Ханский ярлык

— И после этого мы сразу венчаемся по нашему христианскому обычаю,— чеканил князь, замечая, что именно это и приходится по душе будущему родственнику. Смелый зять кому же не понравится? И даже когда плату за невесту в тысячу гривен назначил хан, Юрий и глазом не сморгнул, хотя все внутри вниз упало от такой суммы.

— Хорошо,— отвечал он твердо, в уме прикидывая, что наскребет в своей скотнице разве что половину. За два-то года порастряс ее, живя в Орде. «Ничего, после свадьбы скажу, что остальное дошлю с выходом».

Пир в ханском дворце по случаю выдачи его сестры за русского князя удался на славу. Съехались почти все темники, салтаны, уздени. Пили много, виночерпий едва успевал наполнять чаши, слуги таскать закуски. Юрий дивился, что пир шел без невесты. Узбек, поймав его взгляд, усмехнувшись, молвил:

— По-нашему, невесту полагается искать, князь. Найдешь, она твоя,— и подмигнул поощрительно.

Юрий поднялся в некой растерянности, но тут около оказался Кавгадый, шепнул ободряюще:

— Идем. Я знаю, где она схоронилась.

Они выбрались из дворца, прошли к кибитке царевны. Внутри горели свечи, служанки находились там, сидели на коврах, молчали.

— Так,— молвил Кавгадый, явившись на входе.— Попробуем найти. Вперед, князь. Я с этого края, ты — с того.

И они стали обходить кибитку, заглядывая за занавески, закоулки и в лица служанок: не затесалась ли Кончака меж ними. Те, зная, кого ищут мужчины, отмалчивались, лишь иногда хихикая. И зафыркали от удовольствия, когда выяснилось, что меж ними царевны нет.

— Так,— опять произнес Кавгадый со значением, словно разгадывает неразрешимую загадку, но Юрий догадывался, что это игра, что он знает, где находится Кончака, иначе бы не вызвался помогать.

— А заглянем-ка мы в сундук царевны,— сказал Кавгадый и потянул князя из кибитки.

Плетенный из ивы сундук царевны был столь велик, что стоял на отдельной телеге, рядом с кибиткой. Именно в нем и сидела Кончака. И едва открыли крышку, как Кавгадый вскричал:

— Хватай ее!

Юрий схватил девушку, показавшуюся ему легкой как пушинка. Она взвизгнула и сделала попытку вырваться, но столь вялую, что князь догадался, что так и положено.

А Кавгадый крикнул:

— Держи крепче. Тащи домой.

И князь понес свою невесту к себе. По дороге она сказала ему тихо:

— Отпусти. Я сама пойду.

22. НЕСОЛОНО ХЛЕБАВШИ

Из Новгорода в Тверь прибыл архиепископ Давыд. Михаил Ярославич понял: по-пустому владыка не явится. И не ошибся.

После обоюдных приветствий, благословения и нешибкого застолья Давыд приступил наконец к делу:

— Я ведь миром послан, сын мой. Всем Новгородом.

— Я догадываюсь, святый отче.

— Ты б воротил заложников-то, Михаил Ярославич. Что ж их в порубе-то томить, чай, тоже христиане, не поганые.

— В том-то и дело, отче, что христиане, а поступают по-христиански ли? А? Говоришь, я их томлю в порубе. Плохо? Может, было лепш утопить их, благо Волга рядом.

— Христос с тобой, сын мой, разве ж я к этому молвил.

— А я к этому, святый отче. Славяне-то моих людей не в поруб прятали, а с моста пометали. Утопили. А за что? Ты небось не вступился за них.

Архиепископ закряхтел, завздыхал, забормотал:

— Вступился я, сын мой, вступился.

— Ну и что? Оборонил?

— Где там. Обезумел народ-то, обезумел. Ты б уж сказал, Михаил Ярославич, что за наложников просишь? Я ж не за так, могу и выкупить, мне славяне подобрали для выкупа колико кун.

— Знаю я славян, они по прошлому ряду со мной не рассчитались.

— Что тебе, сын мой, в этих несчастных? Лишняя забота.

— Есть, владыка, есть корысть.

— Ну какая, сын мой? Лишние рты?

— Неужто не ясно, отче? Славяне-то твои к Юрию наклоняются. Верно?

— Есть грех, чего уж,— вздохнул Давыд.

— Удумали еще и к хану бежать, на меня жалиться. Как будто хан послушал бы их. Я-то их в поруб спрятал, а хан бы смерти предал.

— Ну уж...

— Да да, владыка. Он мне ярлык дал на великое княженье и велел держать в узде Русь. А славяне-то разнуздались и к нему побежали. Смекни-ка, что их там ждало, дураков? Пусть скажут спасибо, что я перехватал их. Животы им оберег. А теперь вот-вот Юрий Данилович наконец объявится, и не только с ярлыком, но и с женой — сестрой хана. К Узбеку в зятья напросился, хитрюга. Теперь его голыми руками не возьмешь.

— Стало быть, не отпустишь заложников?

— Не отпущу, владыка. Прости, даже с тобой не отпущу. Я этими заложниками хоть чуть буду удерживать славян от союза с Юрием.

— Не удержишь, однако,— вздохнул Давыд.— Я их у моста крестом не смог удержать.

— Но попробовать надо, святый отче. Когда длань не держит, и мизинец — надежа.

Да, Юрий Данилович возвращался на Русь, чувствуя себя победителем. Рядом, стремя в стремя, скакала его юная жена, получившая при крещении красивое имя Агафья. Сам князь называл ее ласково Агаша, Гаша и уже любил по-настоящему. Еще бы, она великолепно держалась на коне, нехудо стреляла из лука, всегда старалась быть около, что свидетельствовало и о ее чувствах к молодому мужу. Она не клялась в любви, но по ее глазам, смотревшим на мужа с обожанием, не трудно было догадаться об этом. И, ловя на себе эти восторженные взгляды, Юрий Данилович невольно начинал чувствовать свою значительность: «Я зять великого хана, и мне теперь можно все!»

Что поделаешь, где молодо-зелено, там много себе наме-ряно.

Сопровождали князя две сотни конных татар во главе с ханским послом Кавгадыем. Перед выездом из Сарая Узбек, призвав Кавгадыя, наказывал ему:

— Ты едешь послом на Русь блюсти там мои интересы. Помни, великий князь там ныне Михаил Тверской. Юрий, судя по всему, молод, горяч, не допускай его до ссоры с великим князем. Мне нужна ныне мирная Русь. Слышишь?

— Слышу, пресветлый хан.

— Всякая замятия там, смута уменьшает выход. И твоя забота — стараться примирить их. Они, как пауки в банке, все никак не поделятся, не урядятся. Пока Юрий сидел в Орде, Михаил неплохой выход высылал, несмотря на неурожай и голод. И если они там сцепятся, им обоим не до выхода станет. Спрошу с тебя, слышишь, Кавгадый?

— Слышу, пресветлый хан. Постараюсь.

Ехало с отрядом и более полудюжины крытых телег. В одной из передних была Стюрка, возвращенная ныне в свое прежнее состояние, в поварихи. С ней ехал котел, чашки, крупы, мука — то есть все, что требуется для варева. В двух везли бурдюки с кумысом, сушеное мясо, рыбу. Один крытый воз был предназначен для ночлегов князя и княгини, на другом ехали служанки. И на последней телеге громоздился плетеный сундук княгини с ее нарядами, одеждой и драгоценностями.