Хамелеон 2

— Ну же, ну же, когда же уже, — высунувшийся с биноклем из люка командирской башенки Геркан настороженно рассматривал приближающиеся к его позиции пехотные цепи марокканцев и одновременно прислушивался к доносящимся до неожиданно быстро притихшего города звукам.

Раскинувшийся в 37 километрах южнее столицы небольшой провинциальный Ильескас должен был стать следующей целью наступающих на этом направлении сил мятежников, о чём танкисты узнали чуть менее двух часов назад, когда сами подошли к нему со стороны Мадрида и встретили бредущие им навстречу разрозненные отряды республиканцев. Это были жалкие остатки гарнизона городка Баргас, что пал днем ранее, и гарнизон расположенного куда ближе городка Юнкос, откуда защитники сдристнули, по-другому и не скажешь, не дожидаясь подхода противника. Благо хоть военинженеру 2-го ранга, как и командиру танкового батальона, предоставили переводчика, отчего переговоры Александра с одним из командиров испанцев не были похожи на общение глухого с немым. Всё же его скромных познаний в испанском языке пока что совершенно недоставало для нормального общения с местными. Разве что на совсем уж бытовые темы и общие вопросы.

Правда, самого комбата — а именно Миши Киселева, на этом направлении не было. Он вместе со второй ротой батальона выдвинулся на юг по параллельной дороге, шедшей километрах в двадцати западнее, с целью отбить стратегически важный город Талавера, что перекрывал единственный западный проход в долину Тахо и служил центром снабжения аж трех вражеских колонн. По сути, вверенные Михаилу силы — рота тяжелых танков и два посаженных на грузовики батальона пехоты из числа исключительно испанских коммунистов, демонстрирующих на фоне всех прочих максимальную стойкость в бою, должны были опробовать на деле тактику глубокой операции. Именно им надлежало прорваться сквозь передние ряды противника и нанести молниеносный удар по наиболее значимой для того тыловой базе. Заодно одновременно отрезая данные силы от единственного удобного пути отступления из долины, за исключением многочисленных горных троп, которыми спокойно могла бы уйти пехота с кавалерией. Тогда как третьей роте, к которой оказался прикреплен Геркан, надлежало стать главной ударной силой для возвращения в руки республиканцев города Толедо, где располагался один из крупнейших патронных заводов страны. Правда, им какой-либо местной пехоты не дали вовсе, наказав брать под своё командование все встреченные по пути отряды, для чего придали танкистам штабного офицера из числа местных, которому и должны были переходить в подчинение испанцы. В общем, организация контрудара была осуществлена на столь «высоком» уровне подготовки, что хотелось попросту плеваться! Хотя, о чём вообще тут можно было говорить, если документ о создании новой официальной армии был подписан премьер-министром Испании всего один день назад, в то время как на празднование своего восшествия на данную должность он отрядил аж две недели чуть ли не ежедневных гуляний. Да и то создание новой армии Испании стало результатом давления на него, как половины министров, так и представителей Москвы. Тогда как сам премьер-министр Франсиско Ларго Кабальеро всё надеялся одержать верх в противостоянии, применяя исключительно партизанскую тактику малых групп, как это было во времена Наполеоновских войн. Видимо, вовсе позабыв, что теперь его сторонникам приходилось сражаться не с интервентами, а со своими собственными согражданами, которые знали местные горы ничуть не хуже республиканских бойцов. И, тем не менее, что-то да делалось. Тут и там десятки и даже сотни тысяч людей вносили свой посильный вклад в победу республики. И вот теперь, наконец, настала очередь продемонстрировать себя во всей красе самым лучшим танкистам РККА.

— К бою! — наконец дождавшись долетевшего до крайних домов города похожего на сход каменной лавины рокота, Геркан нырнул внутрь танка и, повернувшись к командиру башни, кивнул тому головой, скомандовав, — Пехота противника, орудием, триста, огонь! — При этом задраивать люк, как то полагалось делать по уставу, он не стал, поскольку даже во второй половине октября на дворе царствовала страшная духота и жара под 25–30 градусов. Да и лишний раз задыхаться в замкнутом пространстве от воздействия вонючих пороховых газов желания не было никакого. Тем более что вокруг находилась, вроде как, своя пехота.

Учитывая то, что воевать в городских условиях танкистам было не с руки, да и про тактику танковых засад они были наслышаны — труды почившего Калиновского не пропали даром, два из трех взводов роты наскоро замаскировали чуть более чем в двух километрах южнее Ильескаса. Там, примерно в шести сотнях метров в стороне от шоссе, был разбит солидных размеров оливковый сад, где и затихарились до поры до времени 11 танков. Еще же полдюжины, включая машину самого Геркана, которую тот «отжал» у оставшегося в Арчене командира полка, покуда скрывались за наскоро собранными из говна и палок баррикадами, перегородившими все улицы и проходы между домов на южной окраине города. Этим уже надлежало ударить по авангарду противника с фронта сразу после того, как главные силы накроют основную вражескую колонну с фланга. Что, собственно, и произошло.

— Выстрел! — гаркнул наводчик мехводу, чтобы тот успел выжать педаль сцепления. Подобное приходилось совершать каждый раз, поскольку фрикционы банально не выдерживали получаемых машиной при отдаче орудия нагрузок. — Заряжай! — стоило только отрывисто тявкнуть короткоствольной КТ-28, тут же заорал командир башни Александру. Увы и ах, но в машинах, вооруженных подобным орудием, именно командир танка отвечал за открытие затвора пушки, поскольку ему это осуществить было куда как проще, нежели подчиненному. К тому же половина выстрелов располагались в укладках именно с его стороны, что превращало командира машины также в «заряжающего на полставки».

— Бей туда же! — отбросив на время в сторону уставщину, прокричал Геркан, загоняя новый осколочно-фугасный снаряд в казенник. После чего примкнул глазом к танковому перископу, чтобы оценить результат стрельбы, как своей машины, так и прочих танков взвода, открывших огонь следом за ним. — Еще раз туда же! — дернув рукоять затвора и скривившись от повеявшего резкого запаха сгоревшего пороха, потянувшегося вслед за вылетевшей на пол боевого отделения гильзой, Александр закинул на освободившееся место новый унитар. — Еще раз! Еще! Еще! — лишь после шести отстрелянных по паникующим вражеским пехотинцам снарядов, к которым добавились с три десятка фугасов выпущенных прочими танками, он связался по радио с командиром взвода и отдал приказ идти всем в атаку. Ему уже хорошо было видно, что противник полностью дезориентирован и деморализован столь жесточайшим артиллерийским налетом и даже не думает о дальнейшем продвижении или же сопротивлении, откатываясь назад, а точнее, драпая. И потому складывающуюся ситуацию следовало как можно скорее усугубить. Естественно, усугубить для противника.

Может где-то в другом месте никто не позволил бы «технарю» распоряжаться боевым подразделением. Но уж точно не этому и уж точно не здесь. Ведь сам комбат еще в Мадриде, тыкая пальцем в фигуру военинженера 2-го ранга, буквально требовал от всех и каждого в 3-ей роте слушаться того, как родную мать и родного отца разом. В противном случае обещая устроить всяким самонадеянным краскомам страшные кары физического характера, вплоть до противоестественных. Да никто в общем-то и не возражал против такого положения дел, прекрасно зная, под чью руку их неофициально временно передавали. Геркан среди экипажей тяжелых танков личностью слыл известной и уважаемой, как один из аксакалов бронетанковых войск Красной Армии и создатель данных боевых машин.

Увлекая за собой сотни орущих от невероятного воодушевления республиканских бойцов, шестерка танков, ревя своими движками, устремилась вперед, ведя при этом непрестанный пулеметный и орудийный огонь по разбегающемуся по окрестным полям противнику. Урожай уже давно был собран, отчего многочисленные человеческие фигурки хорошо просматривались на фоне голой иссушенной Солнцем земли.

— Дима, не вырывайся вперед! Не гони! Держи скорость десять! — задраив-таки люк и рассматривая расстилающееся впереди поле боя, то через перископ, то через смотровые щели командирской башенки, давал мехводу указания Геркан. — Пусть вражина всегда будет впереди нас! — Конечно, догнать и попросту раздавить солдат противника, было для машины типа Т-24 плёвым делом. Однако здесь и сейчас не просматривалось никакой нужды демонстрировать скоростные характеристики данного танка. Здесь и сейчас требовало набить как можно больше вражеских бойцов, что виделось возможным осуществить, лишь постоянно наступая тем на пятки, но никак не опережая. — Вася, пулеметом их! Пулеметом! — а это уже последовала команда командиру башни. — Бей короткими! Не перегревай ствол! — Удовлетворившись, что весь экипаж танка занят своим делом — стрелок-радист тоже вовсю работал из своего оружия, Александр, наконец, позволил себе отвлечься от отслеживания противника и обратить внимание на действия временных подчиненных.

Пятерка танков 3-го взвода 3-ей роты, как им и было приказано изначально, продвигались вперед строем фронта на удалении в 30 — 50 метров друг от друга, опять же не стремясь непременно догнать противника. Памятью будущего Геркан прекрасно знал, что поначалу у франкистов не имелось под рукой достойного противотанкового вооружения, способного причинить критический урон хорошо бронированным Т-24, отчего у танкистов не было нужды сторожиться или же лететь вперед, сломя голову, при этом активно маневрируя. Нет, здесь и сейчас вполне себе допустимой виделась именно спокойная работа по постепенному и показательному перемалыванию живой силы противника на радость совсем было поникшим от постоянных поражений союзникам. Что перед началом боя Александр и постарался донести до командиров взводов и машин. И ныне как раз наблюдал результаты своих наставлений. Вот подобным образом, временами отрываясь от приборов наблюдения, либо для перезарядки спаренного с пушкой пулемета, либо для связи с командиром взвода, он и провел свой первый, но отнюдь не последний за этот день бой.

Так был частично уничтожен, а частично рассеян целый табор[1] регулярных войск[2], шедший в авангарде колонны, после чего действующие со стороны Ильескаса танки ударили во фланг главным силам противника на этом направлении. Те, не смотря на первоначальный шок от попадания во вражескую артиллерийскую засаду, сумели сохранить боевые порядки и, расположившись с противоположной стороны обстреливаемой из оливковой рощи дороги, вовсю вели ответный огонь по зеленым насаждениям, как ружейно-пулеметный, так и артиллерийский. Просто тогда они еще не сумели понять, что столкнулись в бою с тяжелыми танками, отчего и не предприняли героическое отступление, пока это еще было реально осуществить. Однако с появлением на правом фланге огромных танков, ведущих сильнейший орудийно-пулеметный огонь по их рядам, а также с переходом в атаку еще вдвое большего количества таких же мощных боевых машин по фронту, песенка их оказалась спета.

Сметая на своём пути всякое сопротивление, вроде ведущих огонь прямой наводкой немногочисленных уцелевших полевых и горных пушек, а также установленных на грузовиках зенитных автоматов, семнадцать Т-24 прошли сквозь вражеские ряды, и вдоль, и поперек, сея сущий хаос среди франкистов. Слишком уж сильно последние привыкли к легким победам над слабо подготовленным и плохо вооруженным противником, только с которым им и приходилось сталкиваться доселе, отчего профессионалы своего дела, да еще имеющие в руках самую совершенную технику, оказались натуральными палачами и могильщиками для войск подполковника Баррона. Так два табора марокканцев общей численность почти в 900 человек и целая бандера[3] иностранного легиона Испании, вместе со всеми приданными им вспомогательными частями, оказались раздавлены неожиданно обрушившейся на них танковой волной. Причем наиболее невезучие оказались раздавлены в прямом смысле этого слова. И лишь пара эскадронов кавалерии из флангового охранения сумели умчаться обратно в сторону Толедо, не понеся потерь, тогда как большая часть пехоты и грузовики стались законными мишенями для советских танкистов.