Харон
Шрифт:
— И тут не доверяете? Да подавитесь! — Харон специально пульнул берилловый кристалл туда же, где подбирал его сам, и с удовольствием посмотрел, как кинувшийся за ним танат выковыривает драгоценность из кучки нечистот.
— Святыня, — презрительно сказал Харон, сам подумав про то, что хорошо — танаты под самым Тэнар-камнем устраивают свой парикмахерский салон, не то и тут ступить было б негде.
— Ты еще не понимаешь, Перевозчик, — ровно сказал второй танат, приблизившись вплотную.
–
Но ты поймешь. Небо поменялось. Ты дал слово, что закончишь.
— Что?
«Да, конечно, он — не отсюда. Он чувствует время, я еще в самом начале его рассказа отметил слово «давно». Чисто машинально, слух резануло. Конечно, он жив, и не место ему тут. Вот только главного-то он не сказал. Впрочем, главное для себя самого я услышал».
— Я же не рассказал, отчего я вернулся! Не потому что я не верил… то есть боялся. Чего уж там. Но где-то уже довольно далеко я как-то так… в общем, я понял, что должен вернуться.
— Мы доверяем тебе, Харон, — сказал один из танатов, не обращая внимания на Врача, — но не ты должен выводить его в Мир. Ты — не перевозишь обратно. Иди, Перевозчик, он не должен видеть тебя при выходе отсюда.
— Это было как голос во сне! — крикнул Врач. — Он сказал, что я должен вернуться! Болван безъязыкий, ты понимаешь, что такое должен?!
— Прощай, парень, я подумаю на досуге обо всем, что ты мне так любезно сообщил.
— Мы за вторым поворотом, Перевозчик, — сказал танат с кристаллом-Ключом. — Те мы, которые привели его сюда и ушли, когда ты захотел говорить с ним. Ты нужен, Перевозчик. В лагере, — танат помялся, что было непривычно видеть, — нехорошо. Кроме того, пришла новая Ладья. И тебя ждет список на Горячую Щель. Иди, Перевозчик, спеши.
Надменно выпрямившись, танат стал похож на собственное изваяние.
А Харон ушел. Не обернувшись. Даже когда донесся последний крик того, кто в палатке Локо назвался врачом и Врачом же останется у Перевозчика в памяти. Которому до самого конца не давали догадаться, что привели сюда, чтобы вернуть утраченный Мир:
— Мне сказали, что я должен вернуться сам, добровольно! Рассказать, как здесь на самом деле, слышишь?
…Спускаясь в компании танатов к лагерю, Харон спросил одного:
— Что могли означать слова ушедшего обратно «еще будет восемь»?
— Это означает, что ему была дана только самая первая попытка пройти свой дальний путь, — как о само собой разумеющемся отвечал на ходу танат. — Всего попыток девять, но точно нам не известно. Мы не интересуемся этим. Нам этого не надо. — Танат подумал и добавил: — В данном случае, говоря «нам», мы имеем в виду только нас. Без тебя, Перевозчик.
Харон кивнул. Он почти не сомневался в ответе. Потому что «будет еще восемь попыток» — это из его же, Перевозчика, сна. Там, в Мире. Когда Перевозчик еще даже не был Стражем.
Из того его прошлого, про которое он не перестает сомневаться — а было оно у него вообще?
— Что это? — Он остановился, споткнувшись. Лагеря, каким он привык его видеть отсюда, с окончания Тэнар-тропы, где она, расширившись, спускалась к крайним задним палаткам линий, более не существовало. Не было пусть кривоватых, но в целом параллельных друг другу рядов крыш, шатров, куполообразных, подобно арктическим иглу, двойных и тройных домиков,
протянувшихся от подножия Горы к величавой черной Реке. Все это теперь находилось в смятенном перемешанном разнообразии, словно гигантская ладонь сгребла их и, встряхнув, высыпала щепотью на язык берега обратно.Да и самого схода с тропы не было. Широкая россыпь крупных, мелких, очень крупных и очень мелких обломков, глыб и щебня, и чтобы добраться вниз, придется находить пути между ними.
Харон посмотрел по сторонам. Скала-профиль справа, как и была. Слева, в стороне первых линий — да какие уж там линии! — по-прежнему сгущалась тьма и мгла. Впрочем, тот конец Харон вообще видел хуже, он заметил, что при светящихся облаках теряет в зрении.
Река… Река, конечно, осталась. Черная и — сверху — недвижная. И Ладья болталась у самого берега, огромный неуклюжий плашкоут, тупым носом налезающий на черный песок… Позвольте, а пирс?
Широкого, как площадь, вынесенного вперед в воды Реки причала на сваях из почерневшего дуба Священной Рощи также более не существовало. От него, однако, остался след — освобожденное от палаток пространство, где было что-то вроде набережной.
«Ничто не вечно под луной, так, — подумал Перевозчик, разглядывая новую панораму. — А под двумя? Хибарка моя небось тоже не уцелела. Жаль. Что имеем — не храним, потерявши… Как же теперь списки собирать они хотят?»
— Это лагерь, Перевозчик, — раздался в стылых полусумерках гнусавый голос таната. — Что тебя в нем не устраивает?
— Теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря, что в лагере нехорошо. Вы, надо признаться, умеете отменно подготовить к плохим новостям. Весьма признателен за мягкое предупреждение. Не сделай вы его, мне бы, должно быть, стало немного не по себе от свежих штрихов. Они чуть-чуть чересчур смелы. Некий эпатаж…
— Перевозчик, прекрати свое бесполезное жонглирование словами! — оборвал танат. — Что ты можешь знать о том, что происходит в лагере?
— Мне достаточно того, что я вижу.
— Ты видишь лагерь, только и всего.
— По-твоему, он всегда имел такой вид?
— Ты опять говоришь непонятно. У лагеря только один вид. Тот, что ты видишь.
«Э, как, — подумал Харон, соображая. — Ну, правильно, иначе и быть не могло. Для них, танатов, это именно так и есть».
На уступе остались только они вдвоем, остальные спускались по огромной осыпи. Неясные фигурки появлялись и исчезали меж камней.
— Слушай, приятель, — сказал Харон, мельком подумав, что ниже падать, кажется, уже некуда: к танатам в приятели он записался, — сдается мне, что именно ты приносил мне список на предыдущую Горячую Щель. Так, нет?
— Мы…
— Хватит вкручивать, — сказал Харон самым, впрочем, дружеским и миролюбивым тоном. — Это был ты, я тебя узнал. — Тут он схитрил.
— Предположим, — пятнистый сразу занесся. — Что ты хочешь, Перевозчик?
— Я хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос. Всего один. В порядке любезности, раз уж мы решили не ссориться. Уходя, ты сказал тогда насчет моих знакомых, кого я могу встретить, собирая по списку. Кого я уже видел там, в своем Мире.