Хищники с Уолл-стрит
Шрифт:
– Кофе есть? – осведомился Фитцсиммонс.
О, прекрасно. Они уже обживаются.
– Да, – ответил я, не предлагая сварить. На самом деле я хотел поесть блинчиков с бананами и кленовым сиропом. Только не с этой поддельной дрянью. Непременно с настоящим кленовым сиропом из Вермонта.
– Мне обычный.
Ничего себе нахальство!
– А вам? – спросил я у хорька.
– Ага, обычный. – Маммерт подергал носом.
За шесть лет в Кембридже я узнал, что «обычный» означает со сливками и двумя ложками сахара.
– Лицо у этого типа кажется знакомым, – заметил Фитцсиммонс, указав на фотографию велосипедиста напротив
– Знакомым, – поддержал Маммерт. – Я никогда не забываю лица.
– Грег Лемонд. Первый американец, выигравший «Тур де Франс».
– А почему он хмурится?
– Потому что был гостем на моем званом обеде, – пошутил я.
Фитцсиммонс поморгал, не улыбнувшись. И не сказал ни слова. Джо Фрайдей {54} плюс 125 фунтов. Офицер Маммерт с ввалившимися карими глазами, острым носом и мелкими зубами сглатывал слюну или что-то другое, и его кадык прыгал вверх-вниз в такт перистальтике. И не сказал ни слова. Джо Фрайдей минус 125 фунтов. Слушатели дали мне форменную отставку.
54
Джо Фрайдей – вымышленный детектив департамента полиции Лос-Анджелеса, герой ряда радиоспектаклей, телесериалов, пьесы и кинофильма.
– Это Лемонд после завершения этапа «Тур де Франс». Он морщится, – пояснил я, – потому что 30 километров проехал с диареей, стекавшей по ногам.
– И почему это? – В вопросе Фитцсиммонса было больше любопытства, чем отвращения.
– Порой остановиться нельзя.
– При поносе? – уточнил Фитцсиммонс, позабавленный моим двусмысленным комментарием.
– Смешно.
– Это наделяет выражение «понеслись» новым смыслом. – Фитцсиммонс со щелчком вывернул головой вправо. Потом с другим – влево.
Ненавижу, когда люди делают это дерьмо.
Маммерт, не заинтересованный этим, уже изъерзался. Его взгляд шнырял по комнате, в силу привычки устраивая визуальный обыск моего кондоминиума. Его помятый спортивный пиджак выглядел так, будто не раз послужил пижамой.
– Насколько хорошо вы знали мистера Келемена? – спросил Фитцсиммонс.
– Лучший друг.
– А враги?
– Однажды он достал йельца по фамилии Херли. На этом всё.
– Бывшего Лайлы Приоло, – подтвердил Фитцсиммонс.
Его дотошность произвела на меня впечатление.
– Вы говорили с Лайлой?
– И что вы думаете о Херли? – вместо ответа выпалил Фитцсиммонс, перехватывая инициативу.
– Полный лузер. Бил жену. Но сомневаюсь, чтобы он кого-нибудь убил.
– Почему это?
– Этот тип – рохля. Мы не видели его много лет.
– Вы сообразительны, – заметил Фитцсиммонс.
Ненавижу, когда начинают с подобного.
– А жертва – ваш лучший друг. Вы должны кого-нибудь подозревать.
– Чарли был ходячей картотекой, – сказал я.
– Низенький и квадратный? – встрял Маммерт.
– И это тоже. Он знал чуть ли не каждого, куда больше народу, чем я, а это что-нибудь да значит. Все мои друзья обожали Чарли Келемена.
– А кто-то – нет…
После этой реплики оба фараона начали обстреливать меня вопросами. И после каждого выстрела почти не дожидались моего отклика.
Фитцсиммонс: «Давно ли вы знакомы с жертвой?»
Маммерт: «Что вам известно о его работе?»
Фитцсиммонс:
«Кто был его ближайшими коллегами?»Маммерт: «Где вы приобрели свой южный акцент?» – Запретных тем для них явно не было.
Фитцсиммонс: «Вы видели что-нибудь странное в “Аквариуме”?»
– Ну да, – ответил я. – Двести пятьдесят мужчин в черных бабочках и паранджах.
Маммерт: «Вы видели кого-нибудь, толкающего тележку из нержавейки?»
Фитцсиммонс: «Где были вы, когда мистер Келемен упал в резервуар?»
Маммерт: «Он пил?»
Фитцсиммонс: «Вы заметили что-нибудь необычное перед приемом?»
Я отсмотрел свою долю повторов «Закона и порядка» {55} . Вопросы звучали как по накатанной программе. Однако Маммерт попробовал более персональный подход. Мне это пришлось не по душе.
– Чудесная квартирка, – заметил худой офицер низким, гортанным тоном. – Великовата для холостяка. – И поерзал на табурете.
– Вдовца, – поправил я и поднял левую руку, чтобы продемонстрировать обручальное кольцо с надписью «Гроув, ты моя истинная любовь. Эвелин» внутри.
55
«Закон и порядок» – американский телесериал о работе «убойного» отдела нью-йоркской полиции.
– Прошу прощения, – извинился Маммерт и заметил: – Нигде ни одного семейного фото, только эти парни с велосипедами.
– Я убрал фотографии жены и дочери. Тяжеловато в пустом доме.
Услышав упоминание о дочери, оба полицейских приподняли брови.
Месяцы спустя после инцидента на I-95 «Север» я упрятал все воспоминания о Финн и Эвелин под карантин. Их женские ароматы безжалостно держались в шкафах и комодах. Их фотографии, разбросанные повсюду, вгоняли меня в тоску. Я затолкал все девичьи вещи – одежду, драгоценности и все такое – в спальню Финн. Так началась угрюмая миграция во имя собственного спасения. Иначе я бы нипочем не справился. От этой участи я избавил только снимок на работе – Эвелин и Финн на пляже.
Каждые два-три месяца Чарли предлагал, чтобы я отдал драгоценности Эвелин на благотворительность.
– Вот как я это вижу. Эвелин была янки. Бережливая. Практичная. Логичная. У тебя там одних камней, наверное, тысяч на четыреста долларов. Получи налоговый вычет. Эвелин бы одобрила. Это наличные в твоем кармане. Вот если б ты отдал их другой, тогда она точно рассердилась бы.
– Другой, Чарли?! Я даже о свидании-то подумать не могу.
– Ага, ага. День придет, – отмахнулся он. – Я могу позаботиться о драгоценностях – квитанции и всякое дерьмо тебе для налоговой. Я знаю нужных ребят на Сорок седьмой улице.
– Вот уж не знаю, Чарли…
– Да чего тут знать?
– Я подумаю.
– Я только о том и прошу. Но только потом не жалуйся мне на налоги.
Возможности пожаловаться Чарли хоть на что-нибудь давно и след простыл. Шкатулка Эвелин с драгоценностями все стояла на комоде в детской, все такая же полная, все так же под вопросом.
Маммерт, Фитцсиммонс и я сидели, не говоря ничего, в атмосфере безысходности. Наконец, Фитцсиммонс перебил настроение.
– Как бы вы описали отношения миссис Келемен с мужем?