Хельсрич
Шрифт:
Я не вижу ничего живого. И не слышу. Как вдруг…
— Чувствую запах свежей крови, — сообщаю по вокс-связи Артариону. — Выживший все еще истекает кровью.
Я указываю крозиусом в сторону внушительной охлаждающей башни. Стоит мне нажать на активирующую руну, и булаву окутывают молнии.
— Там прячется ксенос.
Выживший едва ли заслуживает такого определения. Он лежит под металлическими балками, пронзенный в живот и пришпиленный к полу. Когда мы подходим, он лающим голосом кричит, используя зачаточные знание готика. Судя по луже остывающей крови, растекающейся из-под искалеченного
Артарион поднимает цепной меч, запуская мотор. Зубья завывают, вспарывая воздух.
— Нет.
Сначала брат-рыцарь оцепенел, не поверив своим ушам. Его взгляд метнулся ко мне.
— Что ты сказал?
— Я сказал, — я приближаюсь к умирающему орку, смотря вниз через маску-череп, — нет.
Артарион опустил меч, зубья неохотно остановились.
— Они всегда кажутся мне совершенно невосприимчивыми к боли, — говорю я, понизив голос до шепота. Ставлю сапог на кровоточащую грудь существа. Орк на меня клацнул челюстями, выхаркивая кровь, что бежит из разорванных легких.
Артарион наверняка расслышал усмешку в моем голосе.
— Ну нет. Посмотри в его глаза, брат.
Знаменосец повинуется. Понимаю по его замешательству, что он не замечает того, что вижу я. Он смотрит вниз, но не видит ничего, кроме бессильной злости.
— Я вижу ярость, — говорит он. — Разочарование. Даже не ненависть. Только гнев.
— Тогда взгляни получше.
Я надавливаю ногой посильнее. Ребра хрустят с таким звуком, словно одна за другой ломаются сухие ветки. Орк вопит, пуская кровавые слюни и огрызаясь.
— Видишь? — спрашиваю я, зная, что усмешка все еще чувствуется в моем голосе.
— Нет, брат, — ворчит Артарион. — Если тут и есть урок, то я к нему глух.
Я поднял ногу, позволив орку выкашлять остатки жизни из заполненной кровью утробы.
— Я видел это в глазах твари. Муку поражения. Его нервы могут быть нечувствительны к физической боли, но то, что у него вместо души, способно страдать. Зависеть от милости врага… Посмотри на его лицо, брат. Посмотри, он умирает так, потому что мы смотрим на столь бесславный его конец.
Артарион смотрит и, я думаю, возможно, тоже это видит. Однако зрелище не завораживает его так, как меня.
— Дай мне покончить с этим, — говорит он. — Его существование оскорбляет меня.
Я качаю головой. Так не пойдет.
— Нет. Его жизнь оборвется в считаные минуты. — Я чувствую, что взгляд умирающего чужого не отрывается от моих красных линз. — Пусть он умрет в этой боли.
Неровар помедлил.
— Неро? — позвал через плечо Кадор. — Ты что-нибудь видишь?
Апотекарий движением век кликнул по нескольким визуализирующим рунам на ретинальном дисплее.
— Да. Что-то вижу.
Вдвоем они обшаривали разрушенные каюты инжинариума уровнем ниже, чем Гримальд и Артарион. Неровар нахмурился, смотря на бегущие перед глазами показания. Потом взглянул на большой нартециум, встроенный в предплечье левой руки.
— Ну так просвети меня, — промолвил Кадор столь же неприветливым голосом, как всегда.
Неровар ввел код, нажимая разноцветные кнопки дисплея на
облаченном в броню предплечье. Рунический текст мелькал с такой скоростью, что размывался.— Это Приам.
Кадор с ворчанием согласился. Этот воин не доставлял ничего, кроме проблем.
— Что, как всегда?
— Я не вижу его жизненных показателей.
— Такого не может быть, — рассмеялся Кадор. — Здесь? Среди всего этого сброда?
— Я не ошибаюсь, — ответил Неровар. Он активировал общий канал отряда. — Реклюзиарх?
— Говори. — Голос капеллана звучал несколько смущенно и слегка удивленно. — В чем дело?
— Я потерял жизненные показатели Приама, сэр. Ничего, полное отсутствие.
— Немедленно проверь.
— Проверено, реклюзиарх. Удостоверился до того, как связаться с вами.
— Братья, — голос капеллана внезапно стал ледяным, — продолжайте поиски и уничтожайте врагов.
— Что? — Артарион не мог не вмешаться. — Нам нужно…
— Помолчи. Приама найду я.
Рыцарь не понял, чем в него попали.
Зеленокожие высыпали из своих убежищ в темноте, один из них нес тяжелую мешанину обломков, лишь отдаленно напоминавшую оружие. Приам убил одного, смеясь над тем, как сморщилась морда твари, когда та рухнула на пол, и напал на следующего ксеноса.
Оружие из обломков рявкнуло в руках зеленокожего. Окутанный потрескивающей энергией коготь вылетел из странного приспособления и вонзился в грудь рыцаря. Тело Приама пронзила острая боль, когда волокна его доспеха, соединенные с мускулами и костями, затрещали.
А затем внезапно почернел визор. Доспех превратился в безжизненную груду брони, лишенную мощности. Они дезактивировали его доспех.
— Кровь Дорна…
Приам сорвал шлем как раз вовремя, чтобы увидеть, как орк копается в своем оружии, похожем на примитивную пусковую установку, стреляющую металлическими болванками. Коготь, вонзившийся в нагрудную пластину и осквернивший крест Храмовников, все еще был соединен с устройством при помощи кабеля. Приам поднял клинок, чтобы рассечь эту связь, но орк, торжествующе захохотав, дернул второй рычаг.
На этот раз направленная энергия не только перегрузила электронные системы доспеха. Она выжгла нервные соединения и мускульные интерфейсы, заставив воина судорожно скорчиться.
Как и все Астартес, благодаря генным изменениям Приам был способен вытерпеть любую боль, какую только могли причинить ему враги человечества. Но сейчас он готов был даже закричать, только не смог. Его мускулы свело судорогой, челюсти сжались, попытавшийся вырваться крик стиснутые зубы превратили в вой.
Приам рухнул на землю спустя четырнадцать секунд после полученного удара.
Зеленокожие столпились над телом Астартес.
Умудрившись повергнуть врага, они, казалось, понятия не имели, что делать с добычей. Один крутит в неуклюжих руках черный шлем моего брата. Если тварь задумала превратить броню Приама в трофей, она заплатит за такое святотатство.
Идя по темному коридору, я веду булавой по стене — изукрашенная ударная часть оружия клацает по стальным аркам. Я не собираюсь прятаться.
— Приветствую, — выдыхаю через маску-череп.