Хевен

Я с тоской вспомнила старую школу, мисс Дил. Именно в той школе я узнала о другом мире, мире лучшем, где люди думают об образовании, о книгах, картинах, архитектуре и науке, а не просто о том, как прожить сегодняшний день. Я не смогла даже попрощаться с мисс Дил. Надо было отбросить свою гордость и как-то поблагодарить ее за заботу. Я с трудом сдержала слезы. Потом был там еще Логан. Он, возможно, не заговорил со мной тогда из-за присутствия в церкви родителей. Или еще по какой-то причине. Теперь не только моя обожаемая учительница, но и Логан казались мне какими-то нереальными, словно сон, который больше не приснится. Даже наша хибара виделась мне смутно, хотя и прошло-то всего ничего, как я ее покинула.

Дедушка уже спит вовсю к этому времени. А тут еще магазины открыты, и люди ходят за покупками. Вроде Кэла, который где-то ищет мне одежду – такую, чтобы была велика. Я тяжело вздохнула: кое-что осталось неизменным.

С налитыми свинцом ногами я стояла и ждала, пока Китти наполнит водой красивую розовую ванну.

Горячий пар оседал на зеркалах, попадал в легкие, окутывал Китти, так что она казалась где-то далеко-далеко, я уплыла вместе с Китти в фантастический мир, среди облаков, рядом с луной, и в черной туманной ночи, в которой было полно золотых рыбок. От слабости я чувствовала себя пьяной, ноги меня еле держали, и откуда-то с луны я услышала, что Китти велит мне раздеться и побросать все в пластиковый мешок, а потом вся моя одежда пойдет в мусор, на свалку и в конце концов сгорит.

Я стала медленно стаскивать с себя одежду.

– У тебя будет все новое. Я на тебя потрачу целое состояние, девочка, так что ты вспоминай об этом факте, когда будешь тосковать по свинарнику, который ты называешь домом. Давай, побыстрей раздевайся! Делай, раз я говорю. Ты как, не слышишь или не понимаешь?

От страха и усталости пальцы еле справлялись с пуговицами. Да что с ними такое? Быстрее, что ли, не могут шевелиться? Я успела справиться с парой пуговиц, когда Китти достала из шкафа пластиковый передник и положила его на пол.

– Встань на него, и пусть одежда падает на него, и чтобы ничто твое не касалось чистого ковра или мрамора.

Голая стояла я на пластиковом переднике, а Китти рассматривала меня с ног до головы.

– Ух ты, не такая уж ты и маленькая девочка, ей-Богу. Сколько тебе, кстати?

– Четырнадцать, – ответила я.

Язык налился тяжестью, соображалось туго, глаза так хотели спать, будто в них насыпали песку. Отвечая Китти, я устало прикрыла глаза, пошатнулась, зевнула.

– А когда тебе будет пятнадцать?

– Двадцать второго февраля.

– У тебя месячные уже были?

– Да, у меня началось, когда исполнилось тринадцать.

– Вот никогда не подумала бы. У меня в твоем возрасте были такие груди, что мальчики рты разевали. Но не всем же такое счастье, правильно?

Я кивнула и подумала, что хорошо бы Китти оставить меня одну и дать принять первую в жизни ванну. Но Китти явно не намеревалась уходить и предоставлять мне возможность воспользоваться ванной в одиночку.

Я снова глубоко вздохнула и, поняв, что меня не оставят одну, направилась к розовому унитазу.

– Нет! Вначале застели сверху бумагой. – И даже в этот момент Китти не покинула ванную. Потом она энергично взялась за дело. Проверила температуру воды, сообщила мне:

– Посидишь в горячей воде. Потом я потру тебя щеткой, помоем голову дегтярным мылом, чтобы убить гнид, они у тебя наверняка водятся.

Я попыталась объяснить Китти, что моюсь чаще других горцев и раз в неделю мою голову, только сегодня утром мыла, но у меня не было сил как следует встать на свою защиту, а кипевшие во мне эмоции лишь дополнительно отнимали силы.

До чего же скверно я себя чувствовала! Хотелось зареветь, но голос застрял в горле, а слезы застыли, не появившись. Хотелось закричать, устроить истерику, пнуть кого-нибудь, чтобы дать выход внутренней боли. Но я ничего не сделала, а только ждала, пока наполнится ванна.

И она наполнялась. Кипятком.

Розовое в ванной вдруг стало казаться красным, и в этом адском тумане Китти сняла с себя вязаный верх и брюки. Под верхней одеждой она носила розовый ансамбль бикини, едва прикрывавший то, что должен был прикрывать.

Я подалась в сторону, видя, что Китти хочет налить в ванну что-то из коричневой бутылки. С запахом лизола.

Этот запах я знала по школе, когда оставалась после уроков, чтобы помочь мисс Дил, и школьные уборщицы и уборщики обрабатывали лизолом туалеты. Но я никогда не слышала, чтоб кто-то принимал лизоловые ванны.

Каким-то образом в моих руках оказалось розовое полотенце, такое большое и толстое, что я спокойно спряталась за ним. Мне было стыдно показывать Китти свою худобу.

– А ну-ка положи на место полотенце! Не трожь мое чистое полотенце! Все розовые – это мои, только я пользуюсь ими, тебе понятно?

– Да, мэм.

– Да, мама, – поправила она меня. – Только мама и не иначе. Ну-ка скажи как надо.

Я сказала как надо, все еще не выпуская из рук полотенца и испытывая ужас от предвкушения купания в кипятке.

– Черные махровые полотенца – это Кэла, ты их не трогай, запомни. Когда мои розовые выцветут, я их буду отдавать тебе. А пока можешь пользоваться кое-какими старыми, я принесла тебе из салона.

Я кивнула, не в силах оторвать испуганный взор от поднимающегося от воды пара.

– Ну вот, все готово. – Она поощрительно улыбнулась мне. – Теперь переступай по переднику и передвигай его, пока не влезешь в ванну.

– Вода очень горячая.

– А какой же ей быть?

– Я сварюсь.

– А как же, черт возьми, отмыть тебя от твоей грязи, если не в горячей воде? Ну подскажи, как? Так что давай, лезь!

– Очень горячо.

– Ни-че-го не го-ря-чо.

– Нет, горячо. Это же кипяток. Я не привыкла к такой горячей воде. Только к тепленькой.

– Знаю. Поэтому я и хочу отскрести тебя в горячей воде.

Китти вплотную подошла ко мне. За плотной пеленой пара я почти не видела розовую щетку с длинной ручкой, которую она взяла в правую руку и опробовала се на левой ладони. Она явно не собиралась отказаться от своих намерений.

– И еще кое-что. Когда я тебе говорю – надо сделать, – то, что бы я тебе ни сказала, делай беспрекословно. Мы купили тебя за приличные деньги, так что ты теперь наша собственность – что хотим, то и делаем. Я взяла тебя потому, что имела когда-то идиотизм здорово влюбиться в твоего отца и позволила ему разбить мне сердце. Он сделал меня беременной, да. Притворялся, что любит меня, а на самом деле врал все. Я сказала ему, что наложу на себя руки, если он не женится на мне… А он засмеялся и сказал: «Давай!» – и ушел. Потом поехал в Атланту, где познакомился с твоей матерью и женился на ней. На ней! А я осталась с ребенком в животе. Вот я и сделала аборт, а после этого не смогла иметь детей. Но я получила ребенка. Хоть ты и не ребенок сейчас, но все равно его… Только ты не думай, что раз я однажды была ласкова с твоим папочкой, то позволю тебе ездить на мне. В этом штате такие законы, что тебя можно и вышвырнуть. Они скажут, что ты, мол, такая дрянь, что даже твой отец продал тебя.