Хаосовершенство

– Пусть увидит ее труп.

– Мне надоел наш спор, Зара.

Ровный тон Ахо не обманул мамбо, она поняла, что настоятель раздражен, тихонько извинилась и сделала пару шагов назад, показывая, что ее тут нет.

А настоятель вернулся к разговору с пленницей:

– Кто ты?

– Ты знаешь достаточно.

Очередной удар.

– Я предупреждал насчет вежливости.

– Или я буду называть тебя так, как считаю нужным, или ты будешь бить меня до тех пор, пока не придет Джезе, – твердо произнесла Патриция.

– А что будет потом?

– Потом он тебя убьет.

Зара вздрогнула.

– Ты уверена? – мягко осведомился Ахо.

– Я верю в Папу.

Как ни странно, Ахо согласился с выставленным условием. Он отошел на пару шагов, заложил руки в карманы брюк и покачался с пяток на носки, с улыбкой разглядывая Патрицию, после чего поинтересовался:

– Если ты так уверена в Джезе, то почему молчишь? Расскажи мне то, чего я не знаю, посмейся надо мной. Продемонстрируй свою истинную силу.

– Какой смысл откровенничать с покойником?

Ноздри настоятеля раздулись.

– Не дерзи.

– А то что?

– А то я действительно убью тебя, не дожидаясь Папы.

– Весомый аргумент, – признала Патриция.

Но искренне ли признала? Ахо не знал, что думать.

– Ляо рассказывал, что Чудовище убило бога. Это возможно?

– Срединные миры принадлежат человеку, – убежденно ответила девушка. – Боги здесь уязвимы.

– То есть возможно?

– Для человека, который пройдет через самого себя, невозможного нет.

«Пройдет через самого себя?» Ахо прищурился.

– Кто ты, Патриция?

– Моя женщина! – рявкнул вошедший в цех Джезе.

Как именно он проберется внутрь, Олово решил во время завтрака: через крышу. На ее плоской поверхности маленький слуга разглядел люк и понял, что к нему обязательно ведет лестница. А если и не ведет, это ничего не меняет – прыжок с шестиметровой высоты Олово не смущал. Как и то, что люк может оказаться запертым.

Покончив с едой, слуга еще раз изучил поведение охранников, определил, кого из них необходимо убить, чтобы добраться до крыши, дождался, когда к воротам подойдет Джезе, достал коммуникатор и набрал номер.

– Зум, да-а?

– Да, – коротко ответил мужчина. – А ты кто?

– Скоро буду на-а крыше, – деловито сообщил Олово. – Увидишь меня-а – иди тоже. Спа-асем Па-апу.

– С кем я говорю?!

Олово отключил коммуникатор, поправил наномаску, закинул рюкзак за спину, взял в правую руку нож и пошел на крышу.

Рихард Зум был человеком исполнительным и дисциплинированным, он получил приказ и собирался исполнить его в точности. Он попрощался с Папой, проводил на смерть человека, которого любил и которым восхищался, но, несмотря на то что считал себя обязанным пойти вместе с Папой и умереть, остался. Он получил приказ от человека, которого любил и которым восхищался, он проводил его на смерть и пообещал не мешать.

Но для себя Зум тоже все решил.

Много лет назад, когда баварский султан распорядился снести Кельнский собор как «чересчур высокий и раздражающий эстетические чувства граждан», Рихард испытал дикую, всепроникающую злобу. Он был молод, но с богатым военным опытом. Он не был добрым католиком, но верил в Бога и даже иногда исповедовался. И он не хотел, чтобы кто-то чужой руководил его «эстетическими чувствами». Вспыхнувшие в Кельне беспорядки Европол подавил беспощадно. Впрочем, и беспорядков-то особенных не случилось. Правоверным решение султана насчет непонятного строения было до балды, а напуганные меньшинства утерлись. И лишь группа вооруженных «террористов» попыталась преградить разрушителям путь.

Перестрелки продолжались полдня и закончились закономерным разгромом бунтовщиков. Рихард с остатками своих людей едва сумел бежать во Франкфурт. Узнавший об инциденте Папа отыскал его и предложил покровительство. Так, собственно, их дружба и началась.

И ни разу за все это время Зум не пожалел о сделанном выборе.

Потому что тогда, встав на защиту собора, он понял, что такое Принципы. Вера. Идеалы. Понял, насколько они важны. Понял, что за них имеет смысл умереть. И человек, которому он служил, был образцом неукротимого следования Принципам, Вере, Идеалам.

Сейчас этот человек шел на смерть, а он, верный Зум, должен был сидеть и ждать.

Проводив Папу, Рихард собрал ребят и коротко объяснил ситуацию. Объяснил так, как сам ее видел: что сделает с ними Ахо в случае победы и почему они не могут пойти с Джезе сейчас. Сказал, что приказывать не станет, что каждый вправе сделать собственный выбор, и без обиды попрощался с двумя парнями, которые отказались ждать исхода схватки. Или они не верили в Папу, или не любили его – не важно. Они ушли, а Зум и остальные члены «Кельнского братства» стали готовиться к драке.

А потом оставленный архиепископом коммуникатор зазвонил, и странный голос сообщил Зуму, что «мы спа-асем Па-апу».

Раньше Рихард проигнорировал бы подобное сообщение, но теперь, после московского покушения, после того, как пролетели мимо выпущенные с нескольких шагов пули, он совсем иначе смотрел на вероятность чуда…

Ускориться, стать быстрее и сильнее, вывести свой организм на пик и даже чуть выше… Именно так представляют смысл боевого транса обыватели. И в чем-то они правы.

И принципиально не правы.

Потому что суть боевого транса заключалась не в повышении воинских характеристик, а во временном переходе на следующую ступень, на уровень могущественных сил, точнее – их отражения в Срединных мирах. Вошедший в боевой транс хунган получал доступ к силе Вуду, и духи Лоа становились его частью. А потому в сражении хунганов огромное значение имела благосклонность переменчивых Тринадцати Пантеонов.

Начиная сражение, Джезе знал, что духи, как и архиепископы, раскололись, что не определились в выборе между молодым напором Папы и опытом настоятеля, и этот факт позволял Джезе рассчитывать на успех.

Удар! Еще удар! Еще!!

Разъяренный архиепископ атаковал размашисто и красиво. Папа знал, что духи Лоа ценят стиль, и сознательно старался произвести впечатление.

Удар! Еще удар!

Разумеется, Джезе не забывал и об эффективности, его красивые удары были тяжелы, но Ахо защищался уверенно.

Еще удар!!

За которым стремительно последовал ответный выпад. Не менее красивый и эффективный. Еще один выпад. Еще!

Подобно тяжеленному локомотиву, Ахо долго набирал скорость, терпеливо снося удары быстрого соперника. Зато теперь остановить настоятеля не представлялось возможным.