Харон

Отчего не сделать так, чтобы они видели в фигуре Перевозчика на корме Ладьи не еще одну из мойр, богинь судьбы, не черного Харона, а — друга им всем? Каждому из них. Кто переправит их туда, где по ним скучают, где их любят и ждут, где чисто, светло.

Они протягивают к тебе руки. Все они улыбающиеся, милые, живые, а не пустоглазые, полупрозрачные, «примороженные». Матери поднимают детей, чтобы можно было лучше рассмотреть тебя и запомнить на всю долгую счастливую жизнь, к которой ты повезешь их. Которая вон там, за Рекой.

И ты отнимаешь твердую надежную руку от румпеля, руку Перевозчика, руку Отца и Капитана, и осеняешь…

В дверь постукивали робко и осторожно. Перевозчик сел на нарах.

«Ни черта они не знают, куда я их повезу. Я сам не знаю. Вот и танат заявился со списком на Горячую. Собирают пускай сами, гонят к пирамиде. Видел — стоит, хоть развалиться должна бы от легкого чиха. Значит, и не было никаких толчков, простая смена декораций. Только для целого акта пьесы.

Чего-то пятнистые стучаться начали, не водилось за ними таких тонкостей».

Ударом ноги, надеясь, что с отскока попадет и стучащему, он распахнул дверь.

Стучащему попало. Это был толстячок Брянский.

— Тьфу ты… тебя-то кой принес? Зашиб?

— Господина Харона… господина Харона просят пожаловать. — Брянский копошился, как хлопнутая о землю жаба. Харон отметил, что движения у него уже начали замедляться и рот открывается не при каждом слове.

— Руку давай, что ли, посланец, а то не встать тебе самому-то. Гермес быстроногий, вестник богов Олимпийских.

Всю дорогу Брянский путался, что начало раздражать, хоть Перевозчик и понимал, что не будь у него хоть такого провожатого, ему нипочем не найти палатку Локо одному. Тропки, проложенные в палаточном мельтении, не удивляли. Значит, успели натоптать. Сколько его не было? Что для них для всех то, что кажется новым ему, — привычная обыденность? Неизвестно.

«Неизвестно и неинтересно, а ты когда прекратишь задавать самому себе никчемные вопросы, Перевозчик? Беспорядков ты каких-то боишься, не пойму? То танатов дело. Тебя это не должно касаться. Тебе этого, — ухмыльнулся, — не надо».

У Локо не воспринимали явившееся устройство лагеря как привычную обыденность. Во всяком случае, новое положение безусловно угнетало хозяина двойной обширной палатки.

Сине-красный домик стоял теперь далеко за сотыми линиями — где они были… «Изменение назад», — нашел подходящий к обычаям лагеря оборот Перевозчик. Гигантский скальный профиль, нависая над головой, утратил свою цельность и стал просто впадинами и выступами переходящих друг в друга серых обрывов.

За сотыми обитали те, кто по причинам неведомого отбора оракулов не попадал на Ладьи. Заходя сюда, Харон наблюдал их полную отрешенность и думал, что стоит им остаться в лагере еще несколько Ладей, и их можно будет посылать через Реку своим ходом — до того они становились отключенными и, кажется даже, невесомо-прозрачными. Черная густая вода выдержала бы их совершенно свободно. Но приходила очередная Ладья, танаты устраивали «большую чистку», и место заполнялось переведенными сюда из центральной части соответствующими индивидуумами. Их также указывал оракул.

Исходя из такого порядка, очутиться в этой части лагеря большой радости Локо не доставило. Вряд ли его может утешить и то, что с сотых линий, когда они тут были, Харон почти не имел клиентов на поход к Горячей Щели.

— Вот, господин Харон, — Брянский раскрыл полог, заменивший знаменитую Локину дверь.

«Ага, поживи-ка ты, как все, — позлорадствовал Харон. — Не заедайся, куркуль. Достопримечательность лагеря».

Зря он злорадствовал. Внутри ничто не изменилось. Мебель, яркое освещение от «летучих мышей», которых вроде даже прибавилось, стулья вдоль стен, на них безмолвные фигуры, стол уставлен теми же безделушками. Локо во главе, по правую руку Псих, по левую — Гастролер с Листопадом. Девушка-оракул сидит отдельно, на свободной длинной стороне. Ее переодели во что-то более закрытое. Руки с длинными пальцами напряженно прижимаются к столешнице. Тонкое лицо с зажмуренными глазами. Припухлый полудетский рот приоткрыт, с губ срываются слова. И танат напротив.

— Да… — сказала девушка. — Нет… Нет… Нет… Дальше. Нет…

Танат ставил крестики на разложенном перед собой листке. Упираясь макушкой в брезентовый потолок, Харон рассмотрел на листке схему лагеря. Новую. Ничем иным это изображение, выглядящее как плод ночных бдений безумного графика, быть не могло. Он и сам узнал лишь по двум сплошным линиям — плавному изгибу Реки и четко обозначенным языкам отрогов Горы. Мельчайшие кружочки, наполнявшие пространство между, наводили воспоминание о пузырьках в шампанском.

«Не-ет, и не просите, я искать не пойду, — с еще большей убежденностью решил Харон. — Если меня этой бумагой вооружить, самого потом разыскивать придется. Смотри, новый план. Безукоризненный, конечно, надо думать. Простыня целая. Бумагу где берут?»

— Нет… — продолжала девушка-оракул, которая, по-видимому, в настоящий момент выполняла роль медиума, указывая место нахождения назначенных в следующий список. — Нет… нет… нет… Да! Тоже — да!.. Нет… Нет…

Танат был очень занят. Крестики он ставил остро отточенной палочкой, то и дело макая ее в подобие чернильницы с густой черной жидкостью. Харон был готов признать в жидкости воду Реки, зачерпнутую пятнистым для надлежащей значительности процедуры, но по крестикам судя, это был просто раствор сажи.

«Тоже — если раствор, то в чем? — хмыкнул Перевозчик, садясь на пол у стены. — И откуда сажа?» Потом он заметил Локино новоприобретение — зазеленелый медный казан с сильно закопченным дном. В черном слое светились широкие проскребы.

Если присутствующие, включая Локо, не решились как-либо среагировать на появление Перевозчика, боясь прервать общение таната с девушкой-медиумом, то Психу все было нипочем. Он откинулся на спинку своего стула — у него и у Локо были стулья с целыми спинками — и выдал:

Восстанут титаны, и снова их битва начнетсяС Ураном-отцом, их самих от Земли породившим.И в этом сраженье повержено будет бескрайнее небо,В бездонную бездну оно, расколовшися, канет,И Хаос придет безграничный, и темный, и вечный…

— Я вас тоже приветствую, — буркнул Харон. Листопад, не сводивший с Перевозчика глаз, пихнул своего соседа. Оба они изо всех вил демонстрировали, что видеть Перевозчика несказанно рады, что обязательно подошли бы, поговорили или хоть одни, сами, высказали свое наконец, да вот такая тут неожиданная бодяга. Локо посверкивал глазками, упрятавшись в козий колтунный мех. Девушка-медиум говорила монотонно:

— Да… нет… нет… нет…

Харон взглянул подле себя, но Брянский уже уселся в ряду фигур у стенки и, похоже, отключился.

— Нет… нет… нет…

«А и скучно у нас на том свете», — подумал Харон, утомившись повторениями и всеобщей неподвижностью.

— Эй! — позвал он таната. — Пятнистый! Прекрати мучить ребенка. Для своих занятий другого места найти не можешь? Без тебя здесь бывало повеселее.

С момента услышанной от таната на сходе с Тэнар-тропы отповеди Перевозчик решил держаться со всеми ними подчеркнуто вызывающе. Если конфликт неизбежен, то чем скорее он произойдет, тем лучше. Правда, форму, в какую он может вылиться, Харон не мог измыслить себе совершенно.