Хей, Осман!
Шрифт:
Один из вождей кайы, Гёкалп, которого ещё звали Гюндюзали, а ещё - Сулейманом, повёл свой большой род. Решил идти мимо Халеба-Алеппо [66] . Подле крепости Джабер разлилась широко река Евфрат. Отыскали брод. Гёкалп повёл коня в поводу, затем поехал верхом. Вдруг копыта конские заскользили в этой вязкой земле речного дна. Всадник вдруг поднял правую руку... Конь заржал в тревоге... Но всадник молчал... Тотчас поскакали к нему лихие молодые - кони хорошие - на помощь... Но всё так скоро сделалось... Всадник вместе с конём его — одно - опрокинулись в воду жёлто-бурую и вот уже и ушли под воду... А кто бы знал, что здесь глубина и быстрое течение!.. Один молодой лихой, безбородый ещё по молодости своей, кинулся со своего коня в воду, вскрикнули многими голосами с берега... Юноша нырял несколько раз, но ничего не добился, не удалось спасти старого всадника. В промокшей одежде, переводя дыхание, подошёл широкими шагами удалец к своему коню и на мгновение одно прикрыл глаза рукою, согнутою в локте. Рукав мокрый тёмный облепил сильную руку... Начали переправляться...
66
...Халеба-Алеппо...–
Сункур Текин, старший сын погибшего, принял на себя водачество и уже распоряжался переправой. Второй сын, Гюн Догду, держался подле брата, соглашаясь с его старшинством. У них была одна мать и она была ещё в живых. Самый младший сын Гёкалпа, Тундар, подъехал к своему брату Эртугрулу, тому, который бросался в воду, и притронулся к луке седла Эртугрулова коня. Братья поехали рядом. Их мать умерла давно, когда они совсем были малы. Все в роду понимали, что единству настал конец, разойдутся пути четырёх братьев.
Добрались в долину Сюрмели у реки Пасин [67] . Здесь держали совет. Сункур Текин и Гюн Догду повели за собою многих... Важное, значимое случилось. Родичи, друзья уходили далеко, упорно; шли на прежние, давние пастбища, в далёкую даль, на старую, давнюю родину; туда, откуда ближе к обители Неба... И никогда более Эртугрул и Тундар не увидели своих братьев и многих родичей и друзей. И никто не слыхал о них. Никто не знал, что с ними сталось. Быть может, они добрались до степей праотческих, отыскали вольные места и снова поселились кочевьями вдоль стены длинной зубчатой [68] , выстроенной искусными строителями Хань... Л кем сделались их далёкие потомки, кто знает! Алтайцами, уйгурами, китайцами? Кто знает!..
67
...в долину Сюрмели у реки Пасин...– Пасин - река, протекающая неподалеку от реки Евфрат. Ныне - Пасинлер в вилайете Эрзурум, территория современной Турции.
68
...стены длинной зубчатой... — Великая Китайская стена - крепостная стена в Северном Китае, построена в основном в III в. до н. э.
С Эртугрулом и Тундаром остались четыре сотни «дымов» - семей. Тундар едва вышел из отроческого возраста. Прежде он знал твёрдо, что защитник его и Эртугрула - их отец. К старшим братьям они оба приглядывались исподтишка, настороженно. Не думали никогда, что отец покинет их так скоро. Не ждали. Когда упал Гёкалп в воду Евфрата, Эртугрул почуял скорый ужас; вдруг почудилось, что теперь, лишившись отца, и он погибнет, потому что привычный мир всех родичей ощерится враждою... И не думая уже и ни о чём, кинулся спасать отца...
А вдруг разрешилось всё до того легко! И Тундар вдруг понял, что теперь старший над ним - Эртугрул. Эртугрул ему теперь и брат и отец. Отец — это было хорошо, защитно, крепко. А вот брат... Брат — это было — опасность!.. Тот самый Эртугрул, который носил его на закорках и совал ему в руку, в грязную по-ребячьи щепоть вкусные катышки курута - твёрдого творога... Тот самый Эртугрул, который теперь взглядывал на него ободряюще, как старший — на младшего, и чуть выставлял вперёд жёсткий подбородок и мигом выпячивал губы и ободряюще смеялся чёрными глазами, щуря их в совершенные щели... Тот самый Эртугрул был - опасность. Сердце Тундара отчего-то вдруг прибаливало и обмирало. Предчувствие опасности было смутное, налетало внезапно, охватывало, но и забывалось легко...
Зимовали в Сюрмели [69] . А весной Эртугрул повёл своих всех в Малую Азию. Дошли в Энгюри [70] , стояли у подножья Караджа-дага - Черной Горы, двинулись в Султанёню… [71]
Летом выгорит трава на равнинах. Надобно подняться повыше, в горы, на суват - на летнее пастбище - пасище. Сейчас встали стоянкой. В юрте, сквозь войлок, одевший деревянные решётки, слышны были звонкие переклики молодых баб и девок. Спорили, выбирали на перекочёвку старших... Эртугрул слышал их голоса; и не видя никого из них сейчас, мог всех их вспомнить; вот они ходят щеголевато в сапожках, а волосы упрятали под шапки мужские войлочные - так делают всегда на время больших переходов девушки и молодые женщины... Всё слышно в юрте, все женские крикливые переговоры на вольном воздухе весны... Девки носили на поясах ножи в ножнах. Кочевницу так запросто не осилишь! Немало погибло монгольских пешцев, получив удар от руки верной, девической, но твёрдой, удар ножом в грудь!.. Там, на вольном воздухе, за стенками войлочными его юрты, была одна; смеялась среди других голосов крикливых, смеялась звонко... Единственная уцелевшая отрасль семьи большой, внучка Эртугрулова родича - старика-сокольника... Вот подымутся в горы, девки разоденутся, разуберутся... Она тоже наденет нарядную свою красную рубаху из тонкой шерсти, а рукава белым узором расшиты. Чёрные волосы пустит двумя хвостами конскими, стянет лентами цветными... Она станет его женой! Она смеяться будет тихо и шептать ему в ухо щекотливыми нежно губами много ласковых слов и присловий... припав к его телу, горячему, мужскому, сильному гладкому... его ладони на груди её тугие лягут крепко... и твёрдый налитой конец его войдёт весь в её женские врата радости!..
69
...Сюрмели...– См. примечание 67.
70
...Энгюри...– Город и крепость в центральном Анадоле; впоследствии - Ангора, Анкара.
71
...Султанёню...
–
Эртугрул как сидел на кошме, согнув разутые от сапог мягких кожаных ноги в коленях, так помотал головой, будто сердясь на себя. Он так сидел, голый до пояса, голову наклонив сильно, будто молодой баран, который соперника пугает, грозится широколобой рогатой головой, поросшей кудрями жёсткими... А волосы длинные Эртугрула - перчим - намазаны квашеным молоком — на черноте волос прямых длинных - белые густые мазки. Волосы рекой чёрной прямой - в таз медный спускаются. В распашном халате, перетянутом в поясе кожаным тёмным ремешком, входит, откинув полог, Тундар. На темноту тёмно-коричневую ремешка нашиты красные нитяные узоры. Эртугрул молчит. Тундар льёт в таз воду из лужёного ведёрка. Вода горячая; на очаге нагрета, на вольном воздухе весеннем очаг устроен. Молчит и Тундар. Другое ведёрко приносит, холодную родниковую воду льёт. Халат не снимает, лишь рукава закатывает. Наклоняется и бережно моет волосы длинные старшего брата. Эртугрул молчит, лицо его смуглое чуть краснеет модно, это оттого что голова низко наклонена. Тундар смывает белизну густую квашеного молока, перебирает в воде чёрные длинные волосы брата старшего. Сам Тундар молод ещё и голова его обрита, одна косичка тонкая свешивается с маковки. Но Эртугрул - воин, и волосы его следует убирать, как положено воинам. Тундар полощет в воде волосы брата, собирает большим, почти шаровидным пуком-жгутом, выжимает. Вытирает бережно опять же и с тщательностью - чистым платом шерстяным. Эртугрул сидит, будто самый древний каменный идол степной. Древнейшими насельниками понаставлены были в далёкой праотческой степи такие идолы каменные. Тундар уносит таз, выплёскивает воду наружу, пустой таз у самого полога оставляет. Расчёсывает Тундар длинные чёрные волосы Эртугрула деревянным гребнем, будто гриву конскую. Густо несёт от волос расчёсанных духом квашеного молока. Это запах волос воина. Тундар в молчании водит гребнем, опустив глаза. Эртугрул сидит уже с поднятой, прямо вскинутой головой. Тундар разделяет длинные чёрные волосы брата на два потока по спине широкой мускулистой, на две равных реки. Заплетает медленно волосы брата в две косы длинные чёрные, до пояса косы. Воинский убор волос. Как положено по обычаю старинному, давнему, служит младший брат старшему...
«...А эти люди живут в шатрах и ничего кроме этих шатров не имеют. А летом они идут в те места, где есть вода. А скота у них много: баранов, лошадей, верблюдов. И ходят с жёнами и детьми. И возможно с этими людьми великие дела совершать. Потому что они хорошие наездники, стрелки из лука и храбрые воины. Если сыщется обильная еда, они едят досыта, а если нет обильной еды, обходятся без хлеба, молоком и мясом. Очень привычны они к мясу, но могут жить и без мяса. Холод, зной, голод и жажду они переносят легче, чем какой-либо другой народ в мире. Когда у них сыщется мясо, едят его много, а когда нет - довольствуются водой, вскипячённой с кислым молоком, которого у них довольно. Это кушанье они изготовляют так: берут большой котёл с водой, ставят на огонь, и когда вода закипит, берут куски кислого (квашеного) молока, подобного сыру, кладут в миску, разводят горячей водой и выливают в котёл; а молоко это кислое, как уксус. Потом они делают из муки (если сыщется мука!) очень тонкие лепёшки, режут их мелко и также бросают в котёл. Когда немного прокипит содержимое котла, снимают с огня. Одной миской подобного варева, без хлеба и мяса, они вполне обходятся. Они могут и ежедневно питаться этим кушаньем, потому что очень его любят. А вместо дров сжигают они сухие ветки и высушенный помет своего скота...» [72]
72
...своего скота...
– Так пишет о кочевниках-тюрках Руи Гонсалес де Клавихо, посол Кастильского короля Генриха III, в своем сочинении «Дневник путешествия в Самарканд ко двору Тимура» (1403-1406).
Эртугрул поднимается с кошмы. Молча вытягивает руки нагие, потягивается, расправляет плечи. Тундар подаёт ему почтительно рубаху, кожаную куртку, пояс...
В большой юрте — на покрове длинном — угощение для алайчилер - для алая - ближних воинов, для свиты Эртугрул а. Садятся, скрестив ноги. Тундар подле старшего брата садится. Едят в молчании варёное мясо, режут поясными ножами куски. Жёсткое мясо дичи, добытой на охоте; жёсткое мясо, выдержанное в воде, густо засоленной... Не пиршество это, потому едят молча. Не до пиршественных угощений теперь! Скоро сниматься с места, скоро идти... Скоро гнать баранов. Скоро пора складывать юрты. Эх, если бы подняться в небо птицей, раскинув крылья! Тогда бы увиделась равнина бескрайней, стада овечьи - несметными, а юрты - кочевые жилища - круглыми идеально... Так бы увиделось сверху. А на деле оно, конечно, не так, не так...
Мужчины ходят в толстых неуклюжих халатах, нахлобучив на головы шапки войлочные. Только воины ходят, вскинув головы, и чёрные длинные косы перекинуты на грудь. А девок и молодых баб не отличишь издали от мужиков - упрятаны волосы под шапки мужские... Лица смуглоты тёмной, руки с пальцами перекрещёнными засунуты поглубже в рукава широкие. Лошади приготовлены, сумы полосатые матерчатые свисают с седел. Девки и бабы убирают войлок, снимают с юртового остова, с решёток деревянных. Бабы набивают шерсть, битую палками, в мешки большие. Тащат бабы младенцев в люльках. Легко поднять такую люльку; сядет баба перед люлькой, поджав ноги под себя, и даёт дитяти грудь... Мужики взбираются на коней, усадисто, крепкими задами...
А воины завершили трапезу, идут на вольном воздухе, косы долгие - до пояса - чернеют светло на солнце. Идут к своим коням воинским, которые куда получше, постройнее простых кочевничьих лошадей. Бинеджи - всадники сбираются в дружину - билюк.
Обычным порядком шло всё, когда прискакали воины-разведчики, те, что сыскивают лучшие места для стоянки, места, где вода хороша и корм для скотины хорош. А если разведчики приметят опасность, и сразу мчатся во весь опор назад - мчатся предупредить... А там что?.. Какие ещё враги выдадутся! От иных бежать следует, хотя бы и побросав нехитрый скарб; а других возможно встретить направленным оружием, стрелами из луков осыпать, копьями закидать, ножами бить...