Харон обратно не перевозит

– Спытаем розно, - указал Федор и кивнул Митяю.
– Ну-тко, брате, зведи ево на двор. Сам знаешь про что. А ты, - обратился он к Кузьме, розкали-ка кочергу. Спытаем молодшего.

Григ дернулся.

– Успокойся, - услышал он сквозь стук крови в ушах голос Чаки.
– Иди. Я за себя постою.

Плохо соображая, Григ сунулся в дверь, на ватных ногах спустился по лестнице, двинулся за Митяем куда-то вокруг дома. Через камеры он видел Чаку, спокойно сидящую на лавке, Кузьму, сующего в печь толстый, согнутый кочергой прут, да артельщиков, внимательно следящих за ним. Все это не предвещало ничего хорошего, и Григ вдруг почувствовал противную дрожь в руках.

– Да не волнуйся ты!
– одернул его Гном.
– Дал бы я добро при тревожном прогнозе?! Все будет в порядке.

– Ну что, - сказал Митяй, останавливаясь, - снимай крест.

Кузьма вынул из печи капающий искрами прут, сделал шаг к Чаке.

– Крест?
– переспросил Григ, судорожно стискивая кулаки.

– Крест, крест, - Митяй смотрел выжидательно.
– Иде он у ты?

Откуда-то из-за печи появился Анемподист. В левой руке он держал средних размеров деисус.

– Иде-иде!
– зло отозвался Григ, - приваливаясь к стене и берясь за сапог.
– Онамо же, иде у ти. Под пятою. Пошто ловишь-то?

– Ну-ну, - Митяй ухмыльнулся.
– Пошто надобе, по том и ловлю!
– И взяв крест, швырнул его на землю.
– Мочись!
– приказал он.

– Чево?
– не понял Григ.

– Справь, говорю, нужду на крест-то.

– Брате, - торжественно обратился Федор к Чаке, остановившись от нее на расстоянии метра.
– Ин своею ли волею идеш к нам, али по принуждении?

– Сам, - отвечала Чака, волнуясь или умело делая вид, что волнуется.
– Своею.

– Чево взысковеши темо, брате?

– Умысел есть, - отвечала Чака твердым и чуть хрипловатым голосом. Хочу познати чюдное.

Григ выполнил приказание и теперь, после одобрительного кивка Митяя, обтирал крест лопухом.

В избе между тем творилось нечто странное.

– Возьми кочергу, - потребовал у Чаки Федор. Чака, ожидавшая другого, растерянно переняла у Кузьмы вишневый уже на конце прут.

– Пронзи сердце Спасу, - продолжал Федор.
– Смелее, молодший.

– Пошли что ли, - сказал Григ.

– Аз бо и не боюсь, - ответила Чака, делая шаг к иконе, которую Анемподист тем временем аккуратно пристроил на припечке.

Раскаленный прут ткнулся в дерево, зашипел, проходя через лак, выжег черный круг. Чака налегла на него, вдавила в доску. Артельщики, застыв, наблюдали за ней.

– Во имя Господа нашего, Сатаниила!
– возгласил Федор.
– Аминь!

Чака выпрямилась.

Митяй задержался в сенях, прислушался, стукнул условно. Федор распахнул дверь.

– Входите, - сказал он.
– Добре держался твой молодший, - обратился он к Григу.

Григ подошел, потрепал Чаку по волосам.
– Молодец, - похвалил он.

– Погоди, - мысленно отозвалась Чака.
– То ли еще будет. Помнишь, Лип про зад говорил?

– Да и клятву, говорят, кровью надо подписывать. Из мизинца...

Пров снял прожженную икону, сунул ее в печь, потом повернулся к ним. Анемподист с поклоном передал ему большой наперсный крест, быстро положил перед Григом и Чакой по иконе, ликом вниз.

– Братие!
– воззвал Пров, поднимая крест, который держал вверх ногами - за короткую часть.

– Коленями на иконы!
– свистящим шепотом подсказал сзади Федор.

Григ с Чакой поспешно опустились на колени перед Провом. Сегодня он вел мистерию. Наверное, поэтому же ему доверили посвящать новообращенных.

– Готовы ли вы единитися с нами, забыти родных и близоких, отрешитися от мирской суеты и посвятити себя силам преисподнеи?

– Готов, - кивнул Григ.

– Готов, - сказала Чака.

Пров вытянулся, торжественно поднял крест.

– Верую!
– возгласил он.

– Вторите!
– услышал сзади Григ.

– Верую в князя тьмы, владыку преисподня Люцифера, ангела падшаго и возвысившагося, володетеля живота и смерти, седящаго на стале в геене огненной. Верую в сподвижников Его - Асмодея, Магога, Дагона, Магона, Астарота, Азазела, Габорима, Велиала. Верую в аггелов, наставляющих мя и сугубо поможающих дерзновению моему. Отверзаюсь Христа и святаго духа, господа животворящаго, иже от отца исходящая, иже со отцем и сыном поклоняема и славима...

Краем глаза Григ видел артельщиков, внимающих им, повторяющих, шевеля губами, каждое слово. Пока все шло нормально.

– ...по волей моей, и в согласии со страшной и вечной клятвой не разглашу никоемуждо тайну велию, а ежели предам, то постигнет мя кара Ево и поразит мя и ближняя моя оружие Ево...

– Старик, - позвал он.
– Ну как?

– Давай, давай, - донеслось издалека.

– ...чаю живота вечнаго и власти над миром тварным и над бренной плотью своя. Аминь!

– Аминь!
– эхом откликнулась Чака и замерла в глубоком поклоне.

Пров плюнул на крест и бросил его через правое плечо.

– Чашу!
– приказал он.

Тот же Анемподист вытащил из-за пазухи небольшой сверток, развернул тряпицу и в темноте избы блеснули серебряная чаша и нож то ли с золотой, то ли с позолоченной рукоятью.

– Кнут!

Из-за спин выдвинулся Федор, держа в руке кожаный бич.

– Ну, малыш, - ухмыльнулся Григ, - теперь держись!

– Лишь бы рубаху не снимать, - отозвалась Чака.

– Во имя Господа нашего, царя мира сего!

Кнут свистнул, на плечи обрушился не очень сильный, но все же достаточно ощутимый удар.

– Раз!
– считал про себя Григ.
– Два! Три!

Он очень удивился, когда Федор, ограничившись тремя ударами, перешел к Чаке. В других сектах испытание было куда более суровым.

– Братие!
– снова провозгласил Пров.
– Ныня приемлем мы в лоно Церкви нашей нового брата Иоанна - имя сице есть мерзостно и отвратително...

Он принял левой рукой чашу, куда услужливый Анемподист уже налил крепкую, судя по запаху, брагу и, подойдя к Чаке, продолжал:

– Нарекается...

– Рукава!
– подсказал сзади Федор.
– Засучите рукава!

Григ перевел дух. Обряд оказался менее жестоким, чем он ожидал.

– ...раб Бога машет, Веельзевула, Сатаниила и Люцифера имеем Исаакорум и предается в повинутие Аваддону, демону зла, раздоров, грабежей и пожаров, войн и разорений!

– Авва!
– вскричали хором артельщики.

– И посвящается...

Ножом Пров полоснул по белой обнаженной руке Чаки, и Григ ощутил, как болезненно кольнуло у нет в груди. В порезе вспухла вишневая кровь, струйкой сбежала в чашу. Григ закусил губу.