Хазария

– Знают, что теперь земля от Тьмуторокани и Кавказийских гор до Хвалынского моря – наша! – молвил Святослав. – Но булгар много, а наши тьмы поредели после многих сражений, а частью рассеяны по посадам. Надобно поразмыслить, что и как.

– Сделаем вид, что уходим, – предложил Издеба, – а как они за нами пойдут следом, так мы им засаду устроим!

– А может, лепше ждать тут, как переправляться начнут, тогда и бить их в воде да на выходе, пока в боевые порядки строиться будут? – в раздумье вопрошал Притыка.

– Булгарское войско большое, – возразил ейский темник, – пока будем здесь с одними биться, вторая часть их тайно совсем в другом месте переправится и нам в тылы выйдет…

– А ежели они решат вовсе сечу не начинать, тогда как быть?

Темники высказывались, и Святослав всех внимательно слушал. Затем велел:

– Сейчас дружина обедает, как только закончит, собираем добычу и раненых, грузим на телеги и неспешно трогаемся в сторону Киева, а потом…

Когда берег Волги исчез из вида и дозорные, которые оставались у реки, догнали войско и сообщили, что ни один вражеский воин на эту сторону пока не переправился, князь остановился и махнул рукой в сторону полуночи, коротко скомандовав:

– Пора!

И почти все тьмы без сигналов и криков повернули коней и резво пошли к северу, а обоз с прикрытием в полтьмы продолжил своё движение к Киев-граду.

Только десяток изведывателей с Вороном во главе отделились от дружины и поехали своим никому не ведомым путём. Не прошло и часа, как оказались они в глубокой балке, выходящей к реке, двумя пятёрками переправились на шуйский берег и тут же укрылись в небольшой рощице. Прошло ещё немного времени, и из рощицы вышел оборванный слепой старик булгарин с худощавым отроком-поводырём. Когда уже стало вечереть, в ту сторону, куда ушли слепой старик и его поводырь, выехали семь молчаливых всадников на резвых хорезмских конях, копыта которых были обёрнуты кожей.

А тем временем дружина после двух часов хорошего хода повернула полки на восход и к концу дня снова была на волжском берегу, только выше по течению от того места, где стояла в обеденную пору. После короткой подготовки без лишнего шума и возни полк за полком, тьма за тьмою переправились на шуйский берег Волги и, выслав вперёд дозоры, двинулись на полдень, сторожко и неторопливо, будто ощупывая дорогу в накрывшей степь темноте. Вскоре дружина русов остановилась, не разжигая костров, не рассёдлывая коней и не снимая кольчуг и чешуйчатых панцирей. После полуночи вернулись изведыватели, с ними был и нищий старик, который вместе с Хорем немедля оказался перед князем и старшими темниками. Не сразу князь и темники признали в нечёсаном грязном старом булгарине начальника Тайной стражи. Только когда он заговорил своим обычным тихим голосом и поглядел на темников немигающим птичьим взглядом, те догадались, что перед ними Ворон.

– Времени на отмывание и переодевание у меня нет, – быстро объяснил Тайный тиун. – Во вражеском стане всё пока спокойно, с вечера варили еду, обсуждали, как завтра будут переправляться через Pa-реку, Идель по-ихнему. Рады, что урусы ушли, значит, никакого препятствия при переправе не будет. После этого разделятся надвое и постараются охватить уходящих урусов с полудня и полуночи, – закончил Ворон.

– Выходит, поверили, что мы ушли, – одобрительно кивнул Издеба. – Добре, значит, не ждут в гости. – Он с удовольствием тряхнул могучим кулаком.

– Вот мы и нагрянем перед рассветом, пока они снедать без нас не начали, – кивнул лысеющей головою Притыка.

– Пойдём с трёх сторон, – решил Святослав, – прочешем стан, а кто особо обороняться начнёт, того в коло Перуново и уничтожать до единого, остальных разметать, разнести, чтоб неповадно было за Волгу зариться и против нас чего-то замышлять. Сколько до их дозоров?

– Не больше гона, княже, – ответил Хорь.

– Тогда дружине готовиться, через два часа выступаем, – кратко повелел князь.

По-осеннему холодное раннее утро ещё было сырым и серым, когда, сметая на скаку дремлющие сторожевые посты, обрушились на лагерь булгарского войска сразу с нескольких сторон прокалённые греческим огнём и хазарским булатом Святославовы тьмы. Вскакивали полусонные булгары, не понимая, откуда вдруг взялся у них в тылу грозный Русский Пардус, только вчера ушедший на их глазах в свой Киев. Кто-то пытался защищаться, кто-то думал только о том, как спастись от этого грозного и беспощадного дэва. Русы с ходу крушили шатры, копьями и клинками настигали тех, кто выскакивал, хватая мечи. Когда же разбуженные звоном булата, криками людей и храпом коней булангарские вои строились в боевые порядки или успевали оседлать коней, то прорубающиеся через их лагерь русы тут же брали такие полки в Перуново коло и безжалостно уничтожали. Железным гребнем прошли по вражескому стану русы, разметали, рассеяли, порубили булгар. Спаслись только те, кто успел вместе с утренним туманом уползти, убежать, уплыть от страшного места по Идель-реке или просочиться в сером сумраке в спасительную степь.

Уцелевшие булгары в страхе бежали к Каме-реке, называемой ими Агидель, и рекли всем, что это не русский князь, а ужасный дэв, потому как не под силу человеку перенести целое войско по воздуху, а потом обрушить его сверху прямо на спящий стан, и что лучше того дэва не трогать.

И было среди булгар великое смятение. Сам булгарский князь опечалился и велел своим жрецам молиться за отвращение русской беды от Булгарии. А затем, поразмыслив, выслал дары.

Святослав, собрав темников, вёл с ними совет.

– Что скажете, друзья мои верные, как быть с Булгарией?

Отозвался старый Издеба:

– Не с руки, я думаю, сейчас начинать великий поход против булгар. Наступают Овсени, начинают разверзаться Сварожии хляби. Чаще приходится идти шагом, а вскачь по грязи – всё труднее.

– Кони уморены, – поддержал Притыка, – раненых много, войско ослаблено. Нужен отдых и пополнение.

– В подзимье воевать не с руки! – согласились другие темники.

Святослав покрутил длинный ус.

– Что ж, придётся отложить поход до весны. А после Яра вернёмся на Оку и Волгу! Сейчас мы их припугнули, должны тихо себя вести.

Принял князь дары от булгарских посланников и рёк им, что принимает мир.

И дал приказ возвращаться домой.

Весело затрубили рога, дружина взлетела в сёдла и пошла к солнечному закату.

А на Переволоцкой земле осталась Ейская тьма, чтоб следить за булгарами и обо всём докладывать Киеву.

Глава 4 Перевозчик

Чудная пора Овсеней щедрым духом плодов Земли-Матери и светлым ликом Даждьбожьего дня растеклась по мирным улицам Киев-града. Облачившись в расшитые одежды, кияне шли на Торжище людей поглядеть, себя показать, новости последние узнать, обновку к празднику справить, боянов послушать, встретиться да перемолвиться словом с друзьями.

Гарольд с дружиной, само собой, блюдя в граде порядок, также выехал на Торжище. Кияне, наслышанные про то, что он снова вернулся из христианской в славянскую веру, приветствовали начальника, величая его ласково – Гораздушкой, – и относились к нему с почтением. Гости новгородские и киевские здравия желали, добра всякого и от щедрого сердца подносили дармовые подарки. Гарольд был рад, что обрёл наконец душевный покой, и сам с людом киевским да купцами обходился незлобиво и ласково.

Среди многочисленных гостей по Торжищу ходили два грека, ничем от прочих византийских гостей неотличимые, только чёрные очи их были пронзительны, а взоры, обращаемые на людей, – внимательны. Словно боялись они проглядеть товар необходимый, а праздничная суета их вовсе не волновала. Только высматривали византийцы не товар редкий, а нечто совсем иное. Так бродили они средь праздного люда, сосредоточенные и молчаливые, довольно долгое время. Наконец один толкнул другого в бок и указал очами на старого мужа в рваной одежде, который жадно глядел, как три купца неподалёку пили тёмное греческое вино, наливая его из кувшина и закусывая жаренным на вертеле мясом куропатки. Второй грек согласно кивнул и, подойдя к оборванцу, тихо спросил с лёгким греческим выговором: