Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Возможно, Торкель и его люди полагали, что их слишком мало, чтобы завоевать Англию. Корабельные команды все же сильно поредели в боях, которые велись вот уже шестнадцать месяцев. И наверняка Торкель также чувствовал, что его авторитет поколебался: неспособность уберечь от смерти архиепископа Кентерберийского красноречиво свидетельствовала об этом.

И все же надо было пройти долгий путь, прежде чем вот так оставить датское войско, перейти на службу к английскому королю и, таким образом, угрожать своим старым товарищам по оружию возмездием, если они нарушат клятву и вновь повернут к берегам Англии.

Когда Торкель совершил этот трудный шаг и перешел на сторону короля после похорон архиепископа, Олав последовал за ним. Он и раньше подумывал о том, чтобы остаться на некоторое время у английского короля, но это было лишь в тот момент, когда он готовился воевать на Юге. Целью Олава была Норвегия, однако путь туда лежал через Францию и Испанию. Там его ждали воинские подвиги и богатства, нужные для будущих дел.

Переход же Торкеля сразу открыл новые перспективы. Уж не видел ли себя Торкель в будущем английским вельможей? Чтобы покорить Англию, так сказать, иным путем, изнутри. В таком случае Олав не имел ничего против, чтобы в ожидании этого побыть его воином. Олав испытывал симпатию к этому рослому уроженцу Сконе.

Но когда Торкель позднее заговаривал с ним о будущем, Олав обнаружил, что тот не преследовал подобных целей:

— Это мое покаяние за предательство архиепископа, — сказал Торкель. — Для себя лично я не вижу никакого будущего на службе у короля Этельреда. Надеюсь, что он будет хранить мир, но я опасаюсь, другие решат, что пора собирать урожай. И тогда малейшее дуновение ветерка сметет Этельреда с трона.

Могло ли то «обращение», о котором говорил Торкель, так повлиять на храброго воина? Или же верно шептались о том, что не столько погибший архиепископ удерживает Торкеля, сколько живая королева?

В любом случае — одно безрассуднее другого.

Олав поднял паруса и поплыл на запад, чтобы затем спуститься к югу вдоль берегов Бретани. Ему надо было держаться подальше от нормандской границы, а затем неожиданно напасть на побережье. В противном случае поход завершится, еще не начавшись.

* * *

Наконец Эмма смогла покинуть Лондон.

На самом деле она не получила на это разрешения; король хотел, чтобы она дождалась его, а сам все не ехал. Если она отправится в путь прежде него, то ему придется дорого платить воинам за ее сопровождение. Ибо в это время никто не чувствовал себя в безопасности. Обнищавшие крестьяне и беглые рабы объединялись в разбойничьи шайки и нападали на путешественников на дорогах страны.

Весеннее потепление тем временем делало Лондон все отвратительнее.

— Как же дети, — взывала Эмма, — если они и дальше будут оставаться в этой клоаке, то я не ручаюсь за их жизни. То, что я пропаду, это тебя не тревожит, но ведь ты уже потерял многих своих детей здесь, в Лондоне. При такой жаре чума вспыхнет в любой момент, и мы заразимся. И тогда смерть твоих детей будет на твоей совести.

Чума или нет, все равно: какая-то болезнь, похожая на нее, свирепствовала прошлой зимой, но вдруг исчезла, когда мороз сковал топкие луга вокруг Епископских ворот. На такую удачу нельзя рассчитывать вторично.

— Умереть от чумы или быть убитым на большой дороге — не все ли равно, — возражал король. — И пожалуй, предпочтительнее первое. Если только ты не хочешь мученической смерти…

Он вспоминал своего убитого брата. Эдвард больше не снился ему в кошмарных снах, и все же мысли о брате преследовали его. Несколько лет назад он учредил даже день святого Эдварда, но и это не принесло покоя и не укрепило его репутацию благочестивого человека.

В итоге он сдался, только бы не слышать брюзжания Эммы. Оставался один-единственный вопрос: где взять надежную охрану?

Эдмунд сгодился бы, — недаром же его прозвали «Железнобокий», — но он уехал с новобрачными на север, и его нельзя было вызвать оттуда. Он, наверное, теперь охотится да пьет с Утером в Нортумбрии, пока его бедный отец сидит здесь, в Лондоне, и выслушивает невесть что…

Эмма подумала назло королю предложить вызвать Торкеля. Восточная Англия рядом, и было проще простого послать гонца в те имения, которыми, скорее всего, владел Торкель. Но она понимала, что король разъярится и тотчас возьмет назад свое обещание отпустить ее.

Дело кончилось тем, что сенешаль [22] спешно подобрал сопровождение под командованием тана, который дальше отправится в Глостер.

— Да уж, таким окольным путем мы доберемся быстрее, — иронически прибавила Эмма, прощаясь с королем.

— Ничего, справитесь. Если что, дожидайся меня.

— Да нет, спасибо, все прекрасно. — Она жалела своего бедного короля, за последние годы он превратился в тощего старика, хотя ему не было еще и пятидесяти. Она сняла с него шляпу и поцеловала в лысину, которая придавала столь несвойственный ему набожный вид, и добавила при этом, что надеется, что скоро он отправится вслед за ней.

22

Один из высоких чинов при дворе английского короля в средние века.

— Мне нечего делать в Винчестере, — ответил он. — Представляю себе, как он теперь выглядит. Нет, если я покину Лондон, то только ради дела — да я и сам еще толком не решил.

Значит, его запреты были всего лишь отговоркой! Эмма рассердилась, и ее жалость к нему исчезла.

В конце концов, все решилось в одно майское утро. Эмма была вынуждена ехать в карете ради Годы. Она с кормилицей и ребенком сели в одну карету, а Эдит и мальчики — в другую. И они тронулись в путь, через Лудгейт; за ними медленно тянулась свита, сквозь уличную толчею и под громогласные выкрики; люди, казалось, не желали даже потесниться, пока не получали тычков в плечо. Выкрики тана и обращения к толпе «дать дорогу карете Ее Величества» побуждали народ только останавливаться и глазеть еще больше. Эмма подумала, что надо бы улыбнуться и поприветствовать народ, пока они медленно продвигались в толпе. Но когда она увидела, как одна женщина сплюнула себе под ноги и выкрикнула: «Чужеземка!», она сразу втянула голову назад в карету и опустила шторку.

Вскоре карета начала подпрыгивать на колдобинах сельской дороги, и Эмма вновь открыла окошко и полной грудью стала вдыхать весенний воздух. Она успела позабыть, как вообще пахнет чистый воздух. И как выглядит чистая вода.

— Взгляни, Года, как красиво поблескивает ручеек, — пела она.

Но Года уже успела устать от поездки и хныкала на руках у кормилицы, поэтому Эмма наслаждалась в одиночестве. Пока и сама не утомилась от воздуха и тепла, задремав в уголке кареты. Последней ее мыслью было: как только приеду домой, сразу же искупаюсь в Итчене.

Дорога, по которой они направлялись на запад, пролегала через Сильчестер и вела далее в Винчестер. Путь был не близкий. Новый тан не сумел найти нужного направления, катера рывком остановилась, и тан вынужден был признать, что они заблудились. Свита подняла ропот; его предупреждали, мол, едем неверно, но он не захотел слушать ничьих советов. Посыпалось одно предложение за другим, куда следует повернуть, чтобы выбраться на дорогу к Винчестеру. Даже Эдвард смог вычислить, что надо ехать налево. Так и сделали — и вскоре выбрались на какую-то неизвестную дорогу.