Хейсар

Король закусил ус, подался вперед, сжал пальцами предплечье графа Грасса и вытаращил глаза, увидев, что губы первого министра изогнулись в насмешливой улыбке.

— Грасс?

Граф еле заметно шевельнул головой и вдруг обмяк — его лицо разгладилось, а из уголка рта потекла тоненькая струйка слюны.

Неддар закрыл глаза и мысленно застонал — прощальная улыбка Рендалла словно напоминала ему одну из любимейших фраз министра:

«В интересах королевства нужно использовать все. Даже смерть…»

Глава 18 — Кром Меченый

Пятый день третьей десятины первого травника.

…Увидев искрящуюся молочно — белую стену, стоящую поперек ущелья Облачных Снов, я невольно вспомнил свои ощущения в тот день, когда увидел ее в первый раз. И горько усмехнулся — тогда, кое-как продрав заспанные глаза и с большим трудом оторвав голову от накрытого плащом снопа сена, заменявшего мне подушку, я почему-то решил, что истек кровью и оказался перед вратами в чертоги Вседержителя. Мысль о том, что за ними меня ожидает Последний Суд, мгновенно выморозила душу, и я, задохнувшись от обиды на Бога — Отца, лишившего меня права на месть, рванулся назад. Туда, где над Расколотой горой серебрился полупрозрачный серп Уны. Еще не зажившая рана на бедре, конечно же, раскрылась, и я почти сразу же провалился в блаженное забытье…

«Лучше бы я тогда действительно умер…» — угрюмо подумал я, потер давно заживший шрам, оставшийся на память о том листе [117] , и вымученно зажмурился.

Увы, отдохновения это не принесло — перед моим внутренним взором тут же появилось холодное, как вечные снега Ан’гри, лицо Мэйнарии д’Атерн.

— Нам пора… — холодно бросила она. И, не заметив моего ошарашенного взгляда, торопливо вышла из комнаты.

«Мэй! Что с тобой творится?» — так же, как утром, мысленно спросил я, скрипнул зубами и услышал ехидный смешок Итлара из рода Максудов.

117

Лист — контракт на охрану обоза.

— Расслабься, Кром, это всего лишь облака! У нас их не боятся даже дети…

Я неторопливо открыл глаза, медленно повернул голову к Соколу и мысленно хмыкнул: мальчишка, с самого утра радовавшийся тому, что между мной и Мэй проползла змея [118] , решил нарваться на ссору!

Мысленно отметив, что моя гард’эйт не собирается реагировать на прозвучавшее оскорбление, я придержал коня и демонстративно щелкнул ногтем по клюву своего чекана.

Сокол дерзко усмех нулся, потянулся к рукояти своего меча и… вылетел из седла, выбитый мощнейшим подзатыльником Крыла Бури. А через мгновение на землю упали первые капли крови побратима короля Неддара:

118

Проползла змея — аналог нашего «пробежала черная кошка».

— Кром по прозвищу Меченый! Я, Вага из рода Аттарк, беру на себя долг моего ро’ори [119] . И плачу своей кровью за неосторожные слова, сорвавшиеся с его губ…

Насколько я знал обычаи хейсаров, не принять такое извинение можно было только в трех случаях — когда оскорбление касалось рода, женщины или оружия воина. Поэтому я склонил голову в знак того, что не держу на мальчишку зла, и тронул коня с места…

…В «чертогах Вседержителя» было сыро. Мелкая водяная взвесь, неподвижно висящая в воздухе, заключала каждого из нас в небольшой тусклый серый шар, на границе которого стирались цвета и глушились звуки: не знаю, как другие, а я видел перед собой только призрачную половинку крупа кобылки Мэй, полупрозрачный силуэт на месте спины своей гард’эйт. И изредка — темное пятно там, где должен был находиться конь Унгара из рода Аттарк.

119

Ро’ори — дословно «младший воин», т. е. подчиненный.

Слышал и того меньше: мерный скрип своего седла, приглушенный перестук копыт и тихое бормотание самого толкового из всех женихов баронессы — если я не ошибаюсь, он рассказывал ей о том, как и для чего Снежный Барс создал ущелье Облачных Снов.

Настроение, и без того никудышное, становилось все хуже и хуже, и я постепенно погружался в бездну темного, как ночь, отчаяния.

…Когда я вернулся со двора, ведер и таза, выставленных в коридор, уже не было. А на том месте, куда я их выставил, стоял Сокол. И, кажется, прислушивался к тому, что происходит за стеной.

Услышав звук моих шагов, он мгновенно развернулся на месте, сделал вид, что просто проходил мимо, но, увидев мой голый торс, изменился в лице и возмущенно сжал кулаки. Впрочем, высказывать то, что он думает о человек е, пытающемся ворваться в комнату к баронессе д’Атерн полуодетым, он благоразумно не стал. И правильно сделал: для того, чтобы заставить себя успокоиться, мне пришлось мыться в ледяной воде минут двадцать — слишком много, учитывая планы Чарса Опаленного Уса, — поэтому я очень торопился и мог среагировать на любую задержку предельно жестко.

Кстати, судя по той торопливости, с которой он отшатнулся от двери в нашу комнату, и расстоянию, на которое отошел, прежде чем прислониться к стене, выглядел я в тот момент угрожающе.

Отметив, что он намеренно скрестил ноги и убрал руки за спину, я мысленно усмехнулся, рванул на себя дверь и скользнул в комнату, освещенную светом одной — единственной мерной свечи. Привычно выставив вперед левую руку и слегка отведя назад чекан.

— Почему так долго? — перекатившись на бок, обиженным шепотом спросила Мэй.

— Смывал запах конского пота… — буркнул я, задвинул засов, подтащил к двери лавку и вздрогнул, услышав в ее голосе легкую хрипотцу:

— Ложись рядом… Пожалуйста…

Перед глазами тут же замелькали образы, которые я тщетно пытался выбить из головы, моясь в холодной воде: рыжее пламя волос, струящееся по узенькой спине, хрупкие плечи, покрытые конопушками. Родинка под правой лопаткой, к которой мне безумно хотелось прикоснуться. Ямочки на пояснице, при одном взгляде на которые у меня перехватывало дух…

Я облизал враз пересохшие губы и… нашел в себе силы отказаться:

— Кровать совсем узкая. Я не помещусь…

— Поместишься… — Мэй отодвинулась подальше и призывно откинула одеяло.

У меня потемнело перед глазами — задравшаяся ночная рубашка открывала моему взгляду всю ее правую голень, колено и часть бедра!!!

— Ну же… — поймав мой взгляд, одними губами произнесла она. — А то мне холодно…

Отказаться я не смог — на негнущихся ногах подошел к кровати, сел на самый краешек, стянул с ног сапоги и лег. Чувствуя себя так, как будто лежу не рядом с красивой и желанной девушкой, а на эшафоте.

Одеяло взвилось в воздух, упало мне на грудь, а через мгновение я сообразил, что забыл надеть рубашку.

Дернулся, чтобы встать, но почувствовал, что к моему боку прижимается пышущее жаром тело:

— Ты совсем замерз, бедненький! Дай я тебя согрею…

— Мэй!!!

Она не поняла — обхватила меня рукой за шею, забросила колено мне на живот и уткнулась носом в плечо.

Меня затрясло — я вдруг понял, что чувствую ее всю: ладошку, лежащую на моей ключице, локоток, касающийся живота, грудь, упирающуюся в ребра, внутреннюю поверхность ее бедра, лежащую в пяди от моих чресел.