Характер победителя

Гвидо Терону стало не до скорости, перевалившей за сто пятьдесят. Может быть кто-то другой на его месте и назвал бы полковника Шавхелишвили отступником, неблагонадежным. Он сравнил его с трамваем. У него один путь: по рельсам, по кругу, с заходом в депо, с запланированными остановками. Отклонение с пути – это сход с рельсов, и это лечится. Приезжает бригада ремонтников, ставит трамвай на рельсы, дает втык вагоновожатому или сажает на его место другого.

Увлекшись, Терон сравнил Джемала с целой страной, Грузией...

Шавхелишвили только поначалу не разделял точку зрения Гвидо Терона: их визит в Гори спровоцировала или стимулировала («нужное подчеркнуть», – акцентировал американец) смерть полковника Ашубы.

– Что это значит? – спросил он, озабоченный больше только взявшей его в оборот операцией «Метро».

– Это значит, кто-то пытается выбить у нас из-под ног почву, вывести из равновесия. Кто-то бросил в почву зерно сомнений и ждет всходов. Ну и что с того, что Ираклия убили, а дело скоро закроют? Мы отработаем свою версию.

Шерхан уже в который раз скривился от «дешевой лирики» американца. Было заметно, что вот сейчас ему по-русски говорить было в тягость. Он хотел выразить свою мысль о «всходах» на родном языке, свободно и понятно.

До него тирада Терона дошла быстрее, чем он ее закончил: «Кто-то мешает ему». Пока что только его оболочка подверглась взлому. Но и этот факт был очень тревожным.

Кто его враг?

Джемал на подсознательном уровне понял, что вычислить его не составит труда. Он был в Гори и встречался с Ашубой три недели тому назад. Если не брать в расчет ту встречу, то ключевой стала последняя.

– В «Филиале» нас видели десять-пятнадцать человек. Но только один знал наш интерес.

– По поводу карты города, – покивал Терон. – И не сам Ашуба ходил в полицию. Карту принес посыльный. Пока ты стригся, я видел, как он выходил из «Филиала» и как заходил. В общем, как говорят русские, что знает один человек, то знает и свинья.

Шавхелишвили согласился.

– Ашуба передал мне карту в парикмахерской. – Только сейчас, зараженный сомнениями, он подумал: «Отличный наблюдательный пункт за «Филиалом». – А там я встретил странного типа. – Он выразительно посмотрел на Терона: «Вот с кем ты по-русски наговорился бы всласть». – Случайный посетитель?

– Кто знает?

– Я узнаю...

На этом прервались логические умозаключения, от которых у Шавхелишвили голова разболелась. Он был исполнителем, а значит, как никто другой, – человеком дела.

Он вызвал дежурного. Когда тот явился, вытянувшись в струнку, отдал распоряжение:

– Подготовь камеру для допросов.

– Все шесть свободны, господин полковник.

– Ты недослушал меня, – недовольно сдвинул брови Шавхелишвили. – Приведи в камеру парикмахера из соседнего салона. – Ему этот момент показался подходящим для того, чтобы высказать недавнюю мысль вслух. – Не задумывался над тем, что салон – это наблюдательный пункт?

– Никак нет.

Терон подумал, что Шавхелишвили скажет: «Хорошо», и продолжит. Однако Джемал сказал: «Плохо». И продолжил.

– Парикмахеру за пятьдесят. Прическа – как у Шеварднадзе. Дунь, и волосы разлетятся, как с одуванчика. Подготовь его к допросу.

– Да, я все понял.

– Иди, – отпустил его Шавхелишвили.

Через полчаса он, самолично открыв тяжелую дверь с глазком и кормушкой, стянутой, как бочка, широкими стальными полосками, вошел в камеру, заставив Мастера опустить глаза...

Этот человек уже был сломлен. Но не полковником Шавхелишвили. Он ощущал это на физическом уровне. Ему было необходимо не просто одержать верх над Мастером. Он привык стартовать и финишировать. А в этом случае он словно вылез из машины и, сделав шаг, грудью коснулся финишной ленты.

В этой камере не было стола, как не было стула; еда для арестованных ставилась на откидную крышку кормушки, ели стоя. Сидели и спали также на откидной койке; ее откидывали в шесть утра, опускали в одиннадцать вечера.

Мастер стоял рядом с койкой, пристегнутый одной рукой к металлическому кольцу в стене. Такая обстановка, намеренно скопированная с фашистских застенков, могла сломить самых стойких, в очередной раз отметил Шавхелишвили. Он лично был против таких методов давления и содержания арестованных, и это был не показной гуманизм. Даже кролик или нутрия, которых ждет неминуемая смерть, должны иметь сухие просторные клетки. Но в плане содержания арестованных здесь, в «Филиале», от него ничего не зависело. Приоритет в этом вопросе находился в руках американских советников, которые в плане обустройства тюрем, в том числе и летающих (тюрьма на базе «Боинга-757» с бортовым номером N313Р), не имели себе равных. Как-то раз Джемал представил себе «великую грузинскую тройку» – Сталин, Берия, действующий президент. Упитанные и розовощекие, они были растеряны перед бескровным дядей Сэмом.

Не оборачиваясь к дежурному, который сопровождал его в подвальное помещение, Шавхелишвили отдал ему распоряжение:

– Откинь койку и оставь нас одних.

Когда дежурный переадресовал приказ своему подчиненному и Мастера усадили на койку, Шавхелишвили присел на один ее край. Он словно перевесил человека на другом краю, как на амбарных весах. Между ними пролегла пропасть.

– Как давно ты начал работать на русских? – задал он первый вопрос. – Может быть, ты согласился на разовую помощь?

Джемал вдруг подумал о том, что, окажись он на месте Мастера, затруднился бы ответить. Все пошло не так. Он понял, что ему лично не стоит поднимать начало этой истории – кто, почему и когда продался русским, главное, – авершить работу, закрыть эту масштабную операцию, получившую достойное продолжение. А каково было зачатие!.. В жерло жертвенника была слита кровь самого министра обороны.

«Конец – делу венец». Так сказал бы этот имитатор по кличке Гвидотерон».

– Назови мне имена твоих друзей, адреса. – Шавхелишвили понимал чувства и устремления Мастера. Тот тосковал по мирной жизни, делал все, чтобы вернуться к прежней стране. Но та была разрушена до основания. Республика построила свой новый мир, как пелось в пророческой песне. И тот, кто был никем, стал Всем.

– Тебе дадут ручку, бумагу. Ты опишешь в деталях структуру вашей организации. А сейчас я жду ответа на свой вопрос.

Мастер начал с Михаила Артемова, ответственного за операцию... по устранению полковника госбезопасности Джемала Шавхелишвили.

– Какая честь, – хмыкнул Шерхан. – ГРУ уподобилось израильскому «Аману»? – артистично прокартавил он. И еще раз: – На ГРУ повеяло новым временем?

Он усомнился насчет операции, которую вынашивал, как мать, под сердцем. Его чуточку покоробил тот факт, что весь сыр-бор из-за него, Джемала Шавхелишвили, отдельно взятого человека. Нет, в ГРУ не практиковали месть, но были требовательны к справедливости, и в этом плане две военные разведывательные структуры – ГРУ и «Аман» – различались. Что же, в российском ведомстве люди более разборчивы.