Харизма

— Вот тут, — говорит, — мы и будем с вами работать. Концепция тупая, но ее надо освоить.

— Нет проблем, — говорю, — излагайте.

— Концепция такая, — говорит очкастый, — сначала плач и крик “отпустите меня!” и “что вы со мной делаете?”. Затем идут наши реплики в некотором количестве, затем снова повторяется “отпустите меня!” и “что вы со мной делаете?”. И плач.

— Ни фига, — говорю, — так мы не договаривались. Откуда я вам плач возьму? Я вам не этот. Не Станиславский-Немирович. Так что давайте мне текст упростим.

— Нет, — говорит очкастый, — будем делать плач. По крайней мере слезы должны быть.

— И где я их возьму?

— У нас все продумано, — отвечает очкастый. — Слезы будут.

— Лук нюхать?

— Зачем лук? Будешь нюхать нашатырный спирт. И с точки зрения клиента нашатырный спирт будет смотреться уместно — типа мы тебя в чувство приводим.

— Ох, — говорю, — парни. Зря вы со мной связались. Ой зря. Лучше бы вам кого-нибудь из своих натурально покалечили.

— Спокойно, — говорит очкастый. — Если все будет хорошо, нам еще с тобой работать много в этом направлении. И расценки повысим. Так что будешь жить хорошо.

— Да я, — говорю, — и так живу неплохо.

— А кем ты работаешь? — говорит очкастый и словно впервые мой костюм замечает.

А костюм у меня неплохой, очень неплохой. Полторы сотни иностранных рублей! Вообще такой стоит больше раз в пять, это я его купил по случаю за полторы, в инете нашел подержанный. На переговоры в нем ходить — самое дело. Начальство, которое большими деньгами ворочает, очень это дело понимает. Хоть с виду костюм — ну совсем ничего особенного. Я бы такой сроду не купил. Но понимающий человек сразу видит, что за качество ткани и вообще почем штучка. Вот только не знаю, зачем его надел сегодня.

— Это, — говорю, — не ваше дело.

— Не хами, — говорит очкастый с сомнением, еще раз поглядев на мой костюм. — Не знаешь, с кем разговариваешь. Делай что говорят. Если все пройдет удачно — сработаемся, не обидим.

— А если неудачно?

— А что может быть неудачно? — поднимает бровь очкастый. — Неудачно будет, если у тебя мизинец обратно не прирастет. Но это, сам понимаешь, проблемы твои. Не надо было свистеть в программе. Никто тебя за язык не тянул, что ты пальцы умеешь обратно выращивать. Пробазарил — ответь. Понял? Заявление нам подпишешь — и проблемы дальше твои.

— Что за заявление?

— Потом принесут. Сейчас репетируем “отпустите меня!” и “что вы со мной делаете?”. Затем “не надо! не надо!”. Затем “папа! папа, помоги! папа!”.

— Папа?

— Папа — это ключевое в концепции, — говорит очкастый, — “папа, помоги!” и еще “не надо! Пожалуйста, родненькие, пожалуйста, миленькие! все, что хотите, сделаю!”.

— Все?

— Все. И дальше чик и мизинец отрезаем. Предупреждаю сразу, чтобы не было вопросов. Нет вопросов?

— А какие вопросы? — говорю. — Только вопрос денег. Деньги вперед.

— Гоша, принеси десятку, — говорит очкастый через плечо безбровому и снова поворачивается ко мне. — Деньги не вопрос. Вопрос, в другом. Объясняю еще раз. Ты сам на это подписался. Подписался?

— Подписался.

— А раз подписался, раз сюда приехал, то поворота обратно нет. Ясно?

— В каком смысле? — говорю.

— В том смысле, — говорит очкастый, — что у нас через два часа клиент приезжает. И через четыре часа — второй клиент. И встречу нам срывать нельзя. Поэтому если ты, к примеру, сейчас в штаны наложишь, мизинчик свой пожалеешь и к воротам побежишь, то сам понимаешь. Сукой будешь. И поступим с тобой как с сукой. Ясно?

— Не надо грязи, — говорю. — Не с тем разговариваешь. Сказал — значит, сделаю.

— А никуда не денешься, — говорит очкастый. — Отсюда не убежишь. Еще раз повторяю, если ты не понял. Мизинец мы отрезаем совсем. Ясно? Под корень. И себе оставляем. Ясно? Даже слушать ничего не хочу! Ты подписался!

— А я чего, возражаю?

— Если ты думаешь, что мы его на лоскутке оставим висеть или тебе отдадим, чтобы ты его обратно пришил…

— Не вопрос, — говорю, — мы все уже обговорили. Я другого не понял — что там за второй клиент? Про второго клиента мы не говорили.

— Спокойно, — говорит очкастый. — Мизинец один. Второму клиенту его же и предъявляем. И дарим как сувенир. У нас все рассчитано.

— Ишь оптовики-затейники! — говорю. — Не было такого в уговоре. За второго клиента — еще десятку.

— С какой стати? — удивляется очкастый. — Ты со вторым клиентом не работаешь, мизинец уже отрезан. Предъявляем только его и твою руку окровавленную.

— Мизинец, — говорю, — можете предъявлять сколько угодно и кому угодно. Вы его купили — и предъявляйте кому хотите. Хоть президенту, хоть ментам на дорожном посту. А чтобы меня второй раз предъявлять, такого разговора не было. Десятка.

— Гоша! — говорит очкастый, повернув голову. — Еще пятерку принеси.

— Десятку.

— Не наглей, парень. Мизинец один. Пятерка.

— Хорошо, договорились.

Мы помолчали немного, приходит Гоша и приносит пачку денег и листок. Очкастый, значит, берет у него листок и мне протягивает. Там напечатано: “Я, Алексей Матвеев, выполняя загородно-строительные работы в поселке Оклушки, но не имея опыта работы со строительным оборудованием (типа циркулярки), официально заявляю в присутствии свидетелей, что за любые производственные травмы, произошедшие по причине моего неумения с ней обращаться, сам отвечу. Дата-подпись”. Главное, адрес мой там был и номер паспорта! Я им ничего не говорил такого! Ну, делать нечего, хмыкнул я и подписал им бумагу. Деньги пересчитал и по карманам рассовал.

И начали мы репетировать. Час репетировали, все очкастому интонация не нравилась. Типа крики у меня получались неубедительные. Цирк, да и только. Он совсем разгорячился, никакой солидности в нем не осталось. Сам бегает по комнатушке, показывает, орет: “Не надо! Пожалуйста, родненькие, пожалуйста, миленькие! все, что хотите, сделаю!” Нет, это не расскажешь, это слышать надо было. Сразу видно — большой личный опыт у человека. А ведь очень даже немолодой человек, кто бы подумал, что у него такие таланты. В общем, интересно.

Я увлекся тоже, и к концу часа у меня уже стало очень даже неплохо получаться. Более того — даже слезы получилось вызывать безо всякого нашатыря и лука! Самому приятно. Даже мысль мелькнула такая — может, мне бросить к черту все эти компьютеры, сети и весь этот банковский менеджмент, и пойти в кино, например. Или театр. С моими-то способностями к перевоплощению?

Помню, я еще тогда подумал — как дурак полнейший себя веду последнее время, ну куда это годится? Руки-крюки, морда волка, уши осла. Клыки. Ну не бред? Не детский сад? А ведь сесть перед зеркалом и серьезно поработать (покушать, покушать только перед тем!) — ведь я, наверно, смогу изобразить не тупые клыки или там морду щетинистую, а натуральное портретное сходство. Владимир Ильич Ленин, зд'гаствуйте! А?