Ханский ярлык

— Не туда-а! Там татары. Вот сюда, через лес.

Разгром новгородцев был сокрушительный. Даже сам Михаил Ярославич не ожидал этого. Конечно, свою роль сыграли конники Таитемира, врезавшиеся в тылы славян. Но как в дальнейшем выяснилось, новгородский полк был чуть ли не вдвое меньше тверской стороны. Пожалуй, это и предопределило исход сражения. Ратников-пешцев, набиравшихся обычно из мизинных, на этот раз не было, понадеялись на княжьих конников, столь доблестно справившихся с немцами в корелах. Но тут счастье изменило новгородцам.

В скоротечной сече погибли посадник и тысяцкий, но князь Федор ускакал. Не оказалось ни среди убитых, ни среди пленных и Афанасия Даниловича.

Вечером у костра Михаил Ярославич, собрав начальников, говорил:

— Завтра я с Таитемиром скачу следом за остатками их до самого Новгорода. Жало у змеи не вырвано, пока Федор с Афанасием на воле. Ты, Иван Акинфович, с Дмитрием остаешься на костях. Соберете оружие, коней, телеги, пленных заставите рыть скудельницы и схороните павших.

— Всех? — спросил Иван.

— Всех. И наших и славян, чай, тоже православные. После этого погоните полон в Тверь, запрете в порубы. Если явятся покупники, продавайте. Я ворочусь, разберусь с остальными.

— А я? — спросил Федор Акинфович.

— Ты едешь со мной, Федор. Сядешь наместником.

— Опять? — скис Акинфович.

— Да-да, опять. Что? Наломал, видать, там дров, да? Оттого и турнули. Да? Ничего, сам свои грехи будешь замаливать.

Отвечать Федору Акинфовичу было нечем. Он-то знал свои «грешки» перед Новгородом и «замолить их» не очень надеялся. Оттого и скис.

17. В РАЗОРЕ И В РАЗДОРЕ

Князья Федор и Афанасий прискакали в Новгород с остатками дружины и сообщили, что к городу подходит князь Михаил Ярославич во главе татарского войска.

Быстро сбежавшиеся на владычный двор вятшие стали думать: как быть, что делать?

— Надо вооружать всех и укреплять город,— настаивали одни.

— Против татар мы не устоим.

— А что же делать?

— Надо слать навстречу Михаилу послов, он, как-никак, великим князем считается. Уговорить, умолить не брать нас на щит.

— Да. Если возьмут на щит, татары весь Торг очистят. Чего доброго, красного петуха пустят. Лепш откупится.

— Верно. От Дюдени ж откупились тогда.

— А я думаю,— осенило Лазаря Моисеевича,— надо слать архиепископа Давыда, он всегда к миру зовет, он уломает Михаила.

— Верно. Владыку посылать надо.

Отрядили за владыкой Степана Душиловича как самого красноречивого. Выслушав посланца, Давыд сказал:

— Это что ж? Вы пакостили, а я за вами вылизывай? Так, что ли?

— Но, святый отче, к городу беда подступила, время ль считаться?

— Нет, сын мой, к городу подступил законный князь наш. И коль вы его в свое время незаконно извергли, извольте сами идти ему встречь с повинными головами.

— Но, владыка, мы ж это...

— И не уговаривай. Тогда не слушались меня, когда Юрия звали, так хоть теперь послушайтесь. Идите к князю Михаилу, кайтесь.

Воротился к вятшим Степан Душилович ни с чем.

— Владыка велит идти самим к Михаилу и каяться.

— Это что деется? Уже архиепископу никакого дела до города нет. А?

Но, как ни возмущались вятшие владыкой, а все ж к тому же и прибились:

— Надо слать послов.

— Кого?

— Ну ясно, Степана Душиловича и Лазаря Моисеевича.

— Лазарь не подойдет,— возразил Степан Душилович.

— Почему?

— Он Юрия ездил звать.

— А и верно. Тогда Ивана Дмитриевича, он, кажись, ему, Михаилу-то, сочувственный.

— Если сочувственный, то тогда Игната надо туда же.

— Какого?

— Да Веска ж. Игнат, ты чего забился в угол и молчишь?

— А чего говорить?

— Ну как? Тебя хотят послать к Михаилу, ты не возражаешь?

— Нет.

— Может, и довольно трех. Теперь об окупе.

— О каком еще окупе?

— О каком? Думаешь, князь Михаил спустит нам замятию? Тыщи две, а то и более заломит.

— Двумя тыщами не откупишься. С ним же татары.

— Да и где ж их взять? Последние в поход князя Федора всадили.

— Небось ухватит за горло, сразу найдутся.

— Хватит спорить,— вмешался Душилович.— Вы решайте, до каких нам уступать.

Заспорили вятшие едва не до драки. Когда дело кун касаемо, спокойствие трудно сохранить. Однако все же уговорились на пяти тысячах, хотя все понимали, что и эти будет нелегко собрать. Город в разоре, народ в раздоре.

Посланцы нашли стан князя Михаила на берегу Меты. Он не стал звать их в шатер, и едва они заговорили о желанном перемирии, как перебил:

— Выдайте мне головой князей Федора и Афанасия, тогда и будем говорить.

— Но, Михаил Ярославич,— взмолился Степан Душилович.— Ты же знаешь, что Новгород никогда не выдает своих.

— Своих? — усмехнулся Михаил,— С каких это пор Федор Ржевский и Афанасий Московский вам своими стали?

— Но они ж сидели в Новгороде, княжили.

— Сидели не на своем месте. На чужом, то бишь на моем. Вот их я и требую. Все. Разговор кончен. Ступайте.

Повернулись новгородские послы, поплелись к коням. Князь окликнул:

— Игнат.

Беек остановился, обернулся к князю.

— Подь на час.

Беек подошел. Михаил спросил негромко:

— Что там Федор с Афанасием делают?

— Город крепят, людей вооружают.

— Ага. Они драться хотят, а вятшие мира просят. Лихо, ничего не скажешь. Ну, как я вас завернул? Правильно?

— Правильно, Михаил Ярославич. Стой на этом, уступят, никуда не денутся.

— Ладно. Ступай, Игнат. А то вон Душилович уже посматривает подозрительно.

— А черт с ним. Они все равно знают, что я твою сторону держу, поэтому и выбрали. Надеются, что мы с Иваном тебя уломаем.