Химеры
Шрифт:
Сашка просто остолбенел: выходит, Маргарита приходится старику племянницей! И она - эта гордячка, прирожденный лидер, оказывается, может быть слабой, неуверенной в себе... Ну и дела! Он стоял за дверью ни жив, ни мертв, боясь пошелохнуться и выдать себя, но при этом стараясь не упустить ни слова...
– Дурочка моя, ничего ты не завалишь!
– Борис Ефимович обнял Марго за плечи, слегка встряхнул и чмокнул в макушку.
– У тебя дар Божий, недаром впервые доверили ученице взрослый спектакль танцевать. Ты ведь даже ещё не в выпускном, а уж приравнена к звездам Большого! Балеринскую партию тебе дали, а это вам не хухры-мухры! Ведь не одна твоя директриса этот вопрос решала, ведь и руководство театра идею её поддержало, так? Значит, верят в тебя, а тебе и делов-то - наплевать на шипение за
– Так-то так, но...
– Никаких "но"! Если ты сейчас, в самом начале не научишься на всю эту мышиную возню плевать с высокой колокольни, все, почитай ты пропала! Втянут, затопчут... а тебе свой талант беречь нужно. Ты за него перед Богом в ответе. А такие, которые спят и видят, лишь бы сковырнулась ты, с круга сошла, - всю жизнь вкруг тебя колыхаться будут. А ты будь выше этого. Тебе воля нужна железная, без этого ни один настоящий художник не состоится...
– Дядюшка, но ведь это одни слова, а на деле-то как? Как этого добиться? Вот ты говоришь: воля нужна и нельзя мандражировать, но если у человека страх, как с этим быть? Его ведь одними мысленными уговорами не прогонишь...
– Ты моя милая! Я тебя понимаю: страх в нас силен! Он, наверно, один из самых мощных рычагов, которые движут человеком... Но есть и другое чувство, которое посильнее будет, - любовь! Вера, надежда, любовь - три кита, которыми земля держится. Даже над самой глубокой пропастью они упасть не дадут! Ты же любишь дело свое, ты живешь им, своим балетом, и надеешься, что сумеешь много радости людям дать... и им, и себе. Ведь так?
– Так, конечно.
– Ну вот!
– Борис Ефимович поднялся из-за стола, где он сидел рядышком со своей племянницей, и принялся ходить вкруг него, взмахивая правой рукой в такт словам, а левую засунув в карман.
– И держись их: веры, надежды... А любовь... да, ты сама как живая любовь, ты только на себя посмотри, ведь от тебя свету в комнате больше прибавилось!
– Дядюшка, не преувеличивай!
– А я и не преувеличиваю, так оно и есть. А страх... Ох, милая моя девочка, нельзя отворять эту дверь. За ней прячутся тени... Они могут вырваться и пробраться в самую душу к тебе, поселиться в ней... нет, я тебя не пугаю! Но ты должна знать. Представь, что каждая наша мысль, - конечно, не пустая, случайная, а серьезная и осознанная, что она - это дверь в тот мир, где рождаются все замыслы, все идеи, все образы... В тонкий мир. А мы, человеки, особенно те, которые шибко талантливы, как бы считываем эти знаки... мы чувствуем их нутром, сердцем, и в реальности, - в нашей физически ощутимой реальности, - мы способны воплотить эти высшие замыслы то, что существует в мире тонком как прообраз, идея... Может, я непонятно говорю, скажи, если сути не уловила.
– Нет, я поняла, - Марго несколько успокоилась и внимательно слушала своего дядю.
– Ты хочешь сказать, эти два мира связаны между собой: наш и невидимый... тонкий, правильно?
– Точней не бывает!
– И наши мысли, творчество - это как бы мостик, который связывает их, так?
– Именно так, молодец!
– А страх... он тебя разрушает. Он мешает этой сверхпроводимости, потому что вызывает к жизни то, что нам будет мешать. То, что доведет до беды, только уже настоящей, не мысленной... Так я тебя поняла?
Старик вместо ответа подошел к ней, крепко обнял и поцеловал. А потом довольно потер руки.
– Ну, за тебя я спокоен, голова у тебя варит, что надо! Так что, брось свои пустые страхи, будь уверена в себе и у тебя все получится.
– Дядя, как их бросить-то? Этот страх - он впился в меня как клешнями и его так запросто не отбросишь. Его пересилить нужно.
– Вот, очень точное слово нашла - пересилить! А как, говоришь? Просто думай о чем-то другом. Как только этот страх подступает, ты переключайся на что-нибудь. Перечитай Гофмана и не один раз, впитай дух этой повести. Или, например, думай о смысле своей вариации: что Петипа, или кто там ставил "Щелкунчик", хотел сказать тем-то и тем-то движением... И что ты сама вкладываешь в это. Ведь у каждой исполнительницы
одно и то же выглядит несколько по-другому, это называется интерпретация, так? Да, что я, ты это знаешь лучше меня. Или думай о чем-то добром, хорошем, о том, что уже состоялось, что ты сделать смогла. А смогла ты в твои-то смешные годы немало! Ведь станцевать партию Маши во взрослом спектакле - это признание, это успех! Вот и докажи всем, что можешь. Что у тебя действительно уникальный дар! Просто надо работать, многим жертвовать ради него. Без жертвы ведь тоже не бывает художника, да и не только художника - всякого человека...– Да, это я понимаю, - снова пригорюнилась Марго.
– Ведь у меня , кроме балета, никакой жизни нет. Ни сил не остается на что-то другое, ни времени. Девчонки со двора, с которыми я в детстве дружила, романчики крутят, ходят на дискотеки... А я из дома в училище, из него - домой, вот и все! Ну, теперь вот ещё театр.
– Но это ведь хорошо? Твоя мечта исполняется!
– Да. Нет, ты не думай - я не скуксилась и не жалуюсь, балет - это мое, я без него не могу. Но только не знаю, получится ли... свое слово сказать. Так станцевать, чтобы ни на кого не быть похожей, чтобы... в общем, конечно, ты понимаешь... Дядя Борь, а что по-твоему красота?
– Ну...
– он задумался, поглядел на нее, вздохнул.
– Наверное каждый вмещает только частицу её великого смысла. По мере разумения своего и душевной тонкости. Но для меня, пожалуй, красота - это когда самое лучшее, что есть во мне, я могу в работы свои вложить и от этого хоть кому-то станет на минуту теплее. И ещё когда я перемогаю себя: свою слабость, мстительность, уныние, раздражение, гнев... вот эти чувства. Когда поднимаюсь над этим и двигаюсь дальше, то становлюсь сильней. И каждый, кто работает над собой, для кого Божьи заповеди - не пустой звук, - он как бы вплетает и свою нить в незримую ткань, которая объемлет всю землю. И ткать такой невидимый покрыв добра - вот это я б назвал красотой. Н-да, что-то меня на высокий штиль потянуло...
– И совсем не высокий - нормальный. Значит, если человек понимает, что хоть капельку, чуточку, да вкладывает что-то свое, вплетает свою нить, свой узор в эту ткань, что не зря живет... ему ничего не страшно?
– В общем, да. Конечно, в жизни нельзя без боли. Жизнь - вообще боль... не всегда, конечно, но часто. Гораздо чаще, чем нам бы хотелось. Хотя тебе об этом думать сейчас не надо - рано тебе. Это приходит с возрастом, с опытом... когда все принимаешь. Все, что бы ни было, все испытания. А боль - она многое искупает. И помогает, представь себе, да! Переболев, человек с новыми силами двигается вперед. И все больше живую жизнь ценит, ту, которая без суеты... И, прежде всего, красоту. А она во всем, нужно только подключиться к ней, настроить сознание на эту волну, "включить" его как штепсель в розетку. И тогда ты увидишь все как бы по-новому, красота - она во всем разлита, все может радовать, только научись видеть...
– Да, я вроде умею...
– Не сомневаюсь. Хотя... попробуй совсем забыть о заботах, проблемах, просто иди по улице, хоть моей, и гляди, гляди... И деревья, и ветер, и небо над головой - они тебе многое скажут. Только попробуй думать о них, не о себе... Вот у меня новый ученик появился, так у него, скажу я тебе, взгляд! Он так землю рисует, точно видел её с высоты птичьего полета...
– Так он, наверное, на самолетах летал...
– Нет, тут не то! Я понимаю, летал, скорее всего... Но каждая веточка, кустик, камешек, птичка - все у него живое выходит и все одинаково значимо. Нет ничего ненужного, неинтересного - все ему интересно и важно, а через него - и мне!
Сашка "прикипел" к дверной притолоке, слушая этот разговор, все тело онемело от неподвижности. Вдруг острой болью пронзило икру на левой ноге снова судорогой ногу свело. Он наклонился, пытаясь размять икроножную мышцу, не рассчитал и головой толкнул дверь... Та раскрылась. И удивленным взорам дядюшки и его племянницы предстал Сашка: встрепанный, красный, вспотевший, с округлившимися от волнения глазами, словом, во всей своей красе!
Маргарита резко вскочила и тоже вся зарделась, только от возмущения. И слепому было ясно, что парень подслушивал - ведь шагов у двери не было слышно...