Ханский ярлык

— Навроде корытца? — не понял Лука.

— Навроде. Но таких «корытцев», совершенно одинаковых, ты выдалбливаешь два. Понял?

— Понял.

— Затем, просверлив в закраинах по две дырки, ты их соединяешь вместе ремешками, чтоб они вот так складывались.

— Как книга чтоб?

— Да, как книга. А потом вот это долблёное зальёшь воском, и цера готова. На воске княжич станет учиться писать.

— Тогда и писало ж надо, — догадался Лука.

— И писало. Знаешь, как его делать?

— А чего не знать, заостри палочку. И всё.

— Не всё, Лука. Настоящее писало, особенно для церы, заостряется с одной стороны, а с другой делается лопаточка. Вот так. Острой стороной княжич пишет, а лопаточкой будет стирать написанное, чтобы сызнова писать по ровному.

— Ну, это я мигом сделаю. Вот с воском...

— Что с воском? На посаде нет бортника [38] ?

— Есть.

— Вот сходишь к бортнику, он и зальёт церу воском, скажешь, для кого она.

38

Бортник — занимающийся лесным пчеловодством, у кого есть борти (долбленый пень или колода для пчел) на деревьях.

Лука и впрямь скоро управился, причём церу сделал не просто квадратную, как книгу, а с одной стороны полукруглую да ещё с внешней стороны и крест вырезал.

— Зачем? — спросил Александр Маркович.

— Ну как? Чтоб красивше, а крест как на Псалтири, что я в церкви зрел. А вот и писало. Да, бортник, узнав, для чего эта цера, заказал и своим балбесам.

— Вот видишь, глядя на него, и другие начнут заказывать.

— Так я уж и своим оболтусам решил сделать. А то рисуют, паразиты, на бересте, материал переводят. И ведь берут не какую-нибудь корявую-дырявую, а обязательно ровную.

— Но на дырявой ведь не нарисуешь, — усмехнулся Александр Маркович.

— Но из дырявой и туеса не сладишь. А ведь они ж, паразиты, с мово труда кормятся.

Когда Лука ушёл, пестун сказал княжичу:

— Ну, Миша, начнём писать учиться. Буквы-то не забыл?

— Нет.

— Раз стола тут нет, клади церу на колени и начинай. Вот дай-ка я тебе покажу.

Пестун взял писало, склонился над княжичем и из-за его спины начертил на воске букву.

— Это какая? Узнаешь?

— Аз.

— Верно. Бери писало и попробуй сам. Да шибко не жми, лишь бы видно было. Хорошо. Молодец.

— Тьфу, — сплюнул княжич, — криво получилась ножка.

— Не беда. Переверни писало другим концом, лопаточкой заровняй и напиши прямо. Вот так... Молодец.

— А когда слова начнём составлять?

— Как всю азбуку вспомним, так и за слова возьмёмся.

Нет, не давал кормилец княжичу праздным быть. Если не писали, то из лука стреляли или на конях выезжали в поле, где учил пестун воспитанника управлять конём, копьё бросать, прятаться в кустах или траве.

— А зачем прятаться-то, Александр Маркович?

— Ну как же, Миша? Чтоб враг тебя дольше обнаружить не смог. Вон твой дядя, Александр Ярославич, на Неве на шведов соколом пал и, хотя они превосходили его в числе, победил их. Перебил их несколько тыщ, а сам всего лишь двадцать воинов потерял. Считай, без потерь рать выиграл. Вот что значит внезапность в бою.

А меж тем Тверь вновь отстраивалась. Перво-наперво рубился княжий терем, церкви, конюшни. И когда полетели белые мухи, задули холодные ветры с полуночи, переселилась княжья семья в новый терем. Зимой, когда стали уже и реки, прискакал из Костромы течей [39] с вестью худой: помер великий князь Василий Ярославич и на похороны велено всем князьям быть, дабы самим выбрать в его место великого князя.

39

Течец — посланец, гонец.

Ксения Юрьевна плакала, шептала:

— Ведь не стар же Вася, и до сорока не дожил. И великое княженье-то пяти лет не держал.

— Что делать, матушка, — вздыхала боярыня Михеевна. — Все они, Ярославичи-то, не долгожители были. Хоть твоего взять, хоть того же Невского, едва до сорока трёх дотянул. Иструживались, матушка, иструживались, вот свой век и коротили.

Захватив с собой нескольких ближних бояр, отправился в Кострому Святослав Ярославич с невеликой дружиной.

Вернулся из Костромы через две недели с попутчиками, бросил повод милостнику, приказал дворскому разместить гостей и пошёл к мачехе.

Ксения Юрьевна, едва увидев Святослава, снова расстроилась, в глазах слёзы явились:

— Ну, как?

— Всё чин чином, мать, отпели, положили в церкви Святого Фёдора.

— С чего помер-то Вася?

— Кто знает. Може, с расстройства. Был в Орде, там его оглоушили, что-де выход [40] мал. Опять численников [41] шлют.

— Господи, — перекрестилась княгиня, — сызнова напасть на нас. А кто отпевал-то?

40

Выход — дань.

41

Численник — счетчик, переписчик русского народа от татар.

— Да епископ ростовский Игнатий.

— А сам князь-то Борис Василькович [42] был?

— Был. Там много народу съехалось. И брат его, Глеб Белозерский, и князь Михайло Иванович, и Дмитрий Александрович, и Фёдор Ростиславич Ярославский [43] , и попутчик мой, князь московский.

— Данила?

— Да. Данила Александрович. Мы с ним вместе решили ехать назад.

— Как он?

— Ну как?.. Молодой ещё, едва ус пробиваться начал.

42

Борис Василькович (?—1277) — князь ростовский, сын Василько Константиновича. По примеру Ярослава II «бил челом» вместе с другими удельными суздальскими князьями «надменному Батыю, чтобы мирно господствовать в областях своих». Вместе с Александром Невским был в Орде после смерти Батыя.

43

Глеб Белозерский (?—1278) — Глеб Василькович. «В 1257 г. ...сей князь белозерский, — пишет Карамзин, — ездил к великому хану и там женился, без сомнения, на какой-нибудь монгольской христианке... Он надеялся сим брачным союзом доставить некоторые выгоды своему утесненному народу». Летописи отмечают, что «он смолоду служил татарам и много христиан избавил от них из плена».

Михаиле Иванович (упом. в 1281 г.) — князь стародубский, сын Ивана Всеволодовича, внук Всеволода III.

Федор Ростиславич (?—1298) — Федор Ростиславич Черный, удельный князь Можайска. Был женат на дочери ярославского князя Василия Всеволодовича, умершего в 1249 г. Считая себя обиженным братьями Глебом и Михаилом, Федор переехал в Ярославль, наследие супруги, и княжил там вместе с тёщей. Его жена скончалась, когда он был в Орде, в Ярославле князем объявили ее сына Михаила. Лишившись супруги и престола, Федор согласился стать зятем хана, или царя, кипчакского, который позволил дочери креститься. Федор «мужественною красотою и разумом пленил царицу монгольскую», тесть построил для него «великолепные палаты в Сарае и дал ему множество городов: Чернигов, Херсон, Булгар, Казань. По смерти Михаила возвел любимого зятя на престол ярославский, наказав врагов». Постоянный союзник князя Андрея Александровича.

— А городецкий-то князь был?

— Андрей Александрович [44] ? Нет, не было. Данила говорил, не иначе, мол, в Орду побежал на старшего брата жалиться.

— На Дмитрия, что ли?

— Ну да. Данила всё вздыхал, что их, старших-то братов, мир не берёт.

— Охо-хо, — вздохнула Ксения Юрьевна. — Ты б, сынок, с Данилой-то подружился, а? Всё ж соседи.

— Мы в пути много переговорили, он вроде парень неплохой. Сговорились, что-де Твери с Москвой делить нечего.

44

Андрей Александрович {до 1261 —1304) — Андрей III Александрович, князь городецкий с 1263 г. и костромской с 1276 г., третий сын Александра Невского. Прибегая к помощи Орды, вел упорную борьбу за великое княжение против брата, князя Дмитрия Александровича. В 1293 г. привел из Орды большое войско, Дюденеву рать, опустошившую всю Северо-Восточную Русь, после чего занял великокняжеский стол и, несмотря на сопротивление Новгорода, Твери, Москвы, удерживал его с перерывами до своей смерти. Карамзин называет его властолюбивым. Андрей умер в 1304 г., «заслужив ненависть современников и презрение потомства».

— Он надолго к нам?

— Вечером попируем, отужинаем, дядю ещё раз помянем, а завтра в свой удел побежит. У него на Москве тоже дел невпроворот, город огораживает, а то, говорит, не то что татары, збродни [45] одолевают.

— Великим князем, конечно, Дмитрия выбрали?

— Его.

— Вася этого боялся. Как он к тебе-то? Митрий?

— Да ничего. На трапезе вместе пили, братом называл, сочувствовал, даже спрашивал: не помочь ли чем?

45

Збродни — от збродовать — пакостить.