Hi-Fi

Мне снова плохо, очень плохо. Не знаю, как это отражается у меня на лице, но Лора вдруг заметно сдает: теперь она выглядит усталой и грустной и смотрит в пространство прямо перед собой, изо всех сил стараясь не заплакать.

– Я много чего сделала неправильно. Я повела себя нечестно по отношению к тебе. И очень об этом сожалею. Поэтому-то я и пришла сегодня к магазину – подумала, что пора перестать бояться.

– Ты и сейчас боишься?

– Да, а как же. Я чувствую себя ужасно. Все это так тяжело, понимаешь?

– Ну да.

Тишина. Я не знаю, что сказать. Я хочу задать кучу вопросов, но это все вопросы, ответы на которые мне, по-хорошему, знать не стоит: Когда у тебя началось с Иеном? Началось ли у тебя с ним из-за доносившихся сквозь потолок звуков? Разве с ним лучше («Что ты имеешь в виду?» – спросит она; «Все», – отвечу я)? Окончательно ли ты с ним или так, на время? Скучала ли ты по мне – вот до чего я дошел в своем самоуничижении! – хоть немножко? Любишь ли ты меня? Любишь ли ты его? Хочешь ли ты кончать с ним? Хочешь ли завести детей со мной? Тебе с ним лучше? С ним лучше?С НИМ ЛУЧШЕ?

– Это все из-за магазина?

Что это я такое спорол? Ведь ежу понятно, магазин ни при чем. Почему я об этом спросил?

– Ах, Роб, магазин ни при чем.

Так вот почему я об этом спросил. Понятно: мне было жаль себя и хотелось чего-нибудь дешевенького в утешение, хотелось услышать, как она скажет мягко: «Магазин ни при чем» – и этим развеет мои сомнения. Задай я Главный Вопрос, и в ответ мог бы получить либо смущенный отказ отвечать, либо смущенное молчание, либо смущенное признание; я не хотел ни первого, ни второго, ни третьего.

– Ты что же, думаешь, я ушла потому, что ты недостаточно крут для меня? Пожалуйста, не надо так плохо обо мне думать. – И снова она говорит это дружелюбно, тоном, знакомым мне по далекому прошлому.

– Не знаю. Это тоже приходило в голову – среди прочего.

– Среди прочего?

– Ну да, всяких очевидных вещей.

– Каких очевидных вещей?

– Не знаю.

– В таком случае эти вещи – не очевидные.

– Да.

Снова молчание.

– С Иеном нормально складывается?

– Роб, прошу тебя, не будь как ребенок.

– При чем тут ребенок? Ты живешь с этим малым. Я всего-то хотел узнать, все ли у вас в порядке.

– Я не живу с ним. Я просто на несколько дней поселилась у него в квартире – поживу, пока не пойму, как мне быть дальше. И это касается только меня одной и никого больше. Постарайся это понять, хорошо?

Они всегда так говорят. Вечно утверждают, что это касается их одних. Готов поспорить на любые деньги: если бы в финале «Короткой встречи» [46] Силия Джонсон сбежала с Тревором Говардом, она бы тоже заявила мужу, что это касается ее одной и больше никого. Я выражаю недоверие к сказанному Лорой весьма неблагозвучным и неуместно комичным фырканьем, она готова засмеяться, но сдерживается.

46

«Короткая встреча» – 1945, режиссер Дэвид Лин.

– Я ушла, потому что наши с тобой отношения не заладились, мы уже даже почти не разговаривали. Потому что в моем возрасте хочется наконец разобраться с самой собой. Потому что видела: ты разбираться с самим собой никогда не станешь – просто не способен на это. Тут я как раз заинтересовалась другим человеком, потом этот интерес зашел слишком далеко, и я решила: вот самое подходящее время уйти от тебя. Но я понятия не имею, что у нас с Иеном будет дальше. Вероятно, что и ничего. Может, ты немного повзрослеешь, и тогда мы с тобой все исправим. А может, ни тебя, ни его я больше никогда не увижу. Я не знаю. Знаю только одно: здесь мне сейчас жить не надо.

И опять оба молчим. Ну как так могут люди – или, вернее, женщины? Ведь все эти неопределенности, сомнения, полутона, размытые контуры на том месте, где должна быть четкая, яркая картинка, все это только усложняет жизнь. Я согласен: чтобы порвать со старым партнером, надо встретить кого-нибудь другого – и требуется незаурядная отвага, чтобы бросить живого человека только потому, что у тебя с ним не заладилось. Но нельзя же вести себя так нерешительно, как повела себя Лора. У меня, когда я начал встречаться с Рози, той самой, с синхронным оргазмом, все было иначе: я имел на нее серьезные планы, рассчитывал, что с ее помощью безболезненно расстанусь с прежней привязанностью и заведу новую, а то, что расчеты не оправдались, что она оказалась не женщиной, а сплошной зоной бедствия, – так это мне просто не повезло. Во всяком случае, у меня в голове был ясный план боевых действий и ничего похожего на это идиотское «ах, Роб, мне нужно время подумать».

– Выходит, ты еще не окончательно решила расстаться со мной? Еще остается шанс, что мы снова будем вместе?

– Не знаю.

– Если ты не знаешь, значит, шанс есть.

Боже мой!

– Послушай меня внимательно: если ты не знаешь, остается ли шанс, это автоматически означает, что шанс остается. Вот, например, в больнице врач говорит про тяжелого больного: я не знаю, есть ли у него шанс выжить. Он же не утверждает, что больной наверняка умрет. Он имеет в виду, что тот еще может выздороветь, пусть даже вероятность этого невысока. Так?

– Вроде так.

– Таким образом, у нас есть шанс снова быть вместе.

– Пожалуйста, Роб, перестань.

– Я всего лишь хочу понять, на каком я свете и каковы мои шансы.

– Твою мать! Оставь меня наконец в покое с твоими гребаными шансами! Я хочу, чтобы ты понял, что я сейчас в очень непростом положении, что я давно уже несчастлива, что в наших с тобой отношениях жуткая неразбериха, что я встречаюсь с другим человеком. Все это очень важно.

– Допустим. Но мне было бы легче, если бы ты дала четкий ответ.

– Четкий? Отлично. Вероятность того, что мы будем вместе, равна девяти процентам. Ситуация стала яснее? – Наш разговор достал ее дальше некуда, она готова взорваться, сидит зажмурившись и выговаривает эти слова убийственно-злобным шепотом.

– А это уже просто глупость.

Откуда-то из глубин мой разум взывает, что это не она здесь занимается глупостями. Какой-то частью сознания я понимаю, что она действительно не может мне ответить, что мои вопросы тупо повисают в воздухе. Но что толку? Знаете, что тяжелее всего переживаешь, когда тебя бросают? То, что от тебя ровным счетом ничего не зависит. Если бы от меня зависело, когда и каким образом меня бросят, я бы гораздо меньше переживал. Но тогда получилось бы, что никто никого не бросает, что все происходит по обоюдному согласию. Это как у музыкантов: когда они уже не могут договориться между собой, распускают группу, и каждый начинает свою сольную карьеру. Я понимаю, сколь ужасающе наивны и беспомощны мои потуги выпытать у Лоры, какова вероятность нашего воссоединения, но это – единственный доступный мне способ отвоевать у нее хотя бы подобие контроля над ситуацией.

Увидев Лору у входа в магазин, я абсолютно точно понял и потом ни секунды в этом не сомневался, что хочу, чтобы она снова стала моей. Возможно, это желание объясняется тем, что она меня отвергла. Если я добьюсь своего и она признает, что у нас все еще может уладиться, мне станет намного легче: я уже не буду чувствовать себя таким уязвленным, бессильным и жалким, я смогу на равных противостоять ей. Иными словами, я несчастен, поскольку не нужен ей; если у меня получится убедить себя, что я ей хоть немножко да нужен, я вновь стану нормальным человеком – перестану хотеть, чтобы она снова стала моей, и смогу спокойно подыскивать ей замену.