Хельмут Ньютон. Автобиография (пер. К. Савельев)
Шрифт:
Журнальные фотографы повсюду старались перещеголять друг друга, создавая занимательные и забавные модные фотографии, которые демонстрировали не только платья, но и многое другое. Город буквально ломился от фотографов, переполненных великими идеями.
Помню странные совпадения, которые привели нас к выводу, что идеи, даже если держать их в секрете, витают в воздухе между Нью-Йорком и Парижем, словно на телепатических волнах. На каком-то этапе я увлекся съемкой с зеркалами, один нью-йоркский фотограф, не помню его имени, тоже экспериментировал с зеркалами, а потом эти чертовы зеркала появились в каждом журнале.
Я
Это было необыкновенное время всеобщей эйфории. Я осознал, что женщины из определенных стран вдохновляют меня больше других. Франция, Германия и Америка стали моими главными стимулами. Самые прекрасные женщины в мире приезжали в Париж и работали фотомоделями. Были девушки, работавшие на показах коллекций в домах моды. Тогда они сильно отличались от фотомоделей. Их в первую очередь показывали прессе, потом – привилегированным покупателям и только потом – остальной публике. В прославленных домах моды были «кабины» – большие туалетные комнаты, где модели в белых халатах просиживали целыми днями, ожидая, когда их вызовут в салоны. Представления и показы продолжались в течение нескольких недель. Когда профессионалы просматривали все, что их интересовало, дома моды открывались для публики. Билеты было трудно достать: люди выстраивались в очереди и умоляли впустить их, поэтому модели были обеспечены работой. Они получали очень мало денег, но их окружала атмосфера шика и великолепия.
Некоторые девушки имели так называемого «покровителя», богатого джентльмена, обычно женатого, который оплачивал модели квартиру в обмен на возможность посещать ее один или два раза в неделю. Она могла иметь молодого друга на стороне, но при этом встречалась с мужчиной средних лет – добропорядочным буржуа, как правило, юристом или промышленником. Это было замечательное соглашение, практичное и в истинно французском духе.
У меня есть друг, которому сейчас немного за сорок, мечтающий лишь о том, чтобы стать «покровителем», но таких моделей больше не существует и никто не станет оказывать сексуальные услуги человеку, который всего лишь оплачивает жилье. Те дни давно миновали, как и восхитительный парижский обычай под названием Cinq a Sept, что означало уход со службы в 17.00 и галантное рандеву с любовницей до 19.00, после чего господин возвращался домой к жене и детям, принимал аперитив и садился ужинать. Это еще один чудесный парижский обычай, исчезнувший с появлением транспортных пробок в ранние вечерние часы.
Теперь знаменитые модели получают состояния за каждый выход на подиум и все показы записываются на видеопленку. Люди приходят в салоны и покупают то, что видели на экране телевизора, так что процесс стал совершенно неинтересным. Я не могу описать атмосферу шарма и очарования парижских коллекций того времени.
Показы происходили в домах высокой моды, и летом жара от осветительных ламп была невыносимой. Все сидели, тесно прижавшись друг к другу, на маленьких стульях с фальшивой позолотой. Первый ряд был зарезервирован для прославленных редакторов Vogue и Harper’s Bazaar – самыми важными представителями были американцы, – а также для главных редакторов крупных французских журналов и их ассистентов, сидевших во втором ряду. Иерархия строго соблюдалась.
Самым известным фотографам доставались съемки главных творений кутюрье; менее известные довольствовались вторыми ролями.
Фотограф приезжал в студию около 19.00, изучал макияж модели и комментировал прическу. На самом деле стиль прически диктовали дизайнеры модной одежды. Они говорили: «Для этой коллекции мне понадобится такой-то парикмахер, который сделает единый стиль причесок, характерный для всей коллекции». Нам приходилось следовать стилю, разработанному для каждого дизайнера. Много лет спустя правила стали менее жесткими. Они изменились так сильно, что теперь вы практически можете делать все, что пожелаете.
Итак, мы сидели в гримерной, пили кофе и выкуривали миллион сигарет, потому что платья никак не привозили. Их никогда не привозили вовремя, потому что каждый модный журнал хотел снимать одни и те же платья. Впрочем, это зависело от журнала: чем известнее он был, тем быстрее получал платья.
Обычно мы работали до пяти или шести часов утра. Это продолжалось целую неделю. Помню, как приходил домой и Джун говорила: «Как ты можешь столько работать? Наверное, ты умираешь от усталости?» – а я отвечал: «Я уже умер!» Но как только я вставал с постели, сразу же отправлялся к редактору просматривать пробные отпечатки. И битва начиналась сначала.
Как правило, выбор редактора разочаровывал меня. Сейчас, и уже довольно давно, дела обстоят иначе: я просто даю очень небольшую
подборку фотографий в журнал, с которым сотрудничаю.В середине 1970-х годов французский Vogue возглавлял Роберт Кайле, потрясающий президент. Он предоставлял редакционным фотографам полную свободу при условии, что сеансы фотографии были бесплатными для журнала. Я в шутку говорил, что нас пускают рыскать по парижским улицам, как свору диких собак, чтобы мы приносили самые скандальные фотографии, опубликовать которые хватит смелости только у редакторов французского Vogue. Журнал стал настоящей меккой для дерзновенных талантов, мы были предметом зависти у иностранных фотографов. Чтобы чего-то добиться от Роберта Кайле, нужно было подходить к нему задолго до второго завтрака; он обычно проводил ланч у «Максима», его трапеза была продолжительной и сопровождалась обильными возлияниями. Нам говорили, что он ежедневно выпивает не менее половины большой бутылки шотландского виски; впрочем, никто из нас ни разу не удостаивался чести разделить с ним еду и питье. После этих ланчей рабочие часы во второй половине дня никогда не были плодотворными или конструктивными.
Примерно в 1975 году вышло распоряжение, что все авторские негативы следует передать в редакцию Vogue для сохранения в архивах журнала на Пляс дю Палас Бурбон. Этот период был особенно важным в моей работе. Вероятно, именно тогда я сделал некоторые из своих лучших снимков. Я вооружился ножницами и принялся резать катушки пленки, отбирая для журнала то, что, по моему мнению, следовало отдать, чтобы не возникало лишних вопросов, и оставляя лучшие негативы себе. Бедный Роберт умер в 1981 году, что не в последнюю очередь было следствием невоздержанности во время трапез у «Максима». Нам его очень не хватало, но под руководством Франсин Крисент французский Vogue продолжал нарушать все общепринятые правила и оставался самым увлекательным, модным журналом в мире.
Несколько лет спустя женщина, работавшая в архивах французского Vogue, решила не утруждать себя и выбросила все негативы в мусорный бак за дверью дома № 4 на Пляс дю Палас Бурбон. Вскоре после этого я получил от британского Vogue уведомление, что все мои негативы и позитивы будут уничтожены к определенному сроку, если я не приеду в Лондон забрать их. Джун слетала в Лондон ближайшим рейсом и торжественно вернулась с большей частью материалов.
В 1970-е годы я начал более тесное сотрудничество с английским журналом Nova. Это было действительно новаторское издание, и моя работа для него сильно отличалась от фотографий для французского Vogue. Меня вдохновляла возможность видеть плоды своих трудов в таких разных журналах, как итальянские Vogue и Amica, немецкий Stern, французские R'ealit'e, Paris Match. Я высоко ценил творческие способности редакторов, с которыми работал в тот период: Полли Меллен, Грейс Коддингтон, Франселит Прат, Мануэла Павези, Кэролайн Бейкер. Впоследствии моей работе способствовали таланты Филлис Позник и Анны Делароссо.
Времена сильно изменились: до начала 1980-х годов нельзя было и представить, что сотрудник редакции разговаривает с кем-нибудь из рекламного отдела. Главный художник и главный редактор единолично решали, что будет напечатано на страницах журнала. Они были всемогущи. Работники рекламного отдела считались кем-то вроде коммивояжеров, их называли «продавцами пустого места». В наши дни они возвысились до звания «издателей» и узурпировали власть. К счастью, еще остаются талантливые самостоятельные главные редакторы, такие как Анна Винтур в Нью-Йорке и Франка Соззани в Милане. Они проводят совершенно разную издательскую политику, но их выбор бывает продиктован более либеральными европейскими нравами (в Милане) или строгими ограничениями религиозных предписаний и вкусов центральных штатов США (в Нью-Йорке). Иногда Анна публикует какую-нибудь из моих экстремальных подборок, но чаще всего мои фотографии подвергаются жесткой цензуре.
«Анна, пусть это сойдет мне с рук!»
В конце 1990-х годов на моем столе оказался каталог аукциона Christie’s. Наряду с другими предложениями там была серия модных фотографий для французского Vogue, якобы из коллекции Джоселин Каржере. Эта дама в течение нескольких лет работала главным художником журнала и регулярно обшаривала редакционные ящики, куда складывали снимки, возвращенные из типографии. В тот момент я находился в Лондоне, и представители аукционного дома попросили меня посмотреть снимки. Я сделал это, и фотографии, разумеется, моментально были сняты с торгов.