Хасидские рассказы
Шрифт:
И постепенно мне становилось все яснее, что надо ездить к цадику. Моя супруга, правда, не была довольна этим моим решением: лишние расходы, а работницей в доме ведь она является, — но кто станет слушаться в таких делах женщины!..
3
Твердо решив, что следует ездить, я стал думать: куда?
Цадиков, не сглазить бы, много. Но разве все они истинные праведники?
Не верится как-то: слишком хорошо было бы.
Мессия давно бы пришел тогда; гонения уж во всяком случае прекратились бы.
Гонения же с каждым
Иной скажет, ведь едет к цадикам столько евреев, и ученые бывают, и благочестивые, и богачи — мирские люди. Как же никто из них не замечает, где правда, где кривда?
Неверующий на это просто ответит: Все цадики одним лыком шиты, комедию ломают, а хасиды — стадо баранов, что дают себя стричь всякому обманщику. Не раз приходилось слышать такие речи.
Мы однако знаем, что любой хасид заткнет за пояс десяток таких брехунов.
Так в чем же дело, спросите.
Дело в следующем:
Скончается какой-нибудь цадик, истинный праведник и молитвенник. Оставляет по себе сына. Сын — не сквернавец какой, молится усердно, держится чисто, Божьим Словом занимается, — народ начинает ездить к сыну. Люди привыкли к дому, к гостинице, к городу, весь обиход знают, а привычка — вторая натура. К тому же надеются на родительское радение, заслуги его отца и деда перед Господом.
Новый цадик не виноват. Как о нем судят в небе, ему неведомо.
Слышит, народ сзади кричит; «Свят, свят, свят!» — и сам верит.
Большой беды от этого не бывает. Как бы то ни было, а по его милости евреи отрывается от дома, от плотского, греховного ада, и попадает в другой мир; вместо дум о хлебе, о плоти — общая молитва, а она творит чудеса. Иногда случается, что от службы по «долгу» переходят к службе по «любви»; молитвами ли предков цадика, молитвами ли общины еврейской, но цадик становится истинным заступником и пастырем своего стада.
Но мне-то зачем головой рисковать?
Я решил поэтому попытаться; съезжу, думаю, в одно место, другое, где-либо да и прилеплюсь душою.
Я, признаться, не велик ученый, тем паче не каббалист, но — «Господь — страж глупцов», — сказано, не следует терять надежду.
И Преблагий воистину меня не оставил.
4
Первая моя поездка была к нему, благословенна его память.
Туда, во-первых, близко, да и ехать удобно — железной дорогой. Даже в декабре месяце, выедешь с утра в пятницу, еще засветло туда попадешь.
Во-вторых, к нему из нашего городка ездил Вольф-Бер, еврей, сведущий в законе и искренно богобоязненный, каких мало; еще ездил Носка — богач и благодетель нашего городка. На таких людей для начала положиться можно.
К тому же, надо полагать, была на то и Господня воля. Потому что хасида обыкновенно берет искушение «издалека добывать хлеб свой». Ездить подальше, чуть ли не за море. Потому ведь у цадиков редко бывают поклонники из своих мест. Я же, как нарочно, поехал к ближнему.
И, слава Богу, не ошибся в своем выборе. Приехал я, — как сейчас это помню, — на субботу перед новомесячием. Когда ребе, сам, по своему обыкновенно, читая перед народом молитву на новый месяц, произнес: «Ниспошли нам, Господи, жизнь богобоязненную и грехобоязненную», слезы подступили у меня
к горлу, сердце затрепетало, точно желая выпрыгнуть, и я понял, что останусь у ребе.5
Лишь потом я стал присматриваться к его образу жизни…
Истинно благочестивый еврей! Крайне грехобоязненный!
— Прежде евреи, говаривал он, — были богатырями, вступать в единоборство с дьяволом и одолевать ею было для них шуточным делом. Ныне же и того довольно, что успеваешь спасаться от нечистого…
И он, действительно, спасался как можно дальше. Но всего и не перескажешь.
Вино для освящения субботы у него, например наливали еще засветло. Почему?
Очень просто. Наливать нужно до краев. Случается, что перельешь через край и замочишь скатерть. Если вино белое — моешь в субботу, если оно красно — красишь!
В его молельне субботние молитвы были начертаны на стенах, чтобы не приходилось перегибать книги и перелистывать страницы в субботний день.
Шьет он, бывало, себе платье. А у него было в обычай на Пасху строить себе обнову, а старое платье дарить кому-либо из приближенных, чаще всего Вольф-Беру.
Но не думайте, что это делалось просто. Наберут, мол, в лавке товару, отдадут портному, и тот сошьет.
Во-первых, нынешние портные любят оставлять в свою пользу прикрой. Прошли те времена, когда портной, собираясь умирать, приказывал устроить себе домовину из портняжного стола и вложить ему в руку меру, чтобы иметь свидетелей пред судом небесным, что он не воспользовался и ниткой чужой. А ребе, конечно, не желал, чтобы из-за его платья еврей впадал во искушение. Во-вторых, станут шить шерстяную ткань бумажными нитками, а это грех несмываемый. Если молятся, слыхал я от ребе, а потом читал в «Kaw-Hajoschor», — одевши такое платье, то молитвы не достигают небес, а блуждают в «мусорных вратах». При умышленном же грехе молитвы и вовсе падают в преисподнюю, чтобы вплесться в венец нечистого… Что уж ему совсем нежелательно. Ведь его молитва должна поднять, вести за собою во врата Слез просьбы всей его паствы! Шьют, бывало, поэтому платье в доме самого ребе. Хасиды по двое дежурят. Даже нитки для шитья и то, бывало, прядут под личным наблюдением старосты.
Да разве все передашь? Чудеса, да и только!
6
Но особенно строг он был к женщинам. Их он и близко не подпускал…
В сторожа нарочно нанял мужика
Еврей схитрит, за хороший «на чай» найдет себе оправдание и пропустит женщину.
Другие, мол, цадики пускают; иные с одними ими только и водятся…
А мужик, тот никаких хитростей не понимает. Ему сказано: не пускать, так он и близко не подпустит, не то и в шею накладет.
А ребе благословлял своего сторожа особым даром: издали чуять их приближение; пусть в темную полночь и то отличит мужчину от женщины; за милю, бывало, узнает по голосу, по шагам. Но едва мужик рассчитывался, как лишался этого чутья…
Много убытков терпел из-за этого ребе, но он и не задумывался над этим.
Мужчин в котелках или в манжетах также не допускал. Здороваясь, он, бывало, сует руку подальше в рукав, не нащупает ли манжет!
Пол-Варшавы он из-за этого потерял. Ведь те чуть ли не родятся в котелках.