Харон
Шрифт:
Но на этот раз Система молчала. Получается замкнутый круг: память заблокирована из-за специализации Харон. Понять, как они связаны между собой, я не мог из-за недостатка знаний о механике. А эти знания о механике вполне могли оказаться в заблокированном фрагменте памяти…
— Чёрт знает что… — прошептал я и обратился к Кторвику: — Кторвик, хоть убейте, не могу вспомнить.
Кторвик и Рент-а-Ил многозначительно переглянулись, но не произнесли ни слова. Рент-а-Ил даже отложил в сторону планшет с формулами и чертежами.
— Чёрный… — начал было учёный, потирая вновь разболевшийся ожог на лице.
— Не сейчас,
— Нет-нет-нет!.. — возмутился Рент-а-Ил, закидывая в пасть горсть шипучек. — Кстати, вы знали, что мои запасы шипучки в последнее время резко снизились? Хах… Как будто какой-то предприимчивый незнакомец выкрал часть таблеток. Так вот, о вашей проблеме, Чёрный…
— Рент! — Кторвик начинал злиться. — Ты можешь меня хотя бы раз в жизни послушать и ПОМОЛЧАТЬ?!
Обычно главный автор Культа был куда сдержаннее, но вот Рент-а-Ил на правах старшего брата умел его взбесить буквально несколькими словами. Да же не так, это выходило у него само собой. Возможно, всё дело в конкуренции Кторвика с Рент-а-Илом, который с ранних лет отличался неординарностью, граничившей со странностью, и огромным талантом изобретателя, граничившим с гениальностью. Кторвик подобным похвастаться не мог, зато имел практическую жилку, у Рент-а-Ила напрочь отсутствующую. Не могло ли случится так, что желание победить старшего брата стало детским комплексом, который Кторвик пронёс через всю жизнь? Именно этот комплекс, с одной стороны, дал ему моральные силы для быстрого продвижения по карьерной лестницы. С другой, не думаю, что главный автор Культа смог добиться внутреннего спокойствия, так необходимого для счастья. Погоня за успехом приносит лишь нервные расстройства, если, помимо жажды успеха, в твоей жизни больше нет ничего.
Впрочем, что это я о братьях? У них свои проблемы, у меня — свои. Потеря памяти, уж простите, для меня гораздо важнее детским травм Кторвика.
— Вы знаете, что со мной произошло? — спросил я у Рент-а-Ила, мысленно набираясь сил для выслушивания малопонятного монолога от поехавшего учёного.
— Скажем так, ахах! Догадываюсь… — начал было Рент-а-Ил, снова потирая ожог, но Кторвик уже выталкивал его из отсека. Главный автор Культа был значительно крупнее своего высокого, но худощавого старшего брата, поэтому Рент-а-Ил даже и не думал сопротивляться.
— Итак, — как ни в чём не бывало продолжил Кторвик, когда автоматическая дверь закрылась, — слушай, что ты расскажешь аудитории…
Интервью получилось необычным.
Следуя тексту Кторвика, который он, поминутно прохаживаясь по отсеку в поисках вдохновения, написал на планшете, я бодро отвечал на все вопросы о своей предыдущей жизни. Главный автор Культа не даром ел свой хлеб: получилась настоящий криминальный детектив с участием властей, полиции, силовых служб, бандитов и, конечно, любви (любовь просто необходима, чтобы зайти на широкую аудиторию).
Желая найти средства на лекарство своей смертельно больной девушке, я облапошил одного крупного авторитета. «Призванная с Того света» бабушка, общаясь через молодого экстрасенса, успешно соврала насчёт места нахождения драгоценностей. Естественно, никаких драгоценностей в указанном месте не оказалось.
Авторитет
был вовсе не дурак и понял, что соврала отнюдь не его любимая бабушка, а сам экстрасенс. Но к тому времени я уже скрылся в неизвестном направлении с крупной суммой денег, и взбешённый авторитет отправил на мои поиски бритоголовых бандитов.Далее меня находит один экцентричный детектив по фамилии Козлов (фамилию придумал я для большей аутентичности), который хочет взять авторитета за… ну, вы поняли. Требуется побыть приманкой. В конечном счёте план воплощается в жизнь, Козлов ликует, операция проходит удачно — девушка спасена. Но в тот самый момент, когда я в сопровождении омоновцев и скрученных бандитов еду на базу авторитета, происходит Катастрофа, уносящая жизни всего многомиллиардного населения Земли.
И вот теперь я, желая найти Вторых, которые вроде как и затеяли всю эту заварушку с концом света и Игрой, лечу на их планету, чтобы отыскать виновных в уничтожении моего мира.
— …Чтобы больше ни один из миров не был уничтожен! — я даже кулаком в воздухе потряс для пущего эффекта.
— И… снято! — улыбнулся Кторвик. — Вот это я понимаю, мотивация! Ещё бы Иву в виде той самой погибшей девушки представить — и была бы вообще конфетка! Но уже поздно… Эх.
История историей, но у меня имелась мотивация и получше. О ней Кторвику пока что знать не следовало. Я намеревался завладеть Ладьёй и раз и навсегда выяснить у Системы, какая тайна скрывается за этим центральным элементом Игры.
Но о чём хотел рассказать Рент-а-Ил?.. Это я собирался выяснить в самое ближайшее время.
Летающая тарелка неспешно вращалась вокруг своей оси, изредка выплёвывая в космическое пространство плазменное топливо, унося нас всё дальше и дальше от мира октопусов навстречу скрытой во мраке космоса планете Вторых. Я ещё ничего не знал об этом мире. Возможно, в нём обитают самые настоящие боги, одной мыслью способные уничтожить всю нашу экспедицию. Может, там давно уже никого нет в живых… Но ведь кто-то же должен активировать Ладью, чтобы уничтожались целые миры, а в Игру попадали всё новые и новые виды? Или Ладья — это и есть тот самый бог (или же Создатель), играющийся с миллиардами жизней? Но в таком случае зачем нужен я, Харон?..
Летающая тарелка неспешно вращалась вокруг своей оси, а её временные обитатели уже разбрелись по своим отсекам, чтобы на утро быть разбужены громким воплем Зелёного, который бежал от отсека Уолк-Дэ.
За час до этого репортёр, покачиваясь и зажимая ладонью колотую рану, выполз в коридор и обмяк, привалившись к металлической стене и чуть слышно шепча: «Сбежал с-сука…».
Глава 10. Покушение
Девушка нетерпеливо трясла меня за плечо и что-то говорила. Я с трудом открыл тяжёлые веки (запись интервью затянулась, и в свои отсеки мы вернулись уже глубокой ночью):
— Что такое, Ива? — неспешно спросил я, зевая.
— Уолк-Дэ!! — девушка была на грани истерики, что для спокойной Ивы совсем не свойственно.
— Что Уолк-Дэ? — как же не хочется вставать… извилистые иероглифы, мигающие на часах, показывали только семь утра. Спал, дай бог, четыре-пять часов.
Я взял с прикроватного столика платок и хотел было передать его плачущей девушке.