Hassliebe. Афериsт

Никогда не было каких-то глубоко романтических признаний, клятв, даже банальных слов привязанности. Казалось, Киллиан просто не привык открывать свои чувства, вечно холодный, уверенный, сильный, он перекрывал ее стоны сладостным названием ее имени, и она утопала в его глазах, в которых в моменты страсти словно бурлило электричество.

Август пришел в себя и, вернувшись на рабочее место, с прежним усердием начал давить на них, вынуждая копать все глубже и глубже в поисках убийцы. И Эмма порой не понимала, как Киллиан так спокойно и отстраненно может обсуждать совершенные им убийства. Он всегда говорил все по делу, одновременно не пересекая черту и не вызывая хотя бы малейших подозрений. Та запись, по которой его опознал Нил, была уничтожена, большая ее часть, на которой можно было поймать лицо. И для Свон до сих пор было загадкой — как Кэссиди определил по некачественной черно-белой записи лицо Джонса? Сама просмотрев запись, она поняла, что если бы и догадалась, кого она видит на экране, то точно не с первого раза, а может быть и вовсе не узнала бы.

Нил же несколько раз пытался заговорить с ней, призывая к разуму, не до конца понимая, почему она все еще молчит. Но в то же время он сам понимал, что что-то его удерживает от того, чтобы дать показания против Киллиана. Одновременно с этим каждый раз, когда Нил предпринимал попытку поговорить с Эммой, Джонс с самыми что ни на есть спокойным выражением лица и миролюбивой улыбкой появлялся рядом, убрав руки в карманы и стреляя новыми анекдотами. Но его глаза… Кэссиди только сейчас стал замечать их, его взгляд, холодный, жесткий, темный, словно острие ножа. Он почти всегда улыбался, но только губами, его синие глаза же никогда не улыбались, тая в себе угрозу и опасность.

И, может, эксперт бы и переборол страх сдать друга, если бы тот не был незаменимым сотрудником. Во всех делах, особенно которые не касались его жертв, он находил нужный подход, подсказывая, что нужно сделать, чтобы выследить виновного. Они и сами не заметили, как Джонс получил лейтенанта, изрядно удивив тем самым своих друзей. Он уверенно поднимался по карьерной лестнице, приближаясь к званию Эммы, которая по этому поводу испытывала смешанные чувства: с одной стороны она ревновала к тому, что она оставалась все тем же капитаном, а с другой она гордилась своим любовником.

Любовник… Лежа ночами в своей постели и глядя в потолок, она старалась переварить это слово, такое новое и необычное. Она считалась верной девушкой, надежной, она никогда не вызывала у Грэма причину для ревности, пока не появился Киллиан. Но весь парадокс был в том, что сейчас, когда ревновать и волноваться как раз стоило, Миллс был спокоен и приветлив. Видимо, перспектива предстоящей свадьбы его радовала. Эмма же не набиралась смелости рассказать ему правду или хотя бы отказать, тем самым разорвав недосказанность.

— Я должна что-то с этим делать, — прошептала она, откинувшись на подушки, пока Киллиан мягко целовал ее грудь, лаская ее бедра, — это не может так продолжаться.

— Ну и выходи за него, — отозвался он, и блондинка замерла, вскинув бровь. — Что?

— Ты сейчас серьезно?

— А почему нет? — напоследок поцеловав ее в пупок, Джонс поднялся и навис над ней, усмехаясь. — Ты же его любишь, верно? У тебя его кольцо, ты научишься ему доверять, просто нужно время. Ну и соглашайся. Я даже, как обещал, буду шафером на вашей с ним свадьбе.

— Но как же мы? Что будет с нами?

— А что будет? Ничего не поменяется. Сейчас ты нагло его обламываешь, получая оргазмы из-за другого мужчины, а после свадьбы я тупо перейду в официальные любовники, которых имеет каждая жена. Супружеская жизнь скучна и быстро приедается, а у тебя будет гарантия, что твоя будет другой. Так что…

— Я не могу так, — покачала Свон головой и закрыла лицо руками, — я вообще не понимаю, как могу его так обманывать. Он искренне верит, что я думаю над его предложением, что он для меня единственный, а на самом деле…

— А на самом деле ты стонешь подо мной, — удовлетворенно улыбнулся Киллиан.

— Джонс! — покраснев, она ударила его по лицу и попыталась отодвинуться, но он, засмеявшись, крепко сжал руками ее бедра, резко войдя в нее. Эмма вскрикнула от неожиданности, уже по привычке подавшись навстречу ему, и мужчина довольно кивнул, облизав губы.

— То-то же, детка. А то вопишь еще, не признавая правду.

— Просто это неправильно, — попыталась оправдаться она, вцепившись руками в его плечи и подстраиваясь под ритм его тела, — я не могу так долго его обманывать. И я бы давно рассказала ему, если бы…

— Если бы все твои мысли не занимал я, — снова перебил ее Джонс, и Свон, поймав его взгляд, безнадежно кивнула, уткнувшись лицом в его грудь. — Ты чего, сладкая? Что за выражение лица?

— Не знаю… Просто думаю о том, как бы я жила, если бы тебя не было в моей жизни. Если бы ты повторно не вошел в нее, перевернув все к чертям, — она встретилась с ним взглядом, и брюнет поморщился.

— Детка, мы же договаривались — никаких высоколюбовных разговоров. У нас сугубо деловые, так сказать, постельные отношения. Не делай из них какие-то глупые женские романы, которые на вокзале стоят максимум полсотни. Это звучит… неприятно, — последний раз толкнувшись в нее, он отодвинулся и, встав с кровати, потянулся за своими вещами.

Глядя ему в спину, Эмма молчала, изучая старые и свежие царапины на его коже, которые пересекали уже многолетние шрамы. Она почти привыкла, что на нем почти нет здорового места: щетина прикрывает ожог на подбородке, руки, плечи и спина исполосованы шрамами, на бедре ножевое ранение, на руке — огнестрельное. Периодически она, пользуясь моментом, спрашивала о его прошлом, его заданиях и столкновениях, и каждый раз у нее поднимались волосы дыбом. Фактически он мог умереть уже раз пять, но каждый раз Киллиан все с той же пресловутой улыбкой шел вперед, не желая сдаваться.

Однажды Джонс пришел утром прихрамывая, а к вечеру в канаве нашли тела трех вооруженных бандитов. На все вопросы встревоженной девушки он только улыбался, снова и снова повторяя, что сегодняшней ночью она будет ублажать его, а не он ее как всегда. Несмотря на всю его внутреннюю серьезность, с ней Киллиан был спокоен и весел, прикалываясь, надоедая ей своей чрезмерной уверенностью. Но это был он, от взлохмаченной макушки до всегда чистых черных ботинок. Это был он.

— Ну и как у нас идут дела? — по старой привычке Август собрал всю команду в своем кабинете, пристально оглядев каждого из них. — С чем-то я стараюсь мириться, но со всеми вашими проколами не намерен.

— Товарищ генерал…

— Эмма, вот ты, кстати. Тебе не надоело все в капитанах ходить? Ты почти год капитан, и это при том, что у тебя потенциал подниматься все выше и выше. А вы? Грэм, Дэвид, подняться не хочется или так устраивает? Не надоели обычные погоны? Пора бы делать уже что-то, чтобы я повышал вас по рангу, а вы и в ус не дуете. Что у вас у всех на уме?

— Ну… — Грэм переглянулся с Дэйвом и, спокойной улыбнувшись, ответил, едва ли не светясь от радости, — мы с Эммой собираемся пожениться. Вот уже несколько недель.