Ханс Бринкер, или Серебряные коньки

Могу вас уверить, что тетушка Бринкер и ее дети поужинали на славу. Теперь незачем было беречь вкусные яства.

– Отцу мы купим хорошую, свежую еду завтра, – сказала тетушка Бринкер, вынимая холодное мясо, вино, хлеб, желе и ставя их на чистый сосновый стол. – Садитесь к столу, детки, садитесь!

* * *

В ту ночь Анни, засыпая, думала, что вчера Ханс, должно быть, искал свой потерянный нож, и как будет забавно, если он действительно найдет его.

А Ханс, как только сомкнул глаза, увидел, что пробирается сквозь какую-то чащу; повсюду вокруг него лежат горшки с золотом, а с каждой ветки свешиваются часы, коньки и сверкающие бусы.

Как ни странно, но каждое дерево, к которому он приближался, превращалось в пень, а на пне сидела невообразимо прелестная фея в ярко-красной кофточке и голубой юбке.

Глава XLII Загадочные часы

В день посещения «феи-крестной» кое-что выяснилось еще раньше, чем нашлись пропавшие гульдены. А именно: выяснилось, как попали в дом часы, которые верная вроу Раффа так ревниво хранила целых десять лет. Не раз в минуты тяжкого искушения она боялась даже взглянуть на них, чтобы не поддаться соблазну и не ослушаться мужа. Тяжело ей было видеть своих ребят голодными и в то же время думать: «Продай часы – и детские щечки снова зацветут, как розы». – «Так нет же! – восклицала она тогда. – Будь что будет, а Мейтье Бринкер не такова, чтобы забыть последнюю просьбу своего мужа!»

«Храни их бережно, вроу», – сказал он, отдавая ей часы. Вот и всё. Никакого объяснения не последовало, ведь едва он произнес эти слова, как один из его товарищей-рабочих ворвался в дом с криком: «Иди, друг! Вода поднимается! Тебя зовут на плотины!»

Рафф сейчас же ушел, и, как тетушка Бринкер уже говорила, она тогда в последний раз видела его в здравом уме.

В тот день, когда Ханс искал работу в Амстердаме, а Гретель, управившись с домашними делами, бродила в поисках щепок, сучков – вообще всего, что годится на топливо, тетушка Бринкер, сдерживая волнение, подала мужу часы.

«Глупо было бы ждать дольше, – говорила она впоследствии Хансу, – если одно слово отца могло объяснить всё. Какую женщину ни возьми, всякой захотелось бы узнать, как попала к нему эта вещь».

Рафф Бринкер долго вертел и перевертывал часы: осмотрел их блестящие полированные крышки, потом привязанную к ним, аккуратно выглаженную черную ленточку. Но он как будто не узнавал их. Наконец он проговорил:

– А, помню! Ты так усердно натирала их, вроу, что они блестят, как новый гульден.

– Да, – сказала тетушка Бринкер, самодовольно кивнув.

Рафф снова посмотрел на часы.

– Бедный малый! – пробормотал он и задумался.

Тетушка Бринкер не вытерпела.

– «Бедный малый»! – повторила она слегка раздраженным тоном. – А как ты думаешь, Рафф Бринкер, зачем я здесь стою, хотя мне нужно прясть, если не затем, чтобы побольше узнать от тебя про эти часы!

– Да ведь я давным-давно рассказал тебе все, – спокойно ответил Рафф, удивленно глядя на нее.

– Вовсе нет, ничего ты мне не рассказывал! – возразила ему жена.

– Ну что ж, если нет… Впрочем, все это нас не касается… так и не будем говорить об этом, – сказал он и грустно покачал головой. – Пока я так долго был мертвецом на земле, бедный малый, чего доброго, в самом деле умер. Да и немудрено: плохой был вид у несчастного!

– Рафф Бринкер! Если ты так обращаешься со мной, хотя я с тобой нянчилась и столько от тебя вытерпела, с тех пор как мне стукнуло двадцать два года, то это прямо стыд и позор! – закричала тетушка Бринкер, густо краснея и задыхаясь.

– То есть как это я обращаюсь с тобой, Мейтье? – промолвил Рафф все еще слабым голосом.

– «Как это»? – проговорила тетушка Бринкер, передразнивая его голос и манеру говорить. – «Как это»? Да так, как обращаются со всякой женщиной, после того как она поддерживала мужчину в беде, после того…

– Мейтье!

Рафф наклонился вперед, протянув руки. Глаза его были полны слез.

Тетушка Бринкер бросилась к ногам мужа и стиснула его руки:

– О, что я наделала! Мужа своего до слез довела! А ведь и четырех дней не прошло, как он вернулся ко мне! Посмотри на меня, Рафф! Рафф, мой родной, мне так жаль, что я тебя огорчила! Но ведь я прождала десять лет! Тяжело мне так ничего и не узнать про эти часы. Я больше не буду спрашивать, Рафф. Вот что: мы их запрячем подальше, раз они вызвали нашу первую ссору после того, как Господь только что вернул тебя мне.

– Я был дурак, что разревелся, Мейтье, – сказал Рафф, целуя ее, – а ты имеешь право узнать все. Но мне казалось, что говорить об этом – все равно что выдавать тайны умерших.

– А тот человек… тот парень… о котором ты говорил, – он умер, ты так думаешь? – спросила она, взяв часы, но все-таки присаживаясь у его ног на конец длинной скамейки и готовясь слушать.

– Трудно сказать, – ответил он.

– Он был очень болен, Рафф?

– Нет, болен он не был, насколько я знаю, но расстроен, вроу, очень расстроен!

– Может, он сделал что-нибудь дурное, а? – спросила она, понижая голос.

Рафф кивнул.

– Убил кого-нибудь? – прошептала жена, не смея поднять глаза.

– Да, что-то в этом роде, по его словам.

– Ох, Рафф… ты меня пугаешь!.. Расскажи подробнее… ты говоришь так странно… и весь дрожишь. Я должна знать все.

– Если я дрожу, вроу, это, наверное, от озноба. На моей душе, слава богу, нет греха!

– Выпей глоток вина, Рафф… Вот так, теперь тебе лучше. Ты говоришь, он совершил какое-то преступление?

– Да, Мейтье, кажется, убийство; так он сказал мне сам. Но я этому никогда не поверю. Такой хороший малый – лицо молодое, честное… ну вот как наш сын, только не такой смелый и прямой.

– Да, понимаю, – сказала тетушка Бринкер негромко, опасаясь, как бы муж не перестал рассказывать.

– Он наткнулся на меня совершенно случайно, – продолжал Рафф. – До этого я никогда его не встречал, а лицо у него было такое бледное, испуганное, каких я в жизни не видывал. Он схватил меня за локоть и говорит: «Мне кажется, вы честный человек…»

– Да, и тут он не ошибся! – с жаром перебила его тетушка Бринкер.

Рафф посмотрел на нее растерянно:

– На чем это я остановился, вроу?

– Парень взял тебя за руку, Рафф, – сказала она, с тревогой глядя на него.

– Да, вот именно. Я с трудом подбираю слова и все вспоминаю, как в полусне, знаешь ли…

– Ишь ты! Да и немудрено, бедняга… – вздохнула тетушка Бринкер, поглаживая его по руке. – Не будь у тебя от природы столько ума, что и на дюжину бы хватило, никогда бы к тебе не вернулся рассудок… Значит, взял тебя парень за локоть и сказал, что ты на вид честный человек – как же иначе! А что потом? Это днем было?