Халид его пленница

– Кого ты так выглядываешь? – Нигяр, как хитрая лиса, посматривает на дверь. – Халида?

– Турай, - отвечаю честно, делая глоток кофе. – Мы вчера столкнулись… 

– А-а-а, бедная девочка. Сама не своя с тех пор, как… Лишнего болтаю, извини. Нужно на стол накрывать, скоро завтрак.

Хмурюсь, не понимая ничего. Значит, нужно будет спросить напрямую у Халида. Ведь у нас впереди ещё не одна игра. А мне интересно, что произошло с Турай.

С тех пор, как…

Я вернулась?

Халид взял её в невесты?

– Доброе утро, Ада.

Поднимаю взгляд на мужчину, не успеваю собрать мысли воедино. Как он уже подходит, опуская ладонь на ягодицы. Тянет к себе, жестко целует. От Халида пахнет зубной пастой и сигаретами.

Руки сами, на автомате, обнимают его за шею. Целую в ответ, вжимаясь в крепкое тело. Приоткрываю губы навстречу мужскому языку, тону в водовороте чувств.

И лишь когда Халид отстраняется, вспоминаю как дышать и реагировать. Что не должна так плыть от простого касания, поддаваться навстречу. Но так ведь даже лучше… 

Не спорить, не отталкивать. Пусть мои чувства найдут выход, погребут меня. А вместе со мной и Халид пойдёт на дно. А я… Как-то потом справлюсь с осколками.

– Чтобы ты не огрызалась, надо лишь тебе кофе с утра организовать?

С удивлением наблюдаю за мужчиной. Сегодня он, явно, в хорошем настроении. Не улыбается, конечно, но и не рычит сквозь стиснутые зубы. Отодвигает меня в сторону, сам готовит себе кофе.

Пока кофейный капли медленно пробиваются через фильтр, мужчина забирает мою кружку. Спокойно пьёт, облокотившись на кухонный столик. И наблюдает за мной.

– Что? – не выдерживаю, скрещивая руки на груди.

– Новое правило, Ада. Ходить можно только в моих рубашках. Мне нравится.

– Рада за тебя, но я не буду так ходить. 

– Ада.

– Твои рубашки огромные, - опережаю грубый тон, хватая края свисающей ткани. – Видишь? Я в них тону.

– Вижу. 

Протягивает мне руку, пока я не дойду. Думала, что снова прижмет, но вместо этого Халид рассматривает свою жу рубашку. Задевает край, а мне кажется, что в его одежду поместится три меня.

И что-то колет в сердце. Темное, опасное, чему никогда нельзя давать выход. Но я вспоминаю себя беременную, с животом, который внезапно начал выделяться на шестом месяце… И думаю, что тогда рубашки Халида подошли бы идеально. 

– Да, ты права, не подходят, - мужчина кивает, запуская ладони под край, касаясь горячими ладонями поясницы. – Надо что-то больше найти, слишком открыто. 

– Хал!

– Не спорь. Ты не будешь ходить в таких брюках, где всю жопу видно.

– У меня не жопа. 

– Хорошо, - действительно, Халид в лучшем расположении духа, потому что просто кивает. А на губах появляется короткая усмешка. – Не жопа, зданица. Очаровательная и упругая задница, Ада.

Ничего не могу сказать на это. Молчу, чтобы не разрушить хрупкое равновесие. Это как прыжки в пропасть, всегда. Кульбиты, паника и злость – а после твердая поверхность под ногами. А затем между нами с Халидом что-то происходит и снова пропасть.

Нестабильность высшего разряда, как на американских горках. И я не до конца понимаю, что мне с этим делать. Как подстроиться, если я никогда не могла реагировать быстро. 

– Сегодня у тебя большие планы с Кемалем, будь готова. Выберете квартиру, купите нормальную одежду, а не твои… тряпки открытые. Закупишь всё, что нужно. 

– Попробуешь нацепить на меня платок, и я тебя им удушу.

Произношу уверенно, хотя подобное может стоить мне дорого. Но я не могу позволить просто завернуть меня в платок, паранджу или хиджаб. Это буду не я. И, естественно, Халиду плевать на подобное.

Но просто молчать я не могу. Обещала себе, должна ради Яна и сына, но ради самой себя – я должна бороться. Хоть где-то, как-то. Сохранить маленькие крупицы своей личности. Чтобы было из чего собирать себя заново, когда Халид наиграется. 

– Я бы посмотрел на это, колючка. Силёнок не хватит. Но нет, без платка, - его пальцы зарываются в мои волосы, крутят пряди. – Хочу видеть твои кудряшки.

Киваю, потому что – естественно это не для меня поблажка. Просто мужчине так больше нравится. Если завтра он возненавидит мои кудри, то попытается нацепить на меня платок. А я постараюсь оттяпать ему пальцы.

– Пошли завтракать, Ада, - его губы на секунду прикасаются к моим. Терзают не кожу, а саму душу. – У нас двоих будет сложный день. А вечером я заеду к тебе.

* * *

– Ну что ты, мой маленький.

Ян, перепачканный в краске, забирается на меня. Жмётся, что-то бормочет себе под нос. Жалуется на то, что «ба Ка» – тетя Катя – кормила его кашами. 

Сын ни на шаг от меня не отходит. Да и я не хочу его отпускать. Прижимаю крепче, помогаю перебрать кубики на полу. Знаю, что скоро придётся расстаться, и у меня рвёт сердце в клочья.

– Ян! – ловлю ладонь мальчишки, когда он дёргает меня за волосы. – Маме больно, так нельзя делать.

– Кудли.

И снова сильнее дёргает, не слушая. Никакого теста на отцовство не нужно, вылитый Халид. Только если сыну я могу сказать за боль, то с мужчиной буду молчать до последнего. Не подарю такой радости, как узнать, что он может сломать меня.

– Такая хорошая погода на улице, - тетя Катя заглядывает, поправляя фартук. – Сходите погуляйте, а я наготовлю пока. Янчик весь в тебя, ничего не кушает. Может свежий воздух… 

– Я скоро уеду, погуляете с ним? Только кепку на голову, чтобы волосы прикрыть. Обязательно! Не ходите там где пусто. И… 

– Доченька, моя Ника сколько лет прячется? Всё я знаю. Ох, угораздило же вас… Прости Господи. Точно сёстры. Ну ничего… Это ничего, всё образуется.

Тетя Катя отходит к окну, что-то повторяет. Знаю каждую фразу наизусть, потому что так успокаивала женщину давным-давно. Когда Ника сбежала, и мы были уверены, что история закончится быстро.

Сколько девушек вокруг, но не может же бандюган вечно бегать за одной? Может. Когда ты их предаешь, когда задеваешь – они из-под земли достанут нужную девушку.