Хикори-дикори
Шрифт:
– Звучит очень мелодраматично, – сказала Валери. – Но, по-моему, все это чушь собачья. Кто тебе рассказал про паспорт?
– Я сама видела.
– Ты? Когда?
– Совершенно случайно, – сказала Джин. – Мне нужно было взять кое-что, и я по ошибке заглянула в портфель Нигеля. Он стоял рядом с моим на полке в гостиной.
Валери недоверчиво хохотнула:
– Не рассказывай сказки. Признавайся, что ты делала? Копалась в чужих вещах?
– Ну что ты! Конечно, нет! – Джин искренне возмутилась. – Я никогда не роюсь в чужих вещах. За кого ты меня
– Послушай, Джин, не морочь мне голову. Портфель Нигеля гораздо больше, чем твой, и потом, он совершенно другого цвета. Раз уж сознаешься, что рылась в его вещах, надо признать и все остальное. Ну ладно, не будем уточнять. Тебе представился случай порыться в вещах Нигеля, и ты им воспользовалась.
Джин вскочила:
– Знаешь, Валери, если ты будешь говорить мне гадости и смеяться надо мной, я…
– Успокойся, детка, – сказала Валери. – Садись и рассказывай. Ты меня заинтриговала. Я хочу узнать, в чем дело.
– Ну вот, а там лежал паспорт, – сказала Джин. – На самом дне. Паспорт какого-то Стэнфорда или Стэнли, не помню. «Как странно, что Нигель таскает с собой чужой паспорт», – подумала я. А потом раскрыла и увидела его фотографию! Так что Нигель-то наш ведет двойную жизнь! Но я не знаю, должна ли я сообщить в полицию? Как ты считаешь?
Валери рассмеялась.
– Бедняжка! – сказала она. – Боюсь, что все объясняется очень просто. Пат рассказывала мне, что Нигель должен был сменить фамилию, чтобы получить наследство. Или не наследство?.. В общем, какие-то деньги. Уж такое ему поставили условие. Он сделал это вполне официально, «взял одностороннее обязательство», так, по-моему, говорят юристы. Ничего противозаконного тут нет. По-моему, его настоящая фамилия как раз и была то ли Стэнфилд, то ли Стэнли.
– А-а… – Джин была страшно разочарована.
– Если ты мне не веришь, спроси Пат, – сказала Валери.
– Да нет… верю… наверное, я действительно не права.
– Ничего, может, в другой раз повезет, – сказала Валери.
– Не понимаю, о чем ты.
– Но ведь ты спишь и видишь, как бы напакостить Нигелю. Как бы натравить на него полицию.
Джин встала.
– Можешь мне не верить, Валери, – сказала она, – но я лишь хотела исполнить мой долг.
Она вышла из комнаты.
– О черт! – воскликнула Валери.
В комнату постучали, и вошла Салли.
– Что с тобой, Валери? Ты расстроена?
– Да все из-за Джин! Омерзительная девка! Слушай, а может, это она прихлопнула беднягу Селию? Я бы с ума сошла от радости, увидев ее на скамье подсудимых.
– Вполне разделяю твои чувства, – сказала Салли. – Но думаю, это маловероятно. Вряд ли Джин отважилась бы кого-нибудь убить.
– А что ты думаешь о миссис Ник?
– Прямо не знаю. Но, наверное, нам скоро скажут…
– Я почти на сто процентов уверена, что ее тоже убили, – сказала Валери.
– Но почему? Что вообще здесь творится? Объясни мне!
– Если бы я знала! Салли, а ты никогда не приглядывалась
к людям?– Как это, Вал, «приглядывалась»?
– Ну, очень просто, смотрела и спрашивала про себя: «А может, это ты?» Салли, я чувствую, что среди нас сумасшедший. Не просто человек с придурью, а настоящий безумец.
– Очень может быть, – ответила Салли и вздрогнула. – Ой, Вал, мне страшно, – сказала она.
– Нигель, я должна тебе кое-что рассказать.
– Да-да, Пат? – Нигель лихорадочно рылся в ящиках комода. – Черт побери, куда подевались мои конспекты? Мне кажется, я их засунул сюда.
– Ах, Нигель, что ты устраиваешь?! Ты вечно раскидываешь вещи, а я ведь недавно прибрала в твоих ящиках!
– Отстань, ради бога! Должен же я найти конспекты, как ты считаешь?
– Нигель, я прошу, выслушай меня!
– О'кей, Пат, не переживай. В чем дело?
– Я должна тебе кое в чем признаться.
– Надеюсь, не в убийстве? – спросил Нигель своим обычным легкомысленным тоном.
– Ну конечно, нет!
– И то хорошо. Так в каких же грешках ты решила покаяться?
– Как-то раз я пришла к тебе… я заштопала твои носки и хотела положить их в ящик…
– Ну и что?
– Я увидела там пузырек с морфием. Помнишь, ты говорил мне, что взял его в больнице?
– Да, а ты мне задала взбучку.
– Погоди, Нигель… Понимаешь, ведь морфий лежал в ящике, прямо на виду, и его спокойно могли украсть.
– Да ладно тебе! Кому, кроме тебя, нужны мои носки?
– Но я побоялась оставлять его в ящике… Да-да, я помню, ты говорил, что тут же его выкинешь, как только выиграешь пари, но, пока суд да дело, морфий лежал там, в ящике.
– Конечно. Я же еще не достал третий яд.
– Ну а я подумала, что нечего оставлять его на виду. И поэтому я взяла пузырек, вытряхнула из него яд и насыпала туда пищевой соды. Она с виду похожа на морфий.
Нигель прервал поиски потерянных конспектов.
– Ничего себе! – сказал он. – Ты что, серьезно? Значит, когда я клялся и божился Лену с Колином, что в пузырьке сульфат или как его… тартрат морфия, там на самом деле была обычная сода?
– Да. Понимаешь…
Нигель не дослушал ее. Нахмурив лоб, он принялся рассуждать вслух:
– Да, тогда, пожалуй, мой выигрыш не в счет… Конечно, я и понятия не имел…
– Но, Нигель, держать его в комоде было действительно опасно!
– Замолчи, Пат, что ты вечно кудахчешь как курица! Лучше скажи, что ты сделала с морфием?
– Я насыпала его в пузырек из-под соды и засунула поглубже в ящик, где у меня хранятся носовые платки.
Нигель оторопело уставился на нее:
– Ей-богу, Пат, твоя логика просто уму непостижима. Чего ради ты это сделала?
– Я думала, так будет надежнее.
– Но, радость моя, в таком случае надо было держать его за семью замками, а иначе какая разница, где ему лежать: среди моих носков или твоих платков?
– И все-таки разница есть. Ведь у меня отдельная комната, а ты живешь не один.