Химеры 2
Шрифт:
– Да не люблю я сельское хозяйство, Логан. Ну не мое это. Я воевал, как все.
– Воевать каждый дурак может, а рулить? Управлять? Где ты служил?
– В мотокавалерии.
– В мотокавалерии! Почему не в пехоте? Сколько Ютт дает в год валового продукта?
– Фреда спроси. Он знает эту всю… гречиху, или как там ее… Удои!
– Стыдно, Виль! Гречиха в Ютте не растет, у вас пшеница, бахчевые, люцерна, кукуруза, картофель. Удои, вот именно!
Рамиро вздохнул, обнаружив, что третий раз читает одну и ту же строку. Он сосредоточился и перечитал строку в четвертый раз.
“…
Жена, слышь, по соседям пробежалась и подает ему все на серебре. Тарелки серебряны, кубок серебрян, ложки-ножи так и блистают.
Кушайте, пожалуйста.
Ну, делать нечего, наймарэ кое-как пальцы рукавом обернул, стал есть.
А кушанья такие: рыба красная солена, икра бела, икра черна, да икра красна, солонина запрошлогодняя, капуста квашена, яблоки мочены, мясо вялено, огурцы солены, арварановка на рябине.
Господин-то полуночный круть, верть, а куда деваться, потом вроде яблочко обсушил, кушает.
А что же вы рябиновки в честь знакомства.
Нет, премного благодарен, и яблочком единым сыт, мне бы водицы.
Да разве ж гостю водицы подадим! Не принято это, вот, испейте кисельку из боярышника.
Ну, так и скрутило его.
После спать повели, уложили на простыни, на подушку в наволоке, все честь по-чести.
А в подушку и в сенник такая трава положена: полынь сушеная, зверобой, крапива да чертополох, а еще дербенник, от которого мары плачут.
Господин полуночный лежит, с боку на бок вертится, как на сковороде его поджаривают. Потом думает, а, чтоб его, до чего вредная женщина. Надобно мне отсюда бежать. Подошел к двери - а выйти не может, с той стороны вся дверь знаками охранными исписана. Кинулся к окну - в раме оконной ножи да иголки торчат, да все серебро наилучшее, не ухватишь.
Всю ночь метался, даже заплакал от огорчения
Утром хозяйка пришла, в новом переднике.
Пожалуйста, откушайте рассольчику после вчерашнего.
Наймарэ нашего по новой и скрючило.
Выпусти меня, взмолился.
Да помилуйте, кто же вас держит. Неужто не угодили?
Угодили, нечего сказать. Давай передник.
Насыпал ей в передник и каменьев, и жемчугов, и злата - еле держит бедная женщина.
Сделай милость, вынь из рамы ножик.
Ах, ради такого гостя чего не сделаешь.
Вынула ножик, наймарэ крылья раскрыл и бежать. Выскочил в окно, пузырь прорвал, сорок верст летел без остановки. С тех самых пор порешил только с вдовцами связываться”
– Партизан, а партизан?
– Рамиро тряхнули за плечо.
– У тебя выставки были? Виль говорит, он культуру двигает, народ просвещает. Выставки у него, говорит, награды, благодарности. А у тебя есть выставки и награды?
– Были, - сказал Рамиро.
– Выставки в основном совместные или сезонные, но было три персональных. И награду один раз дали от Королевской Академии - Золотого Единорога.
Который весил как чугунное ядро, и которого Рамиро благополучно забыл где-то на набережной или в парке, на парапете фонтана, где единорога “обмывали” после торжественного награждения. День поминал ему этого единорога два года подряд, и до сих пор поминал бы, но…
– Во-от!
– Хосс наклонился в скрипнувшем стареньком шезлонге.
–
– Что ты ко мне привязался?
– Вильфрем попытался стукнуть кулаком по брезентовому подлокотнику, но у него ничего не получилось.
– Я вообще считаю, что власть должна принадлежать народу.
– Да ну? И как это ты разумеешь?
– Созидательная деятельность лучше разрушительной, ты согласен? Кто у нас занимается созидательной деятельностью? Народ, не правда ли? Кто у нас большинство? Народ! Меньшинство - а мы, рыцари - таки меньшинство - должны подчиняться большинству, то есть, народу. Народ сам должен принимать решения, руководствуясь законом!
– Какие решения, окстись, твой разлюбезный народ - это стадо. Какая власть у стада, куда оно само себя заведет?
– Народ должен выбирать лидеров из своей среды, путем честных выборов.
– Как найлы короля выбирают, что ли?
– Нет, в выборах должен участвовать каждый. И каждое решение равноценно любому другому, будь ты дворник или генерал.
Хосс хмыкнул.
– Ага, я ж говорю - как найлы. По закону у них любой достойный может стать королем, а на деле выбирают кандидата из четырех герцогских семей. Астели, Лаэрты, Эннели или Анги. Что-то про других я не слышал.
Рамиро тоже про других не слышал, однако промолчал. Вильфрем поморщился:
– Плохо историю знаешь. А что до стада - разве псы знают, где трава вкуснее и вода чище? Псы знают, где волки, и как они нападают, и большее им неведомо.
– Пастухи знают.
– Пастухи, знаешь ли, теоретики. Про траву лучше всего знают овцы.
Хосс грузно повернулся к Рамиро.
– Ты знаешь, где самая вкусная трава, партизан?
– Эм-м….
– сказал Рамиро.
– В Лесиновском гастрономе?
Хосс захохотал.
– Илен, пристрелю за идиотские шутки!
– рявкнул Виль.
– И вообще, господин художник у нас не народ, а прослойка, чего ты от него хочешь, Логан? Ты лучше спроси любого докера в порту.
– Твою жену?
– Да хотя бы ее.
– И пошлет она меня в белый свет, к гадалке не ходи! Хоть ты, скажет, мне голову не морочь, Логан.
– Почему ты все всегда сводишь на конкретику, а, Хосс? С тобой говорить, как по болоту ходить, все время вязнешь.
– Потому что это ты теоретик, друг любезный. Кстати, много вас таких, теоретиков? Доиграетесь, гляди. В Карселине с вами поговорят гораздо конкретней.
– У-у!
– Виль закатил глаза и оскалился.
– Логан Хосс, человек-бульдозер. Пойду проветрюсь.
Он встал и ушел на нос, где по пустой палубе гулял ветер. Хосс проводил его тяжелым взглядом.
– Р-романтик. Надеюсь, его фантазии так и останутся фантазиями.
– Вы привели удачный пример с найльскими королями, - сказал Рамиро.
Хосс пожал плечами.
– Вильфрем слишком хорошо думает о людях. Но люди от его мыслей лучше не становятся. “Правдивое сердце”, одно слово. Забывает, что все остальные сердца по большей части лживы, алчны или просто слабы.
– Хосс покачал головой.
– Ладно, ты там читал что-то. Читай себе. Мы с Вилем время от времени сцепляемся. Пойду-ка я, посплю в каюте, про запас.