Хеб с ветчиной
Шрифт:
— Тебе нужна еще порция.
— Неси, — сказал я и заслал ему по стойке еще четвертак.
Потом мы с Беккером фланировали по Мэйн-стрит.
— Ну как прошло? — спросил я.
— За стол плюс два напитка — тридцать два бакса.
— Е-мое! Я мог бы нить две недели на эти деньги.
— Она дрочила у меня под столом.
— А что она говорила?
— Ничего. Только дрочила.
— Я бы лучше сам себе подрочил и сохранил тридцать два доллара.
— Она была так красива…
— Боже правый! Я иду в ногу с полным идиотом.
— Когда-нибудь я опишу все это. На библиотечных
— Ты слишком много болтаешь о писательстве, — сказал я.
Около автовокзала мы зашли в еще один бар. Место было тихое. Владелец бара и пять-шесть пассажиров, все мужчины. Мы с Беккером сели.
— Я плачу, — сказал Беккер.
— Пива.
Беккер заказал две бутылки Истсайда и посмотрел на меня.
— Давай с нами в морпех, будь мужчиной.
— Я не испытываю никакого вожделения стать мужчиной.
— А мне казалось, что ты всегда сам лезешь в драку.
— Это только для развлечения.
— Давай! Будет о чем написать.
— Беккер, писать всегда есть о чем.
— Ну, и что ты собираешься делать? Я указал на бутылку и поднял ее.
— А на что ты будешь жить?
— Мне кажется, этот вопрос я слышу всю мою жизнь.
— Ну, не знаю как ты, а я собираюсь испытать все! Война, женщины, путешествия, женитьба, дети, разные работы. Первый свой автомобиль я соберу из запчастей! Я хочу знать все о вещах, о том, что заставляет их работать! Я хотел бы быть корреспондентом в Вашингтоне. Я хочу быть там, где случаются большие события.
— Вашингтон — дерьмо, Беккер.
— А женщины? Брак? Дети?
— Дерьмо.
— Да? Ну хорошо, а ты чего хочешь?
— Спрятаться.
— Бедный ебанатик. Тебе надо еще пива.
— Правильно.
Добавили.
Мне казалось, что Беккер не совсем в себе с его надеждами стать морским пехотинцем, писателем, получить все от этой жизни. Возможно, он станет хорошим писателем. Энтузиазм распирал его. Похоже, он на самом деле любил многие вещи: орлиный полет, океан, полную луну, Бальзака, мосты, спектакли, Пулитцеровскую премию, фортепиано и эту проклятущую Библию.
В баре было радио. Звучала популярная песня. Неожиданно песня прервалась. Диктор объявил:
«Мы получили экстренное сообщение. Японцы нанесли бомбовый удар по бухте Перл-Харбор. Повторяю: японцы только что нанесли бомбовый удар по бухте Перл-Харбор. Всему военному персоналу приказано срочно возвратиться на свои базы!»
Мы посмотрели друг на друга, едва в состоянии оценить только что услышанное.
— Ну, — сказал Беккер тихо, — вот и все.
— Допивай пиво, — сказал я ему. Беккер ударил по стойке.
— Господи, а что если какой-нибудь сукин сын направит автомат на меня и нажмет спусковой крючок?
— Все может быть.
— Хэнк…
— Что?
— Поехали прокатимся на автобусе со мной до базы?
— Нет, я не могу.
Толстомясый бармен лет 45 с мутными глазами подошел к нам. Он посмотрел на Беккера.
— Ну что, морпех, пришла пора возвращаться на базу, да? Это меня задело.
— Эй ты, жиртрест, дай человеку спокойно допить свое пиво, понятно?
— Конечно, конечно… Хочешь на дорожку еще, моряк? Как насчет стаканчика
хорошего виски?— Нет, — отказался Беккер, — не надо, спасибо.
— Бери, бери, — сказал я Беккеру. — Он рассчитывает, что ты умрешь, защищая его бар.
— Ладно, — согласился Беккер, — я выпью. Бармен посмотрел на своего защитника.
— У вас скверный друг…
— Дай ему виски, — прервал я его.
Посетители яростно обсуждали случившееся в Перл-Харборе. До этого они не проронили ни слова, но теперь оживились. Племя было в опасности.
Беккер взял свой двойной виски и выпил его залпом.
— Я никогда не говорил тебе, — неожиданно признался Беккер. — Я — сирота.
— Черт!
— Ну, так ты проводишь меня до автовокзала?
— Конечно.
Мы встали и направились к двери.
Бармен нервно потирал руки о смятый фартук.
— Удачи тебе, морпех! — закричал он.
Беккер вышел. Я остановился у двери и глянул на бармена.
— Первая Мировая Война, да?
— Да-а, — сказал он счастливо.
Я нагнал Беккера. Мы почти бегом прискакали к автовокзалу. Начали прибывать и другие военнослужащие в форме. Все были возбуждены. Мимо пробежал моряк.
— Я ПЕРЕБЬЮ ВСЕХ ЭТИХ ЯПОШЕК! — вопил он.
Беккер стоял в очереди за билетом. Я поджидал его в стороне. Один из военнослужащих был с подругой. Девушка говорила что-то, плакала, висла на нем и целовала. У бедного Беккера был только я. Ожидание было долгим. Ко мне подошел моряк, который собирался стереть япошек с лица земли.
— Эй, парень, а ты что — не собираешься помогать нам? Что ты там встал? Почему не подходишь и не записываешься?
От него несло виски. Большой нос был усеян веснушками.
— Ты прозеваешь свой автобус, — сказал я ему.
Он направился к месту отправления автобуса и загорланил:
— Ебал я этих сраных япошек!
Наконец Беккер получил билет. Я проводил его до автобуса. Он встал в очередь на посадку.
— Ну что, напутствие? — спросил он.
— Нет.
Очередь двигалась медленно. Девушка все плакала и что-то торопливо говорила своему солдатику.
Беккер был у дверей. Я ткнул его в плечо.
— Ты лучший из всех, кого я знал.
— Спасибо, Хэнк…
— Счастливо…
Я брел обратно по Мэйн-стрит. На улице было на редкость полно машин. Нетерпеливые водители орали друг на друга на перекрестках. Америка была в состоянии войны. Я посмотрел в бумажник:
доллар и 67 центов мелочи.
У баров стало значительно меньше путан. Я зашел в зал игровых автоматов. Там никого не было. Только хозяин в своей кабинке. Темно и воняло мочой.
Я прошелся по проходу вдоль разбитых автоматов и остановился у боксерского, моего любимого. Два небольших железных человечка с кнопочками на подбородках стояли в стеклянной клетке. Две рукоятки с курками, похожие на пистолетные, управляли бойцами. Когда вы нажимали на курок, боец наносил противнику яростный апперкот. Рукояткой можно было перемещать бойца из стороны в сторону. Если вы попадали в кнопочку на подбородке противника, тот с грохотом валился на спину. Помнится, когда я был пацаном, и Макс Шмеллинг нокаутировал Джо Луиса, я выскочил на улицу и заорал: