Химера
Шрифт:
Черные бездушные убийцы, одетые в бронежилеты. Они идут плотным, нерушимым строем ко мне со штурмовыми винтовками «M-16» наперевес. Сверкают красными от злобы глазами и руническими молниями на петлицах. Элитные эсэсовские головорезы, не знающие страха.
Откуда у них такие автоматы? Явно ведь еще не время для них… Это все больше напоминает бред. Сомнений в том, что это сон, уже почти не остается…
Возле ног трупа лежит бесхозная «колотушка» — самое надежное средство для поражения живой силы. В «Парабеллуме» остался последний патрон. Остается ждать, пока подойдут ближе. Отвинчиваю крышку в нижней части рукоятки.
Выпрыгиваю из укрытия прямо на эсэсовцев с пушкой и звериным оскалом. Выстрел…
Но в этот раз я промахиваюсь. Эсэсовец уворачивается, сместившись в сторону. Еще одно рефлекторное нажатие на спусковой крючок… Ничего… Щелчок.
Все, чего я добиваюсь, — разваливаю их стройный ряд. Теперь они рассыпаются вокруг, наставив автоматы на меня.
— Чего ждете, уроды? Feuer!
Срываюсь с места, стиснув до скрипа зубы, и выпрыгиваю вперед. Рукоятка пистолета с хрустом вписывается в переносицу бригадного вождя. В стороны разлетается свеженький коктейль из смеси белков глаз, соплей и крови. Как будто тут и должен быть пистолет.
Поворачиваюсь вправо, одновременно выхватывая кинжал из-за пояса обмякшего покойника.
Отличный тесак… С выгравированным на обоюдоостром клинке девизом «Meine Ehre heisst Treue!» и удобной рукоятью из лакированных деревянных накладок. Посередине их размещается металлический имперский орел со свастикой, а над ним рунные символы молний. Не то чтобы я все это рассмотрел за доли секунды, просто видел такие ножи раньше…
— Подавись своей лживой честью, фашист! — выкрикиваю я.
Уверенный взмах рукой, и нож находит себе место в шее ненавистного врага. Оружия больше нет… Теперь придется разрывать глотки зубами и захлебываться кровью врага. Вот оно — упоение фатальной битвой. Живым мне уже не уйти…
Бросаюсь вперед. Слышу дым и чувствую гарь костра… Все мосты сожжены… Времени остается все меньше. До взрыва гранаты совсем немного…
… семь, восемь…
Одновременные очереди с двух сторон пронзают тело насквозь. Я почти мертв, но тело несется дальше, чтобы в последний раз вонзить ногти в плоть и сомкнуть челюсти на кадыке мерзкого изверга. В сознании и душе уже нет ничего человеческого, лишь звериная ярость.
Безудержная, неукротимая, лютая…
… девять, десять… все…
Пространство раздирает ужасающий взрыв, разбрасывая мясное ассорти из захватчиков и меня, обагряя одинаково красной кровью землю. Она стонет от нестерпимой боли и содрогается в конвульсиях.
Но меня уже нет…
Тело по-прежнему потряхивает, но сознание подтверждает, что теперь это точно не сон.
— Владимир, вставай! Надо уходить! Вставай! Нельзя терять времени! — вопил Рихтер.
Вцепившись с недюжинной силой за грудки, он приподнимал меня от лежанки на несколько сантиметров при каждом рывке. Странное ощущение дежавю… Как тогда, в парке…
— Что случилось? Куда спешим? — спросил я, осматриваясь и протирая глаза.
Засыпал я в поезде и очнулся вроде здесь же. Я оказался прав — бессмыслица про войну всего лишь страшный сон… Алкоголь и усталость… Весь секрет бреда.
Вот только шума стало больше. Добавились крики и животный рев. Откуда бы им взяться?
Левая рука ныла от
боли. Разжав кулак, я посмотрел на ладонь — серебристая фигурка, а под ней такой же формы глубокий ожог и запеченная кровь по краям. Что за ерунда? Может, галлюцинации — дело рук Химеры?— Уходить надо по-английски и как можно быстрее. Адская бездна разверзлась. Мир сошел с ума. Демоны восстали из небытия.
— А попроще? Без аллегорических хитросплетений.
— Хотел бы я, чтобы все было по-другому, но все именно так, как я говорю. Да ты сам посмотри, что валяешься-то? — покрикивал Альфред, хватая со стола толстую книгу.
Пролистав до половины, он ткнул пальцем в страницу. Разорвав ее, вытащил из тайника в книге сверкающий нержавеющей сталью револьвер «Colt Anaconda» сорок пятого калибра.
— Вы меня пугаете, Рихтер! Что еще у вас припасено? Мы на львов будем охотиться? — попытался я пошутить, по-прежнему ничего не понимая. — Я их даже уже слышу…
— Хуже. Намного хуже, — отправляя патрон за патроном в барабан револьвера, вздыхал Альфред.
Я вылез в проход и замер от увиденного. Снова кровь, вагон утопал в ней… Кровь везде… Свисает густой темной слизью с потолка, стекает со стен, заливает пол. Светильники мерцают стробоскопическим эффектом от короткого замыкания в проводке. Изувеченные, погрызенные, изрубленные тела, на которых болтаются лоскуты кожи, обнажая проплешины красных мышц. Невыносимая тошнотворная вонь от сырого мяса, как на скотобойне. Окровавленные клыки на мордах уродливых тварей, которые недавно были людьми. Чокнутые дети и старики, наматывающие на себя с истерическим смехом патронташ из кишок, словно безрассудные животные.
Этот мир не просто сбрендил, его заполонили толпы гребаных зомби, жаждущие человеческой плоти. Безумием была пропитана каждая их клетка… Они не слонялись в поисках чудесным образом спасшихся людей, обладающих иммунитетом к опасному вирусу. Эти монстры пожирали себе подобных, набрасываясь друг на друга, вгрызаясь в тела и вырывая куски кровавого мяса. Это напоминало фарш на выходе из мясорубки. Даже Resident Evil после этого казалась лишь доброй игрушкой, не содержащей сцен насилия.
Сон про войну мне нравился больше. Там были те, кто с тобой, и те, кто против тебя. Во сне все-таки был смысл…
— Как?.. Что?.. — трясущимися губами спросил я, так и не сформулировав до конца вопрос.
— Я же тебе говорил: ад совсем близко. Но зомбаков не бойся, главное, не мешай им истреблять друг друга. Они не обращают на нас внимания. Иначе я не смог бы тебя разбудить. Да и будить бы некого было… Страшны нам те, кто идут за мной. Вернее, за нами. Кстати, это наши попутчики.
В этот момент у меня закончились не только слова, но и мысли. В происходящее совсем не хотелось верить…
— Что?
— Да, именно так: Миша и Артем. Хотя вряд ли это их настоящие имена. У меня сразу возникли подозрения, что они не те, за кого себя выдают. Старого еврея не проведешь. Это бездушные машины смерти. Вестники ада… Черные всадники апокалипсиса… Называй их как хочешь, суть останется неизменна.
— Что… Что случилось?
— Ты многословен, как никогда, — криво улыбаясь, говорил Рихтер, скидывая вещи в походную сумку. — Хотел бы объяснить, но не могу. Сидели. Тихо, мирно жевали посредственного качества еду и пили такой же коньяк. Мило беседовали о жизни.