Хищная птица-любовь
Шрифт:
Кусков кольнул жену испытующим взглядом: знает? Догадывается? С чего вдруг заговорила о городской квартире?
– Шура говорит, вы бы сдавали, чего даром коммуналку платить, а я подумала, и правда. Там, наверно, все пылью заросло, я уже несколько лет не была. Может, давно все вынесли или потолок обвалился…
Он кивнул неопределенно и вернулся к еде…
…Муж храпел в своей спальне; Раиса Витальевна отложила книгу, которую пыталась читать, и поднялась. Как была, босая, вышла из комнаты и подошла к двери мужниной. Постояла с минуту, прислушиваясь к храпу, потом осторожно нажала на ручку. Дверь подалась, и она вошла. Постояла, привыкая к темноте.
…Она несколько раз перечитала послания этой… кошки. Ее бросало то в жар, то в холод: то ли от содержания посланий, то ли от собственного неприличного поступка. «Соскучилась, люблю, целую, вспоминаю, вся в синяках, хочу тебя… как вчера в ванной, подыхаю без тебя, сделаю все, что хочешь, хочу тебя, твои руки…» и так далее. При этом она называла его Максик… Максик! Дрянь! Ни стыда ни совести!
Лицо Раисы Витальевны горело, сердце бешено колотилось, она поминутно сглатывала, ей было трудно дышать.
Она старательно внесла номер этой в свой мобильный телефон – на всякий случай. Вышла из спальни, постояла под дверью мужа, но войти не решилась. Спустилась в гостиную. Застыла посередине, соображая и осматриваясь. Меж диванных подушек, разбросанных в беспорядке, спала Мирка. Она открыла один глаз, желтый как фара, и недовольно посмотрела на хозяйку. Раиса Витальевна сунула айфон между сиденьем и спинкой, так, чтобы бросался в глаза, и погрозила Мирке: «Не вздумай заложить!» Потом, не спеша, вернулась к себе.
Она так и не уснула до утра, вспоминала словечки той… она окрестила ее Кошкой, добавляя всякий раз новые обидные эпитеты. Раньше она думала о ней, как о случайной посторонней… кошке, не вкладывая в мысли ничего, кроме досады и, возможно, завистливого пренебрежения, теперь же это была Кошка с большой буквы. Кошка со статусом. Кошка-враг. Во-во, завистливого! Ключевое слово «зависть». Разница между этой девицей и Раисой Витальевной была настолько разительна, что завидовать просто бессмысленно. Именно! Бессмысленно. Но разве в чувствах есть смысл?
Раиса Витальевна была уравновешенной и здравомыслящей женщиной, никогда не сердилась, всегда умела оправдать и объяснить некрасивые поступки знакомых и незнакомых людей… Возможно, это объяснялось ленью или равнодушием, возможно, она никогда еще не была так сильно задета и оскорблена. Дрянь, думала она, сжимая кулаки. Кошка паршивая! Драная! Максик! Ей вдруг пришло в голову… Она схватила мобильный телефон. Ее номер заканчивается на три «двойки», так же как номер той, позвонившей и сказавшей, что у Макса роман… Перед ее глазами стояли три «двойки»! Случайное совпадение? Нет, номер был тот же. Эта дрянь позвонила ей и сказала… Она сама позвонила! Аферистка! Ей нужен скандал! Ну что ж, она его получит.
На рассвете Раису Витальевну разбудил легкий стук в дверь. Она открыла глаза и прислушалась. В спальне висели легкие утренние сумерки. Стук повторился, и дверь приоткрылась.
– Раечка, ты спишь? – услышала она
голос мужа. – Доброе утро! Я убегаю, вчера не успел закончить отчет, надо спешить. Ненавижу декабрь! Полежи еще. Целую!Раиса Витальевна услышала легкий стук закрывшейся двери и торопливые шаги мужа – он сбегал по ступенькам. Торопится, подумала она, к ней! Все вокруг приобретало новый смысл…
Глава 7. Друзья, друзья… друзья?
Если во время первого танца партнер еще ни разу не наступил вам на ногу, он обязательно наступит вам на ногу во время второго.
– Поль, у нас шесть новогодних корпоративов! Пока! Кажется, мы раскрутились. А в январе можно на море. Выбирай, куда! – Глеб купеческим жестом раскинул руки. – Люблю Новый год!
– До января дожить надо, – неохотно отозвалась Поль.
– Доживем! Нам бы еще одну снегурку… Может, позвонишь своим? Самую завалящую.
– Возьми англичанку.
– Марию? – Глеб расхохотался. – Она слишком дорогая, нам бы кого попроще. Да и Денис не разрешит.
– Дорогая? С ее физиономией?
– Поль, что с тобой? Нормальная деваха, незлая, добродушная… Денису с ней повезло. А танцует как! Ну да, не красавица, но держится хорошо, не лезет из шкуры, не выделывается, не колет глаза своим столичным мюзик-холлом. Стиль чувствуется. Не переживай ты так, не хочешь, не надо, найдем другую. – Глеб рассмеялся своей шутке; Поль молчала. – Что с тобой? – повторил он.
– Декабрь достал! – резко бросила Поль. – Темно, дождь этот бесконечный… Устала. А она… кукла! Никаких эмоций, неживая, даже шуток не понимает. Как в коконе. Кукла с приклеенной улыбкой.
– В мюзик-холле они все как куклы. Это у вас, актеров, все эмоции наружу. Ничего, переживем декабрь и махнем…
Тон у Глеба был благодушным, и Поль подумала, что ему всегда все нравится, он всегда всем доволен: дурацким бизнесом, мелкими деньгами, даже депрессивный декабрь, бесконечный дождь со снегом и выдувающий душу ветер ему без разницы, он их даже не замечает. Что есть, то и ладно. Мелкотравчатость и невзыскательность – то, что всегда ее в нем раздражало. Тетка говорила про таких: с ним каши не сваришь! Она смотрела на довольное лицо Глеба, его шевелящиеся губы: он что-то говорил, но слова пролетали мимо Поль, она вдруг перестала их слышать.
– Ненавижу декабрь! Паршивый, беспросветный… так и хочется повеситься! – выпалила она. – Подлый мелкий городишко! Подлые мелкие обыватели! Сплетни, скандалы… Достало все! – Она закрыла лицо ладонями.
– Девочка моя, да что это с тобой? Заболела? – Глеб положил руку ей на лоб. – Температуры нет. Не вздумай, ты мне нужна здоровенькая. Вы, женщины, очень зависите от погоды, всяких магнитных бурь… Я читал статью одного психиатра, он говорит: нужно переключаться. Хочешь, сделаю кофе?
– Сделай, – буркнула Поль.
– Слушаюсь! – Глеб зазвенел чашками. – Кстати, Денис приглашает завтра в «Английский клуб», пойдем? Повод надеть новое платье…
– Не пойду! – отозвалась она.
– Не пойдешь? – Глеб даже растерялся. – Как это? Почему не пойдешь? А я?
– Кто платит? Снова Денис?
– Поль, о чем ты! Он миллионер, это для него не деньги. Я был там всего раз, причем совершенно случайно. До сих пор помню. Самый крутой городской ресторан, крутизна во всем, начиная с холла и кончая посудой. Не говоря уже о жратве и официантах в ливреях.