Хитрости Локка Ламоры

– Лукас… да вы шутите, должно быть, – прерывистым голосом проговорил он.

4

Необходимость наблюдать во время обеда, как джерештийский морской дьявол рвет на части барахтающихся в воде мужчин, не доставляла ни малейшего удовольствия, однако Локк рассудил, что мнимому эмберленскому купцу в ходе многочисленных вымышленных путешествий доводилось видеть и не такое, а потому никак не обнаружил своих подлинных чувств.

Было уже хорошо за полдень. Искупительные бои закончились, и теперь устроители представления перешли к Судебным взысканиям, каковым иносказательным выражением именовалась жестокая и зрелищная казнь дюжины убийц, насильников, работорговцев и поджигателей. Формально все они были вооружены, и, если бы им каким-то чудом удалось убить водную тварь, против них выставленную, власти сократили бы всем выжившим срок заключения. Но водных тварей всегда привозили столь ужасных, а оружие выдавали столь смехотворное, что иначе, чем казнью, происходящее нельзя было назвать.

Щупальца морского дьявола имели в длину около двенадцати футов – столько же, сколько и черно-серое полосатое тело. Чудовище находилось в кругу диаметром шестьдесят футов, ограниченном тесно сомкнутыми клетками и плавучими платформами. Там же с отчаянными воплями барахтались мужчины, большинство которых уже давно потеряло свои короткие тонкие кинжалы. Опасливые стражники с арбалетами и копьями, стоящие на платформах, сталкивали обратно в воду всех, кто пытался выбраться. Время от времени морской дьявол переворачивался в кипящей красной воде брюхом вверх, и Локк мельком видел безвекий черный глаз размером с суповую миску – примерно такую, какую он сейчас держал в руках.

– Изволите еще, господин Фервайт?

Рядом возник Конте с серебряной супницей охлажденного томатного супа с белыми креветками, обильно приправленного луком и жгучим перцем. У супругов Сальвара было весьма странное чувство юмора.

– Нет, Конте, благодарю вас, но я пока что сыт.

Локк поставил миску рядом с початым бочоночком Пятьсот пятьдесят девятого (на самом деле непритязательного пятидесятикронового Пятьсот пятидесятого, щедро разбавленного крепчайшим ромом, какой только удалось раздобыть Жану) и отпил из пузатого бокала глоточек янтарного напитка. Даже несмотря на изрядную примесь сомнительного, хотя и далеко не дешевого пойла, вкус у подделки был превосходный. Грауманн в предупредительной позе замер позади хозяев, сидевших напротив Локка за столиком из промасленного серебряного дерева. Донья София задумчиво трогала ложечкой тончайшие ломтики апельсинового желе, выложенные на тарелке в виде тюльпана. Дон Лоренцо по-прежнему зачарованно смотрел на свой бокал бренди.

– Это кажется почти… святотатством! – Невзирая на такие свои чувства, он наконец отхлебнул порядочный глоток, и по лицу его разлилось блаженство; в отдалении позади него над водой взлетело что-то похожее на истерзанный человеческий торс и с плеском упало обратно, под восторженный рев толпы.

Как всем известно, аустерсалинский бренди после перегонки и купажа выдерживался не менее семи лет, и до истечения этого срока никто из посторонних не имел ни малейшей возможности заполучить хотя бы один бочоночек. Торговым представителям дома бель Аустеров запрещалось даже упоминать о партиях товара, еще не готовых к продаже. Местонахождение погребов для выдержки держалось в глубокой тайне, для сохранности которой, по слухам, виноторговцы при необходимости прибегали к услугам наемных убийц. Дон Лоренцо просто остолбенел от изумления, когда Локк небрежно преподнес ему бочоночек Пятьсот пятьдесят девятого, и едва не грянулся в обморок, когда Локк равно небрежно вскрыл сургучную пробку и предложил распить бесценный напиток за обедом.

– Это вы верно заметили, – усмехнулся Локк. – Бренди, можно сказать, религия дома бель Аустеров. Столько правил, столько ритуалов, столько наказаний! – Уже без улыбки, он выразительно чиркнул пальцем по горлу. – Возможно, мы с вами – единственные в истории люди, которым довелось пить невыдержанный бренди за обедом. Я подумал, вам будет приятно.

– О, я просто в восторге! – Дон Сальвара легонько взболтал напиток и с минуту неподвижно смотрел в бокал, словно завороженный янтарной прозрачностью жидкости. Потом поднял глаза на собеседника. – И мне не терпится узнать, какой же план вы замыслили.

– Что ж… – Локк тоже взболтал свой бренди, несколько театральным жестом. – За последние двести пятьдесят лет Эмберлен трижды подвергался вторжению. Будем говорить прямо: вопросы престолонаследия в королевстве Семи Сущностей всегда решаются в первую очередь войнами и кровопролитием, время благословений и пиров наступает позже. Когда между графами разгорается усобица, Аустерсалинские горы – единственная преграда на пути захватчиков в Эмберлен – неизменно становятся местом ожесточенных боев, которые всякий раз прокатываются вниз по восточным склонам, прямо через виноградники бель Аустеров. И сейчас неминуемо повторится то же самое. Тысячи пеших и верховых солдат пройдут через перевалы. Вытопчут виноградники. Разграбят все дочиста. Теперь, когда у нас появилось горючее масло, дело может обернуться еще хуже, и через полгода от наших виноградников останутся одни пепелища.

– Да уж, виноградники не упакуешь и с собой не возьмешь, когда… гм… бежишь с корабля, – заметил дон Лоренцо.

– Вы правы, – вздохнул Локк. – Аустерсалинский бренди невозможен без аустерсалинских почв. Потеря виноградников неизбежно означает длительный перерыв в производстве. Десять, двадцать… возможно, даже тридцать лет. Или больше. Но и это еще не все. Положение наше, прямо скажем, хуже некуда. Если в королевстве разразится гражданская война, граф не допустит, чтобы морские порты и богатства нашего кантона достались противнику, и в ближайшее же время захватит Эмберлен при помощи своих союзников. Они перебьют всех участников Черного стола и изымут в казну их земельные владения и денежные средства. Дом бель Аустеров тоже не пощадят… В настоящее время Черный стол действует тихо, но решительно. Мы с Грау отплыли из Эмберлена пять дней назад, за двенадцать часов до закрытия порта. Сейчас кораблям под эмберленскими флагами запрещено выходить в море – все они стоят у причалов на «ремонте» или «карантине». Аристократы, по-прежнему хранящие верность графу, сидят под домашним арестом, а стража их разоружена. Наши вклады в банкирские дома Эмберлена временно заморожены. Торговые дома Черного стола по общему согласию пошли на такой шаг, чтобы ни один из них не смог сбежать из кантона со своими деньгами и товарами. Сейчас мы с Грау пользуемся кредитом, несколько лет назад открытым нам здесь банкирским домом Мераджо. Мои хозяева… ну, мы просто никогда не хранили средства за пределами Эмберлена. Так, немножко тут, немножко там – на всякий непредвиденный случай.

Локк пристально следил за тем, какое впечатление производят его слова на слушателей. В своем рассказе о положении дел в Эмберлене он по возможности опирался на самые свежие и достоверные сведения. Однако не исключено, что у дона Сальвары имеются свои надежные источники новостей, не выявленные Благородными Канальями в ходе предварительного наблюдения и подготовки. Все, что касалось Черного стола и предстоящей гражданской войны, относилось к разряду разумных и обоснованных предположений, а вот история про внезапное закрытие портов и домашние аресты была чистой воды выдумкой. Сам Локк с уверенностью полагал, что настоящая заваруха в Эмберлене начнется не раньше чем через несколько месяцев. Если дон Сальвара осведомлен об истинном положении вещей, весь план того и гляди с треском провалится. Конте уже через считаные секунды попытается пригвоздить Локка к столу своими стилетами, а Жан тогда выхватит топорики, спрятанные под камзолом, и всем пятерым в беседке под шелковым навесом придется очень и очень несладко.

Но супруги Сальвара не произносили ни слова, лишь смотрели на него напряженным, выжидательным взглядом, всем своим видом выражая нетерпеливое любопытство. Приободрившись, Локк продолжил:

– Нынешние наши обстоятельства совершенно невыносимы. Мы не хотим стать ни заложниками политики Черного стола, которую не одобряем, ни жертвами мести, которую осуществит граф по своем неминуемом возвращении. Посему мы решили пойти на… гм… довольно рискованный шаг. Но здесь нам потребуется существенная помощь какого-нибудь каморрского аристократа. Ваша, дон Сальвара, если вы располагаете достаточными средствами.

Супруги Сальвара пожали друг другу руки под столом. Лоренцо возбужденно взмахнул ладонью, призывая Локка продолжать.

– Мы готовы отказаться от попыток спасти наши деньги, тем самым выиграв время для дальнейших действий. И мы вполне уверены, что при старании сумеем нажить столько же, сколько потеряли, и даже больше, дай только время. Мы даже готовы… – Локк скрипнул зубами. – Мы даже готовы пожертвовать нашими виноградниками. Сами спалим их дотла, чтоб никому не достались. В конце концов, почву для них мы обогащаем секретными алхимическими составами, известными лишь нашим мастерам-виноградарям.

– Аустерсалинская метода, – выдохнула донья София, уже не в силах скрывать свое волнение.

– Конечно же вы о ней слышали, – кивнул Локк. – Ну что я могу сказать… У нас никогда не работает больше трех мастеров-виноградарей одновременно, и аустерсалинская метода слишком сложна, чтобы непосвященный мог разобраться в ней, просто исследуя нашу почву; такое не по силам даже столь одаренным ученым, как вы, сударыня. Многие составы, используемые нашими алхимиками, на самом деле не оказывают на почву никакого питательного воздействия и служат лишь для отвода глаз, вот так-то… Единственное, что мы никак не можем оставить в Эмберлене, так это огромный запас недодержанного бренди, разлитого по бочкам за последние шесть лет. А равно редкие сорта и пробные образцы купажей. Аустерсалинский бренди мы храним в тридцатидвухгаллонных бочках, и таких бочек у нас без малого шесть тысяч. Мы должны во что бы то ни стало вывезти их из Эмберлена, и сделать это необходимо в ближайшие несколько недель – прежде чем Черный стол ужесточит надзорные меры и прежде чем граф начнет осаду своего кантона. А все наши суда сейчас, считай, арестованы, и у нас нет доступа к нашим денежным средствам.