, эту змеюку никто не победит голыми руками. И шкура у нее — не укусишь.