Харон
Шрифт:
В нужном месте у обозначенной внешней границы лагеря он поставил кружок, ткнул испачканным пальцем попеременно в Марго и Виктора и махнул рукой, указывая сквозь стену направление.
— Уразумели, красавчики, или повторить?
— Мы должны идти туда, так? Когда? Прямо теперь? Что брать с собой… ах да.
— Подожди, Марго, я не понял, где это?
Тогда он взял их за руки, вывел, торопливо подчинившихся, снова указал направление. При двух лунах это было труднее сделать, чем в палатке при свете вечной, неугасающей «летучей мыши». Но они, кажется, поняли.
Он
Снова изобразил руками, что там сложена во-от такая пирамида из камней.
— Когда нам выходить, господин Харон? — деловито спросила Марго. Темные глаза мерцали, как угли, с которых сдули золу и пепел.
Он ответил улыбкой, своей завораживающей их всех улыбкой василиска, у него была такая в арсенале. Смотрел не отрываясь в это красивое и одновременно отталкивающее лицо.
«Чем, интересно, они занимались там, в Мире, откуда их выбили? Виктор говорит: на них за то, что они делали, лежит Несмываемый грех. Кровь младенцев? Хотя в том Мире это могло быть что угодно, там сейчас с этим вольготно, твори что хочешь.
Только не окажись потом здесь и не попади в список на Горячую Щель, об этом вы почему-то не думаете…
Она готова за свой шанс отдаться Перевозчику. Была готова, ведь она раньше не видела меня. А теперь? Виктора вон даже отшатнуло. Или ей настолько все равно — хоть с Хароном, хоть с крокодилом? Погоди, девочка…»
Своими черными заскорузлыми пальцами он отвел со лба Марго белую челку. В челке не хватало доброй пряди. Как и в редеющей шевелюре Виктора. Как и у всех в лагере.
Танаты вырезали прядь волос у каждого, кто появлялся из Тэнара на тропу — где еще узко, можно двигаться только гуськом. Специально двое всегда стояли, и рядом с ними росла, колыхалась куча разноцветных выхваченных лохм.
«Погоди-ка, а что танаты делают, если им попадается лысый? Совсем лысый, как пятка? Вот чего еще не видел, того не видел. А есть вообще лысые в лагере? Надо будет поискать».
Марго застыла и не шевелилась под его прикосновением. Он поднес к ее глазам список, провел по нему сверху вниз и опять махнул рукой в направлении места сбора.
Показал на Марго и Виктора, двумя пальцами изобразил шагающего человечка, показал на дверь, махнул рукой, встал сам.
— Нам нужно идти прямо вместе с ним. Виктор, я поняла, он собирает и других, мы будем не одни. Пошли, Виктор, мы будем ждать их там.
На Марго было искрящееся открытое платье-коктейль, круглые обнаженные плечи она кутала куском какой-то дерюжки, по-видимому, найденной здесь. Виктор даже не додумался отдать ей свой шикарный смокинг, правда, лопнувший на спине сверху донизу. Они вышли втроем.
Две луны начали укрываться за серыми низкими тучами. Лился рассеянный мглистый свет. Это не было своеобразными «днем» и «ночью», подобные смены происходили когда им вздумается.
Харон проводил взглядом пару, удаляющуюся меж палатками в сторону Горы. Поднял к засветившемуся небу черное, точно вырубленное из дерева или камня лицо в глубоких морщинах и складках.
«Чем я, собственно, так уж отличаюсь внешне от таната? Только что не пятнистый да покрупней раза в полтора.
Не очень-то меня здесь и боятся, кое-кто даже пробует обходиться запанибрата. Еще — я умею улыбаться. Ценное качество, особенно, если учесть, что демонстрировать здесь мне его почти не приходится. Скажу по секрету, я еще и смеюсь иногда, но уж этого точно никто не узнает».Харон отряхнул ладони от песка. При этом они издали звук двух ударившихся друг о друга кусков дерева.
Грешники Марго и Виктор были только первыми в его списке. Кроме них, там значилось еще сорок семь душ.
Знакомое кривое деревце торчало из груды нескольких крупных обломков базальта. Оно словно караулило выход из узкой, стиснутой отвесными стенами долины.
Ладонь Харона легла на изборожденную трещинами кору, и он вновь отметил сходство своей руки и запирающего выход черного деревца без листьев.
Однако лишь оно здесь было мертвым, черной загогулиной нарушая почти идиллическую картину травы и цветов долины — первого по-настоящему живого местечка после оскаленных пропастей и сухих, как змеиный выползок, сыпучих склонов.
Он довел их. Они могли быть довольны.
Тянувшиеся за ним длинной процессией сперва просто замерли, где шли, затем стали собираться в отдельные группки. Нагибались, с изумлением и недоверием гладили изумрудный травяной ковер. Многие уселись. Кое-кто, растянувшись, лег.
В потеплевшем воздухе раздались радостные голоса — это крайние в процессии нашли родник, бьющий из скалы.
Харон взглянул на того, кто был рядом, кого он, едва войдя в очередную по списку палатку, сразу узнал, забрал с собой и уже не отпускал от себя.
«Небось думает, что это ему особая такая привилегия — идти рука об руку с Перевозчиком. А и привилегия, что ж. Он, однако, неразговорчив».
Мутноватые глазки спутника Харона широко раскрылись. Шрам на щеке — след давнего удара пистолетной рукоятью — побагровел.
«Этот тоже разволновался. Появилась надежда. Все можно будет забыть, как страшный сон, как нелепый кошмар, настигший на вторую ночь после отхода от недельной пьянки, или грезу от кокаинового перебора. И ведь надо — никаких повреждений на нем. Свежих, я имею в виду, тех, которыми бренная жизнь его прервалась. А должны бы остаться, и немало — я старался специально… Они все так — будто непосредственная причина, приведшая к прекращению их биологического существования, не играет, по сути, никакой роли и даже не оставляет на них, появляющихся здесь, никаких следов. Они оказываются здесь вовсе не из-за того, что с ними случается в последний момент. Истинные мотивы гораздо глубже… Философия. Тема для Локо-дурачка и иже с ним. Особенно иже с ним».
Привалившись к твердому стволику, Харон прикрыл глаза. Бывший с ним потоптался в нерешительности, сел рядом. Ерзал, не сиделось ему. Все-таки вскочил — «Я быстро, извините…» — резво зашуршал по камням вниз, к остальным.
Вернулся почти сразу, в кулаке — Харон посмотрел сквозь щелку — пучок травы, два цветка. Соскучился, значит, а ведь пробыл-то в лагере всего ничего.
Не глядя в долинку, Харон слушал их, все более возбуждающихся от близости освобождения Ему оставалось ждать совсем недолго. Нащупал запястье своего спутника со шрамом, сжал так, что тот невольно охнул, притянул к себе. Его он придержит.