Хитросплетения тьмы

Не нужно объяснять, что это был провал. Полный крах — разрушение всех мечтаний и планов. Позор, недоумение, боль, бесчестие, страх.

Руки Нарбелии дрожали, а глаза разбухли от слез. Однако, услышав в коридоре многочисленные шаги, она тут же собралась, подавив прорывающийся из груди плач.

— Что случилось, дорогая? — прокричал Король, врываясь в комнату дочери и яростно оглядываясь в поисках вероятных обидчиков и негодяев.

— Не волнуйся, милый отец, — с ходу придумала причину своего крика Нарбелия, — в покои заползла змея, и я убила ее.

— Змея? — с недоверчивым облегчением выдохнул Король, а позади него замаячила невысокая миниатюрная фигурка — Миния.

— Великая волшебница Нарбелия боится змей? Никогда бы не подумала. С каких же это пор? — произнесла она наигранно сладким голосом.

— С тех пор, как одна из них заползла в покои моего отца, — не осталась в долгу принцесса.

— Рад, что с тобой все в порядке, — направился к выходу Король, — идем дорогая, он нежно взял в руку маленькую кисть драконши, — с нашей любимой принцессой все в порядке.

— Я теперь Королева, — коварно прищурилась Миния, встречаясь глазами с Нарбелией, — позволь мне проявить воистину материнскую заботу, и приласкать перепуганную бедняжку наедине?

— Не стоит, со мной все в порядке! — запротестовала дочь Короля, но тот с наивной радостью поддержал идею жены:

— Конечно, Королева моя, конечно. Для меня это будет великим счастьем.

Проводив супруга, Миния по-хозяйски заперла дверь изнутри и, пройдя в комнату, невозмутимо уселась в кресло.

— Ну что, потаскуха, настало время поговорить по душам? — глаза, жуткие, по-змеиному недвижные, смерили Нарбелию от макушки до пят, как кобылу на ярмарке, самым бесцеремонным образом.

— Оставь меня в покое. Уходи прочь — пируй и радуйся! — сквозь зубы прорычала бывшая наследница, не отводя взгляда от лица молодой мачехи.

— Порадоваться я еще успею, — усмехнулась та, — а ты, если дорожишь собственной шкурой, впредь веди себя повежливее. Если продолжишь дерзить, я с тобой церемониться не буду: сломаешь шею на ближайшей охоте или потонешь в собственной ванной. Мало ли чего может случиться? — ужасные, потерявшие всякую человечность глаза на секунду остановились на худом животе Нарбелии, — а если будешь паинькой — получишь вкусную косточку — Ликию.

Дочь Короля не удостоила мачеху ответом. Да и та, похоже, уже высказала все, что хотела сказать. Поднявшись с кресла, Миния еще раз с подозрением осмотрела принцессу и, наконец, покинула комнату.

Оставшись одна, Нарбелия, собрав в кулак остатки самообладания и воли, подавила ярость и принялась думать. Сперва угроза Минии не испугала, а лишь раззадорила ее. Однако, осознав, что при всем желании не сможет обличить злодейку перед Королем, принцесса помрачнела. Слишком много силы и власти сосредоточилось в одних руках. Слишком большие возможности получила новая Королева.

В целях сохранения своего лица, жизни и достоинства Нарбелия решила проигнорировать угрозы мачехи, и теперь вела себя с ней холодно и спокойно, показывая, что всяческие склоки и раздоры ниже ее достоинства. Она более не реагировала на подколки и откровенное злословие, чем неожиданно для себя заработала расположение некоторых придворных. Как ни странно, Миния тоже поменяла свое поведение и отношение к падчерице: она стала милой и доброжелательной, даже попыталась расспросить принцессу о самочувствии. Конечно, дочь Короля не купилась на эту показную заботу, но про себя вздохнула спокойно — жизнь налаживалась…

* * *

Прячась за спину Фиро, Таша жмурилась от порывистого, колкого ветра, властвующего здесь, в холодной выси бирюзового чистого неба. Миновав Ликию, и дав своим седокам вволю насладиться благоуханием ее садов, виверн поднялся над облаками и полетел высоко. Под его брюхом клубилось белое море, там и тут испещренное зелено-голубыми колодцами, через которые была видна пестрая, словно лоскутное одеяло, земля.

Принцесса куталась в плащ, который сунула ей опечаленная скорым расставанием Тама. Вспоминая поспешное прощание с подругой, Таша сглотнула и зажмурилась, не давая волю сантиментам. Пока Фиро дожидался ее на башне, принцесса успела переодеться из нарядного платья Лэйлы в свое, то самое, которое дала ей Эллавия. Увидев куцый плащик, который накинула на плечи подруга, Тама возмутилась и принесла откуда-то другой, почти новый, хотя такой же короткий. Выбирать не приходилось, и Таша с благодарностью приняла дар подруги. Потом, закинув на плечо сумку с пожитками и водой, принцесса отправилась в путь…

Они летели весь вечер и всю ночь. Фиро гнал своего зверя на юг, не давая продыху. Таша любовалась видами обагренных красным пузатым солнцем полей и лесов, проглядывающих в разрывы между облаками. Когда мир погрузился в ночную мглу, она оцепенела, пораженная глубиной и чернотой ночного неба, испещренного драгоценными точками звезд. Шум крыльев баюкал девушку, и она то и дело проваливалась в беспокойный, переполненный тревожными видениями сон.

Ей грезились то залитые кровавым светом долины, где носились табуны огнеглазых черных коней; то ликийские сады, из которых тянулись длинные узловатые руки с когтистыми пальцами и таращились пустые глазницы; то прутья бесконечной решетки, через которые протискивались тонкотелые эльфийские девы…

Очнувшись от дремоты на рассвете, принцесса увидела восходящее солнце, свежее и чистое, сияющее холодным утренним светом.

Виверн все летел, словно и вовсе не ведал усталости, так же, как не знал ее и его хозяин. Таша же не была столь выносливой. Все тело ломило от неподвижности и постоянного напряжения, к тому же ей безумно хотелось есть.

Заметив, как сильно утомилась девушка, мертвец позволил виверну опуститься на землю, но, спустя короткое время, они снова поднялись в воздух. Так, в дикой спешке и коротких передышках пролетели три дня пути. Таша даже привыкла спать в воздухе и постоянно сидеть в одном положении. К концу третьего дня вечернее небо разразилось бурей. Сначала далеко впереди замаячили черные тучи, проблескивающие золотыми росчерками молний, потом послышались громовые раскаты, и встречный ветер стал порывистым и сильным. Он трепал огромные черные крылья мчащегося вперед виверна и швырял гигантского зверя из стороны в сторону, словно невесомую пылинку. Когда навстречу ударили ледяные колючие стрелы дождя, измученный борьбой со стихией летун горестно завыл и принялся раздраженно дергать поводья. Фиро не стал возражать, позволив ему спуститься к самой земле.

Дождь встал стеной, лишая возможности видеть, что впереди. Под крыльями монстра тянулись верхушки деревьев. То был жидкий лиственный подлесок, отделяющий чащу от протянувшейся справа реки.

Фиро отпустил повод, и обрадованный летун ринулся вниз, неуклюже растопырив когтистые лапы. Коснувшись земли, он по инерции запрыгал вперед, постепенно перешел на трясучую развалистую рысь и, наконец, остановился. Таша, ежась, соскользнула с высокой спины, по щиколоткам хлестнула жесткая осока. Промокший плащ давно не грел и уже не спасал от дождя.

— Смотри, там огонь, — Фиро спрыгнул на землю и указал девушке на едва заметное сооружение — навес из веток, стоящий на неровных опорах осиновых стволов.

Таша не увидела огня, разглядела лишь едва заметный дымок, тянущийся с забрызганных углей.

— Вдруг там кто-то есть? — усомнилась девушка, не решаясь подойти к манящему остатками тепла укрытию.

— Никого там нет, — Фиро шагнул вперед, принюхиваясь и внимательно осматривая исчерченную дождем мозаику березовых и осиновых стволов, — пахнет животными и людьми, похоже, здесь были пастухи, но они покинули это место с приходом непогоды. Идем.