Херсон Византийский

Возле меня сидит Геродор, ест арбуз. Сейчас задаст каверзный вопрос. Он задает такие вопросы только после того, как я поем.

– Что ты хочешь спросить? – опережаю его.

– Сколько мы можем взять своего груза? – поинтересовался он.

Каждый член команды может перевозить договоренное количество своего товара. Я с греками уговорился на сто килограмм на троих. Хранить его должны или в кубрике, если не мешают остальным, или на палубе. Но я могу разрешить взять и больше.

– До Константинополя в трюме будет свободное место, – отвечаю я. – Что вы собираетесь взять?

– Ковры, – ответил грек.

– Грузите, – разрешил я. – Как только закроем твиндек, кладите их на палубу трюма.

Не мешало бы и мне взять ковры для своего будущего жилья. Пора мне стать гражданином Византии или, как они сейчас себя называют, Ромейской империи, обзавестись собственным домом и избавиться от части налогов и пошлин, которыми облагают иностранцев.

– Пожалуй, и я возьму штук пять, – решил я.

– Если купим оптом, дешевле обойдутся, – сразу сообразил грек.

– Хорошо, пойдем вместе покупать, – предложил я.

– А нельзя ли получить зарплату за этот месяц? – спросил он. – Пока доберемся до Константинополя, он уже закончится.

– Утром выдам, – сказал я.

Они еще не подозревают, что получат долю от трофеев. Не такую, конечно, как готы. Я собирался выдать им в Константинополе, чтобы накупили товаров домой. Если хотят подзаработать и в столице – флаг им в руки. Я заметил, что в Византии торгуют все. Даже высокопоставленные чиновники и командиры воинских частей не считают западло купить-продать с выгодой. Не то, что средневековые рыцари. А может, последним просто нечем было торговать или не умели. Хорошим торговцем надо родиться. Впрочем, это касается всех профессий.

30

По пути в Солунь, во время ночевки у острова Кос, узнали новость, что осада снята. Авары прошли рейдом по Пелопоннесу и отправились к себе, на территорию, которая в двадцать первом веке будет принадлежать Венгрии, Чехии, Словакии, Хорватии. Среди этих народов они вскоре (по историческим мерам) растворятся бесследно. Вторая новость оказалась интереснее: тюркюты (тюрки или турки) захватили Пантикапей, который здесь называли Боспором. Насколько я помню из истории, турки никогда не владели Крымом напрямую, только через вассалов крымских татар, до пришествия которых еще очень много времени. Так что захват этот ненадолго.

Я решил не заходить в Солунь, не тратить на нее время, сразу отправиться в Константинополь. За что и был наказан задержкой на три дня. В Дарданеллах дул сильный норд-ост, метров двадцать пять в секунду. Пролив проходит, искривляясь, с северо-востока на юго-запад между высокими берегами, образующими как бы ущелье. В этом же направлении там и течение узла два-три. Но если направление ветра совпадает с направлением пролива, то при норд-осте течение усиливается до четырех-пяти узлов, а при зюйд-весте почти исчезает. Пришлось нам ждать на якоре. Стояли под высоким берегом, где было относительно тихо. Каждый день высаживались на него, чтобы набрать свежей воды, корма козам и купить экипажу продуктов в деревеньке, расположенной километрах в трех южнее. В двадцать первом веке здесь было пустынно, а сейчас под посевы или оливковые рощи используется каждый клочок пригодной земли. Видимо, требуется прикладывать много усилий, чтобы собрать урожай с этих засушливых земель. Моим современникам это уже не выгодно, а в шестом веке не так уж и много относительно безопасных мест, где пусть и маленький собираешь урожай, зато не отберут весь и не убьют.

В Константинополе нам были рады, как всякому судну, привезшему зерно. Я объяснил чиновнику, что зерно в твиндеке, сперва надо выгрузить и продать то, что сверху. Он обеспечил нам режим наибольшего благоприятствования: сам оповестил купцов, которые занимаются продажей «колониальных» товаров. Это были сирийцы. Внешне от иудеев они отличались только отсутствием пейсов, а внутренне – аж ничем. Вязкий, настырный торг за каждый нуммий. Я сразу приказал Вале нарезать арбуз и угостил купцов. Они взяли по маленькому кусочку, потому что полный отказ означал бы разрыв переговоров, а я взял большую и толстую скибку. Сочная сладкая мякоть сбивала волны раздражительности, которые накатывали от слов и поведения сирийцев. Я ел и молчал, только отрицательно мотал головой, не соглашаясь отдавать за бесценок. Один купец, самый немногословный, если такое слово можно применить к сирийцу, понял мою тактику и тоже переключился на арбуз. Он так смачно плямкал губами, наслаждаясь само крупной ягодой в мире, что я проникся к нему расположением и сказал тихо цену, ниже которой не собирался опускаться. Сириец с наслаждением размял во рту очередной кусок арбуза, проглотил его и только после этого подтвердил сделку, моргнув глазами.

– Геродор, проводи купцов на причал, – приказал я. – Они мешают нам наслаждаться арбузом.

Сирийцы моментально смолкли. Они смотрели на своего соплеменника, который оставался на шхуне есть со мной арбуз, и догадывались, что весь груз достанутся ему, но не могли понять, почему? Подозреваю, что у них была договоренность действовать сообща, а потом поделить прибыль. Не срослось. Как говорят византийцы, за общим столом коротких рук не бывает. Благодаря арбузу, я выбрал самые длинные. Наевшись от пуза, мы с сирийцем обговорили технические детали и расстались, довольные друг другом.

Он должен был начать вывоз груза завтра утром, поэтому я пошел в город с Аленой Скифы сопровождали нас, шагая впереди, а молодые росы – сзади. Скифы расчищали нам проход. Людей на улицах было слишком много. Они направлялись к главной улице. Толпами народ ходит только за зрелищами или хлебом.

– Сегодня соревнования на ипподроме? – спросил я молодого горожанина, босого, но в чистом хитоне и штанах.

– Какие соревнования?! – не понял он. – Сегодня рабочий день.

– Где-то раздают хлеб? – не унимался я.

– Где раздают? – сразу заинтересовался горожанин.

– Наверное, там, куда вы все идете, – ответил я и сам спросил: – А куда вы идете?

– Император будет проезжать, – ответил он.

Значит, все-таки зрелище, но другого плана. Император, как мне рассказывали, почти не покидает дворцовый комплекс. Там есть всё, что ему нужно для полного счастья. Так что каждый его выезд – праздник для подданных.

Народ стоял по обеим сторонам улицы Мессы и на балконах, выглядывал из окон второго и более высоких этажей. Со стороны дворца доносилось торжественное пение. Оно становилось громче по мере приближения императорской процессии. Когда она приблизилась с нам, запели люди, стоявшие группой неподалеку. Пели гимн императору Юстину. Византийцы, как я заметил, обожествляли императорский титул, но с самими императорами обращались очень бесцеремонно, даже жестоко. Должность эта была не наследственная. Иногда властвующий назначал преемника, как случилось с нынешним Юстином Вторым, но чаще корону захватывал самый шустрый. Причем в Византии происхождение не имело значения, ценили только личные качества. Юстин Первый родился крестьянином, а умер императором.

Впереди скакала гвардия в посеребренных шлемах и белых накидках поверх сверкающих на солнце доспехов. Высокие по местным меркам, не ниже меня, и разных национальностей. Я заметил славян, гуннов, аваров, аланов, готов… Кого только не было, кроме греков и римлян! Следом шли пехотинцы тоже в белом и с зажженными факелами. Солнце вроде бы светило ярко, даже слишком. Потом шагали то ли монахи, то ли просто слуги в белых одеждах типа ряс, помахивая кадилами с фимиамом. За ними шестнадцать крепких парней несли паланкин с золочеными шестами и пурпурными, слегка приоткрытыми с боков занавесками. По обеим сторонам паланкина шагало по пять очень высоких, выше меня, гвардейцев в золоченых шлемах и белых с золотом накидках поверх золоченых доспехов. В одной руке эти гвардейцы держали обнаженные длинные мечи и золоченые щиты в другой. Это, наверное, самые гвардейские из гвардии. В просвет между занавесками был виден человеческий силуэт, весь в пурпуре с золотом.

– Император! Император!.. – послышалось со всех сторон.

Толпа вокруг нас заорала, завыла в экстазе. Рядом со мной визжала толстая тетка, да так громко, что заглушала всех остальных.

Следом шли еще по одной группе факельщиков и кадильщиков, а потом несли второй паланкин, но полностью закрытый.

– Императрица! – разнеслось по толпе.

И опять громкий восторг, быстро переходящий в истерику.

Замыкал шествие отряд конных гвардейцев в белом. Только они проехали, как толпа сразу рассосалась. Те, кто остались на улице, вели себя так спокойно, будто не они визжали от восторга несколько минут назад. Впрочем, минуты они пока не знают.