Хаидэ
Шрифт:
— Да, муж мой. Так и сделаем.
И снова время качнулось, кренясь как лодка, чтобы, перегибаясь с края, женщина заглянула в собственное прошлое. Фития, хмуря брови, руководила женщинами. Приехавшая из полиса Анатея, кланяясь и целуя край рукава княгини, заплакала, с умилением глядя на мальчика. И засуетилась, помогая растянуть шкуры, огораживающие походную баню.
Как тогда, перед первым свиданием с мужем, Хаидэ сидела в старом кожаном корыте, куда Силин подливала из казана горячую воду. А после стояла босиком на расстеленной шкуре, пока Анатея обливала ее розовой водой и умащивала драгоценным маслом. Тонкий
Когда Хаидэ уселась в эллинскую повозку, Теренций подъехал, оглядывая жену. Хмыкнул, улыбаясь.
— Ни время, ни дикая жизнь, ни роды не навредили тебе, прекрасноликая. Правда, лицо твое цветом снова, как медный казан, в точности как у той девчонки, что зарезала мою лучшую кобылицу. Но, видно, так будет всегда. И даже это не делает тебя хуже. Пусть мальчик едет с нянькой. А мы с тобой вступим в город вместе, как муж и жена.
Подъехал вплотную и добавил вполголоса:
— И, может быть, нынешней ночью ты, наконец, порадуешь меня своей любовью?
— Нам предстоит пир, Теренций. Давай все прочее решим дома.
Плавное течение прошлого несло ее, как несет лодку река, и рука, окунаясь, ловит то лист кувшинки, то намокшую ветку. Вот городские ворота, куда въезжала она когда-то в окружении черных наемников Торзы. Вот поворот на рыночную площадь. Там на повозке стояла Ахатта, швыряя в испуганную толпу яростные слова. А вот над городом храм Аполлона, уперся в белоснежное основание стройными колоннами. Это место мужчин, там они собираются на городской площади, чтоб сговориться, куда отправиться — в бани или в гимнасий, после важных мужских дел.
Большой дом Теренция не изменился, что дому какой-то год жизни степной княжны. Так же ржали на конюшне холеные кони и бегали по двору рабы. И так же пахло мясом и пряностями с заднего двора, где кухня выходила на мощеный дворик, полный начищенных казанов, треног и столов для разделки дичи.
А в спальне княгини снова смотрел на людей Посейдон, опираясь на длинный посох, и его борода завивалась белоснежными клочьями пены, в которой купались нереиды и дельфины.
Придерживая подол, княгиня прошлась от двери к широкому окну, на котором ветерок раздувал светлые шторы. И выглянула наружу, посмотреть на яркую полосу моря за красными черепичными крышами. Близился вечер, и солнце укатывалось за край окна, заливая белые стены домов медным светом.
— Завтра мне предстоит нанести визит архонту, — сказал Теренций за ее спиной, — или ты сама жаждешь рассказать ему о планах единения с племенем? Ты — вождь.
Хаидэ повернулась. Сжала на груди руки, глядя на хмурое лицо мужа. Отмечая с жалостью и раздражением — он постарел. Снова. Потяжелел телом и обрюзг лицом. А может она отвыкла от мужа, видя изо дня в день высушенные солнцем и степью лица своих воинов…
— Теренций, я не бегун в гимнасии, мне нет нужды соревноваться с тобой. Так случилось, что я взяла на себя заботы о племени, ведь я дочь Торзы. Это значит, что я не могу быть тебе просто женой. Но ты получаешь больше! Так выбери и пусть покой придет в твое сердце! Ты умен и знаешь, если прибавилось в одном, то непременно убудет в другом! Тебе нужна я? Я в гинекее, с кифарой и флейтами, пока ты пируешь с мужчинами и девушками? Чтобы жены твоих друзей захаживали на женскую половину за сплетнями? Скажи мне! Готов ли ты
взять это и отказаться от преимуществ быть почти повелителем лучших воинов этого края? Ответ кажется ясен!— Ясен! — Теренций почти кричал, подступая к ней, — да! Но твои вопросы лживы, потому что, если я выберу тебя — жену, ты все равно уйдешь. А значит, выбор не мой, а твой!
— Это выбор судьбы, — тихо ответила Хаидэ.
И грек остыл, опуская голову.
— Да. Ты права, это выбор судьбы.
— И у тебя есть сын, — напомнила ему княгиня, — ты еще не держал его на руках. Это сын, мальчик, тебе повезло больше, чем Торзе. Он так хотел сына, а родилась я.
— Анатея! — крикнул Теренций, — Анатея, где мой сын?
На лестнице послышались шаги, и вместо Анатеи в покои вошла Ахатта, поклонилась, протягивая спящего мальчика. Настороженно глядя, как отец принимает ребенка в руки, сказала:
— Он только что поел и ему надо спать.
— Ничего, ему не повредит мужская компания.
Он смотрел на круглое серьезное лицо сына, поджатые губы и маленький, но уже крупный носик.
— Мне в радость, что он похож на тебя, князь, — прошептала Хаидэ.
Теренций кивнул.
— Ты сдержала обещание, жена. Подарила мне сына, значит, мое будущее продлилось и оно длится в свет надежды. Сегодня я буду думать, как мы назовем нашего мальчика. На, — он вернул ребенка Ахатте и мрачно посмотрел, как она выходит из покоев.
— Я прикажу найти ему настоящую кормилицу. А эту забирай с собой, чтоб не глядела тут черным глазом, не наводила порчу.
На ступеньках за дверью Ахатта прислонилась к стене, качая ребенка. Прошептала, усмехаясь:
— Видишь? Ты не мой сын. Тебя перебрасывают, куда хотят, как игрушку. Да ты и есть игрушка для них. Или — деньга в кошеле.
Серебряная подвеска холодила живот, покалывая грудь снизу крюками лапок. И казалось Ахатте, всякий раз, когда ей в голову приходят верные мысли, холод становится сильнее. И ласковее. Ложится нежной прохладой на пылающую отравой кожу.
В спальне Хаидэ села перед большим зеркалом, коснулась лежащих на мраморе гребней.
— Пойдешь вниз, пришли Мератос, пусть девочка расчешет меня и разденет, я устала.
И оглянулась, на внезапное молчание мужа. Поймала быстрый взгляд, который он тут же отвел в сторону.
— Ты что, отослал ее в рыбацкий поселок? Она провинилась? Или продал?
— Нет. Я пришлю.
Муж ушел, а княгиня снова стала смотреть на себя в блестящую металлическую поверхность, чуть дрожащую, когда внизу слышались крики или громкие шаги. После заката будет пир, надо сидеть. Как и раньше, куклой кивать приходящим гостям, выслушивать высокопарные речи. А потом, отбыв положенное время, воскурить палочки на домашнем алтаре в перистиле и отправиться в спальню, чтоб до утра слышать, как буйствуют хмельные гости. Судя по мелким кровяным жилкам на щеках мужа и в его глазах — славу о своих пирах он поддерживает по-прежнему.
Она обернулась на звук шагов.
— Мератос! Да ты стала совсем большая! И красивая. Я рада видеть тебя, девочка. Сними украшения. Ты сказала Фитии, чтоб она наполнила ванну?
Мератос поклонилась и, отводя накрашенные глаза, стала освобождать светлые волосы Хаидэ от золотых сеток. Она молчала сама и на веселые вопросы хозяйки отвечала отрывисто и односложно, будто через силу. И, наконец, Хаидэ встревожилась.
— Что случилось? Тебя тут обижали? Ну-ка рассказывай. Может быть, хозяин купил новых девушек и вы ссоритесь?