Химеры 2
Шрифт:
Дочка Къарая! Ее тоже убьют! Только что погиб ее отец.
В конце коридор показались вооруженные слуа, все еще охотничьей одежде. Они шагали в сторону Амарелы. Та кинулась к девочке, думая хотя бы загородить ребенка собой.
– Тетя, ты что! Бежим!
Маленькая ручка вцепилась в ее руку и требовательно потянула в сторону, в неприметный узкий проем в стене.
– Нельзя на дороге путаться, когда в замке убивают!
Она деловито перебирала башмачками, следуя каким-то хорошо известным путем, коридор изгибался, становился все уже, пересекся галереей, в конце концов закончился шаткой деревянной лесенкой, ведущей к отверстию в потолке.
Девочка белкой взлетела по ступенькам и высунула из темного квадрата белокурую головку.
– Забирайся!
Амарела, еле держась, вскарабкалась наверх, потом они общими усилиями втащили лестницу. Наверху оказалось просторное помещение с высокими сводами и парой запертых дверей, видимо это была внутренность одной из башенок, а двери вели на крышу. Голуби - сизые, белые, пестрые, сидели тут и там, на жердочках и шестках, на пустых переплетах рам, выпархивали наружу, сверкая оперением в этом льющемся, золотом, неестественном свете.
Рейна опустилась на охапку соломы, обхватила голову ладонями. Девочка спокойно выглядывала в окно, потом личико ее омрачилось.
– Дня три отсиживаться, - сказала она.
– Жалко короля Тьяве.
А твоего отца не жалко, хотела было спросить Амарела, но прикусила язык. У нее ум за разум заходил от этой равнодушной резни.
– Киаран тоже не вернулся, - продолжала болтать девочка.
Курлыкали голуби.
– Он бездельник, никчемный. У него фюльгья есть. Жрицы говорят, что хорошо колдовать может только женщина, мужская магия бесполезная.
Она надулась и вздохнула, потом начала чертить пальчиком в пыли на каменных плитах.
– Мне вот не разрешили фюльгью завести. Я бы хотела… Может кошку. Или птицу. Но жрицы говорят, что это бесполезное умение. А у Киарана есть. Он где нибудь оленем бегает, съедят его, наверное. Так ему и надо.
– Я хочу отсюда уйти, - тоскливо сказала Амарела.
– Хочу домой.
Она подумала о своем ребенке, и что он родится тут, в сердце Полночи. Если родится. До сих пор она выживала чудом и милостью короля Тьяве. Но теперь Аркс Малеум отторгал ее, как кисельная толща отторгает пузырек воздуха.
– Ну так иди, - девочка с непониманием посмотрела на нее.
– Ты не наша. Тебя здесь ничего не держит. Это мы прикованы к Аркс Малеум все дни, кроме четырех. Папа обещал меня на Дикую охоту взять, но теперь уж не возьмет.
Она снова с сожалением вздохнула. Во дворе раздавались крики.
– Я не помню, куда мне идти.
– В Полночи это не важно, - серьезно сказала девочка. Она прикинула что-то на глаз, взяла горсть соломы, сноровисто скрутила ее в жгут, положила на пол. Потом принялась крутить еще один, будто в куклы играла.
– Киаран бесполезный, а я полезная. Вставай на дорожку.
Амарела нерешительно поднялась, наступила на неровно скрученный жгут.
– А теперь закрой глаза и иди.
Амарела изо всех сил зажмурилась, инстинктивно вытянула вперед руки и шагнула, каждую секунду ожидая столкновения со стеной. Но руки всякий раз встречали пустоту.
А потом ей в лицо ударил ветер.
14.
Он увидел на холме группу всадников с собаками и остановился, испытывая смешанные чувства - облегчение и тревогу. Чувства были данностью - серый олень не знал, откуда они взялись, и что их вызвало.
Вместо
того, чтобы мчаться от зимы прочь, всадники стояли на гребне и ждали, повернувшись к стуже лицом. Олень смутно помнил их, особенно рыжеволосую женщину в зеленом платье, и серого, как серебро, коня под ней. Среди всадников он заметил пару лошадей без верховых, и это тоже его обеспокоило. Что-то было не так.Он встряхнул головой с молодыми рогами о немногих ветках, навострил уши. Женщина в зеленом платье подняла руку и указала прямо на него - через долину, каменистые осыпи и побитую инеем траву. Белые собаки хлынули по склону вниз, воздух загремел от лая.
Олень попятился, прянул в сторону - и понесся стремглав по долине, меж холмов. Правый бок жгло приливом стужи, слева приближалась свора, зажимая в клещи. Он забирал вправо, покуда дыхание не стало мелеть от холода, и во рту не появился вкус крови. Но лай тоже осип и пресекся, гон сместился с левого бока за спину. Олень вырвался из ловушки, теперь дело было только в скорости. Он несся по лезвию зимы, и ветер выл у него в ушах.
Проломив камыши, рухнул в черную воду старицы - в другое время он поостерегся бы даже пить из нее - проплыл между желтых плоских листьев в пятнах и язвинах, нацеплял на бока клубки колючих водорослей, кое-как выбрался по топкому берегу. Не встряхнувшись, помчался дальше, по большой дуге уходя от ледяной границы.
Теперь он бежал по каменистой равнине, вздыбленной зубьями скал, пересеченной оврагами, расчерченной мореновыми осыпями и песчаными руслами никогда не существовавших рек. Недавняя инсанья миновала эту землю, полуспящую, забывшую о весне, не помнящую о вьюгах. Здесь цвели только каменные розы, стеклисто блестящие под серым небом, и выходы цветных металлов полосовали ребра скал. Белые псы не отставали, они давно уже не лаяли, но оленя догонял, толкал в спину, подстегивал колотящееся сердце тяжелый ритм их дыхания.
Он знал, что не сможет ни оторваться далеко, ни сбросить погоню со следа. Силился вспомнить, как ему раньше удавалось убежать от них? Что-то ему помогало. Или кто-то?
Полосатые скалы сдвинулись, олень бежал по сухому руслу, прыгая через скользкие сланцевые ступени, через кремнистые гребни, торчащие из песка. Зигзаг неба над головой сжимался до рваной, зубчатой полосы. Ущелье повернуло и кончилось - тесный проход заперла ребристая, исполосованная рыжим скала.
Он поскользнулся, больно ударив колено, оперся ладонью о камень и встал, тяжко дыша. Закинул голову - громады скал уходили вверх, и небо, пустое, с летящими наискосок серыми облаками, было совсем близко - рукой подать.
Теперь Киарану предстояло разбираться, куда союзник затащил его. Он сразу полез наверх, не дожидаясь, когда подбегут кунловы собаки, благо, что выветренные скалы годились для лазания. Многоголосый лай грянул в ущелье - погоня увидела его. Задохнувшийся, с таким же колотящимся, как у фюльгьи, сердцем, Киаран подтянулся, заполз на узкую полку и глянул вниз.
Псы бесновались у подножия, наскакивая на скальную стенку, сверху отлично было видно два десятка раззявленных глоток и горящие алым глаза. На узком карнизе можно было только стоять, и Киаран снова полез наверх. Скала потеряла наклон, сделалась вертикальной. Чем выше, тем труднее лезть, Киаран вытащил Луношип и вонзил его в трещину. Подтянулся - еще одна площадка, просторнее предыдущей. Киаран лег на живот, выдернул обломок копья - да так и остался лежать на скальной полке, глядя вниз, на своих преследователей.