Хэдхантер. Книга 2. Собиратели голов

– Я же говорил, они у нас боевые ребята, – повернулся взводный к хозяину колизея. – На таких можно заработать.

– Ублюдок! – прохрипел Борис.

– Не кипятись, Берест, – устало сказал Стольник. – Мы проворачивали это дельце не один раз. И не только мы. И до сих пор все идет гладко.

Стольник лениво пнул сумку с хэдхантерской формой. Видимо, давал понять, о каком именно дельце идет речь. Как будто и так не понятно.

«Интересно, – отстраненно подумал Борис, глядя на баул с охотничьим камуфляжем, – сколько народу уже заманила в Ставродар эта пятнистая приманка? Сколько доверчивых лохов сгубила? И скольким еще простакам-хуторянам, мечтающим о лучшей жизни в городе, предстоит ее надеть, чтобы в итоге оказаться в гладиаторской клетке?»

Губы Стольника снова расплылись в улыбке.

– А чего ты хотел, Берест? Чего ждал? Думал, так просто выберешься из своего вшивого Хуторка, зацепишься в богатом городе и будешь жить припеваючи? Нет, мой дорогой наивный друг. Этот город не делится своими богатствами с чужаками. Тут и без вас много желающих.

Борис жалел, что не обучен убивать взглядом. В противном случае Стольник давно был бы мертв. И не он один.

– Ставродару нужны не те, кто пользуется его благами, а те, кто их производит, – с назидательным видом продолжал разглагольствовать взводный. – Кто вкалывает на него. Кто приносит ему деньги. Этот город может принять тебя и таких, как ты, только в качестве треса. Он будет использовать тебя так долго, как ты сможешь протянуть. По тому назначению, на которое ты годишься. И он получит за тебя ровно столько, сколько ты стоишь. Таков этот город. Такова жизнь в этом городе.

Стольник повернулся к сержанту.

– Ухо, забирай барахло.

Сержант перекинул через плечо связку цепей, ошейников и наручников. Крякнув, взвалил на спину мешок с формой. Бережливые хэды не бросали то, что можно использовать снова. Или на худой конец продать.

Ни Стольник, ни колизейские помогать сержанту не собирались, и Борис со злорадством подумал, что одному тащить такую тяжесть будет нелегко. Впрочем, тут недалеко. По коридорчику и до арки, из которой выпускают не всех.

– Удачных боев, – взводный окинул насмешливым взглядом бывших подчиненных, угрюмо взиравших на него из клетки. – Теперь у вас будут другие командиры. Теперь они будут называться как и положено – хозяевами. Советую выполнять их приказы.

– Бывайте, салаги! – прощальная речь Ухо была короче.

Хэдхантеры удалились. Вокруг клеток засуетились охранники в черной форме.

– Поехали, – скомандовал апельсиновый. – Первая клетка в бокс три-пять-«А». Вторая – в три-семь-«С». Третья – в восемь-пять-девять-«Г».

Кар-тягач, тихонько заурчав, тронулся с места.

Клетки на резиновых колесах неторопливо и мягко покатились по ровному полу. Не сравнить с той тряской, что была в рейде. Однако сейчас от такого мягкого хода становилось не по себе. Словно в катафалке едешь в последний путь. На собственных похоронах словно. Борис предпочел бы находиться в бэтээре, на полной скорости несущемся по бездорожью буферки.

Колизейские с шокерами наготове шагали рядом, по обе стороны от клеток-вагончиков, превратившихся в один трес-транспорт.

Борис услышал знакомый смешок. Чернявая! Девчонка стояла в соседней клетке, держась за изогнутые прутья. Ну да, и дикие, и хуторяне тоже ведь давно очухались. И те, и другие глумливо ухмылялись незадачливым охотникам.

Борис стиснул зубы. Все мы теперь в одной тресовозке. Кажется, где-то это уже было… Он, кажется, уже обдумывал как-то похожую мысль. Но не применительно к себе. А теперь вот и сам оказался… Да, все они теперь были в одной тресовозке. Но за разными решетками.

Чернявая нагло пялилась на Бориса и тихонько хихикала ему в лицо.

– Ну что пятнистый? Как оно, в шкуре треса, а?

– Заткнись! – он почувствовал, что закипает.

– Чего так злимся-то, – сложила она губки бантиком. – Не нравится, что ли?

– Заткнись, говорю! – Борис едва сдерживался. И так хреново, а тут еще эта…

– Фу-ты, ну-ты, какие мы сердитые, – продолжала откровенно издеваться она.

– Пасть закрой!

– Разговорчики! – вяло осадил их кто-то из охранников.

– А ведь я тебя предупреждала, – прошипела чернявая. – Обещала, что мы с тобой встретимся. И что я тебя убью. Потом пыталась договориться. Только ты не захотел меня слушать и не захотел мне верить. Так что…

Она прильнула лицом к решетке

– Так что придется все же тебя убить, пятнистый. Скоро уже… На арене.

Борис понял все.

– Так ты знала?! – он уставился на нее. – Все знала? Для чего меня взяли в группу – знала?

И что со мной будет – знала? С самого начала!

Действительно, отчего бы бывшей гладиаторше и не знать таких тонкостей.

– Разумеется, знала, – она скалилась во весь рот.

– И не сказала?

– А какой мне резон спасать пятнистого, который меня же и подстрелил? Зачем спасать того, кто не хотел спасаться сам и мешал мне. У кого хватало ума только на то, чтобы слушать своего командира?

– Сука! – он выстрелил растопыренной пятерней между прутьев. Попытался через решетку дотянуться до чернявой. Желая только одного: выместить на ней всю свою обиду и злость.

Схватить сучку за руку! Вырвать ей руку, на хрен!

Не вышло. Расторопная тварь вовремя отскочила.

– Назад! – между клетками бросился охранник. – Р-руки убр-рать!

Борис и не подумал выполнять приказ. Не поймав девчонку, потянулся к черной колизейской форме.

И снова – шокер.

Разряд.

Бориса отбросило в клетку. Сознание на время помутилось. Блаженное забытье накрыло с головой.

Он очнулся, когда их клетку вплотную подкатили к железным дверям с высоким порожком.

Те самые «номера», о которых говорил Ухо? Камера для гладиаторов?

Двери были раздвижными, как и дверцы клетки, с двумя маленькими смотровыми окошками – по одному на каждой створке. Борис постарался заглянуть в окошки, но ничего разглядеть не смог. Ладно, насмотрится еще, что там внутри. Вдоволь насмотрится. Время будет.