Хаидэ

— Ты умный же! Помнишь, винишко пил, мне все рассказывал, в шалаше? Я ж знаю, и где ножик украденный лежит. И как ты задавил в степи солдата и схоронил его в черной глине! Сам рассказал.

— Пьяный был. Растрепал.

— Он тоже! Я же любилась с ним. Все-все говорил мне!

Она замолчала, и руки Грита ослабили хватку. Повернулась, отчаянно глядя в широкое лицо с косматой, но жидкой от соленых ветров бородой.

Грит колебался. В палатке осталась девочка, но хитрая Рата оказалась права — скучно с ней, даже помучить толком нельзя, больно уж дохлая, помрет еще. А что терять ему в деревне? Драки да кислое винишко?

Над линией моря, в светлеющем воздухе вспухал нежный полукруг розоватого света. Скоро утро. Рату в деревне изобьют и, может, она помрет, харкая кровью. Подарок заберут. А он останется в своем шалаше.

— Если мне врешь, Рата…

— Нет-нет-нет, Грит! Поехали со мной! Схоронишься на окраине, и я клянусь тебе Гекатой, страшной клятвой, мы вместе заберем золото князя. Он и не узнает!

— Показывай ключ!

— Грит, надо ускакать. Проснется Мант и нас вдруг догонят. У них седла. Нет, нельзя тебе суму, там… там ворожба, только я вот могу!

Мужчина вскочил, отталкивая Мератос, смотал с пояса длинную грубую веревку. Приплясывая, захлестнул петлю вокруг лямки сумы, висящей на шее женщины.

— Давай на лошадь. Коли надумаешь удрать, подарок, прыг, останется у меня. А твоя голова скрутится, как у куренка.

Захохотав, сам забрался на коня, пнул того пятками, намотав на запястье конец веревки.

Солнце явилось над мелкими волнами пылающей точкой, и медленно выкатываясь, смотрело вслед двум беглецам, уходившим в ложбину за очередным холмом, уже далеко от края озера. Расправляя себя, величаво шло вверх, сперва раскаленной половиной, потом ярким красным кругом, соединенным с водой широкой пуповиной света, и вот оторвалось и повисло, теряя красную краску, светлея под топот копыт.

В наступающем зное Грит, сдувая пот, текущий со лба на нос, крикнул:

— Давай, стой! А то сверну шею.

Мератос отчаянно осмотрелась, давя коленями в конские бока. Сейчас он откроет суму, шкатулку, а — никакого ключа. Заберет подарок и ускачет сам. Ее убьет. Он сможет.

— Да. Вон за камнями!

Поддала ходу, стараясь держаться рядом, чтоб не вывернуть шею натянутым к сумке поводком. И взмолилась, водя глазами по высушенной траве и серым валунам, натыканным редко по склону. Пусть Геката, ночная темная дева, поможет…

Конь Грита заржал и, резко дернувшись, Мератос полетела с лошади, размахивая руками и хватаясь за шею, обожженную рывком надетой сумки. Ударяясь щекой в траву, поползла ближе к упавшему Гриту, а кони, встревоженно крича, убегали в яркую степь.

— Грит? Ты что?

Тянула ремни, чтоб сумка не задушила ее. Мужчина лежал, с недоумением глядя вверх широко раскрытыми глазами. Махнул руками, возя по колючим колоскам. Сморщил заросшие щеки.

— …Убери с ног. Что там.

Мератос приподнялась, осматривая неловко согнутое тело, раскиданные ноги в дырявых штанах. Подхватив веревку, встала, покачиваясь, и тень от ее растрепанной головы наползла на мужское лицо.

— Н-ничего. Ничего. Я сейчас.

Метнулась, дрожа и нагибаясь, схватилась руками за острый обломок, торчащий из земли. Тот не подавался. Кусая губы и бормоча, кинулась к следующему. Да где ж взять хороший камень. Как для Ицы…

— Не могу, — в хриплом голосе мужчины прорезалось удивление и следом — страх, — встать не могу. Ноги.

— А? — она выпрямилась, медленно подошла, опуская грязные руки с обломанными ногтями.

Он лежал так же, поводя плечом, а ниже пояса тело осталось неподвижным. На грубом лице одна гримаса сменялась другой, и вот он сдался, с шумом выпуская из легких воздух.

— Нет. Не могу. Да помоги сесть, сучья пасть!

Не веря своему счастью, Мератос подошла вплотную. Легонько пнула его в бок, кривясь от боли в ушибленной ноге. Грит все так же смотрел в небо. Елозили по траве руки. Женщина расправила плечи и подняла к небу лицо, засмеялась, хрипло каркая.

— Слава тебе, Геката-спасительница! Я жива. А ты, — она снова пнула Грита под ребра, — сучий хрен, гнилой вонючка, умрешь сейчас!

Она растянула в руках веревку, встав на колени, накинула петлю на толстую шею.

— Рата, погодь, Рата. Ты же. Ты ж любишь меня, а? Помоги сесть.

Женщина с трудом собрала слюну и харкнула в расплющенный нос. Смеясь, стала стягивать на горле Грита петлю. Сумка, болтаясь на шее, мешала, и она бросила веревочные концы, стащила ремни через голову.

— Нет. Сперва увидишь, какой подарок прислал мне князь! Потому что это я-я-я люблю его, да-да-да!

С трудом перевалила тяжелое тело на бок и, убедившись, что глаза, моргая, следят за ее движениями, села, скрестив ноги. Раскрыла сумку. Из плотного кошеля с начертанными на нем знаками вынула блестящую резную шкатулку. И наслаждаясь, провела пальцами по завиткам.

— Какая красивая. Кому ж еще. А тебя я убью, как старую Ицу, найду камень получше и вдарю по голове. Нужен ты мне, вонючий козел. Тьфу на тебя. Тысячу раз тьфу. Эй!

Отдернула ногу, за которую он попытался схватить ее непослушными пальцами.

— Ты убила Ицу? Убила?

— Ага. Блажила, что любит князя. Вот дура, а? Поганка, семя болотного демона, моего князя — она! Шелудивая тварь. Да она старее степи!

Сев так, чтоб руки Грита не касались ног, положила шкатулку на ободранные колени и открыла, распахивая легкие створки. Восхищенно вздохнув, потащила изнутри длинную вычурную цепь, украшенную красными и зелеными камнями.

— Ай, как прежде! Как мои все вещи!

Пальцы ласкали тяжелое золото, перебирали колечки и гладили выпуклые камни. И, потрогав большой медальон, сомкнутый двумя чеканными половинками, Мератос торжественно надела украшение на шею, расправила на груди.

— Смотри, какая я! У меня снова будут одежды и рабы! Вкусная еда.

Поднимая к лицу медальон, щелкнула витым крючочком и половинки раскрылись. Изнутри, мягко перетекая по пальцам багровой шерстяной ниткой, поползло длинное тельце, обрамленное бахромой цепких ножек.

Раскрыв рот, Мератос смотрела, как коричневая с кровяным блеском сколопендра обвивает пальцы, оставляя на коже дорожку из алых точек. А следом за первой из золотой скорлупы уже торопилась вторая. И третья выпала, затерявшись в складках сбитого на груди хитона.

Под хриплый хохот лежащего Грита женщина вскочила, вертясь и размахивая руками, затопала, сдирая с себя тряпье. И упала, раскрывая по-рыбьи рот с белесыми деснами, от которых отошла кровь. Заскулила, тряся головой, куда уже торопился из-под кожи яд, оставленный сотнями коготков на сотнях лапок.