Хлеб по водам

Стрэнд, терзаемый воображаемым разговором, удрученно покачал головой. Интересно, что скажет в ответ на это дипломированный психоаналитик? Что он предложит? Развод? Изнурительные занятия физкультурой? Таблетки? Других мужчин? Мастурбацию?..

И он решил, что, если придется вплотную заняться проблемой Лесли — и, насколько он понимал, своей собственной проблемой, — он ни при каких условиях не должен говорить жене о психиатре.

До Дня благодарения он ни слова не сказал Лесли о разговоре с Бэбкоком. Старался вести себя как обычно, точно ничего не замечает и не подозревает, точно не было того душераздирающего ночного разговора на кухне.

И вот холодным ноябрьским днем они с Лесли радостно приветствовали приехавшего за ними Конроя. В кампусе царила праздничная атмосфера, мальчишки предвкушали свободу, пусть на четыре дня, но полную свободу, и рвались домой, и Стрэнду вдруг показалось, что все в порядке. Лесли выглядела просто прелестно. Красивая, молодая, в толстом бежевом шерстяном пальто с поднятым воротником. Щеки ее раскраснелись от ветра, на ожившем лице читалось нетерпение.

Усевшись рядом на заднее сиденье, он взял ее за руку. Конрой завел мотор, и машина двинулась по асфальтовой дорожке к каменным воротам, отмечавшим границы кампуса, а затем выехала на шоссе. Школа осталась позади, и по мере того, как они отъезжали от нее все дальше и дальше, с их плеч, казалось, спадал тяжкий груз.

Все пришли к единому мнению, что уик-энд удался как нельзя лучше. Соломоны, чей пляжный домик был закрыт на зиму, поселились у Хейзена. Не обошлось и без Линды Робертс, и все они были очень рады увидеться снова. И с погодой тоже повезло — было тепло, ярко светило солнце, а потому коктейли можно было пить на террасе, подставляя лица свежему солоноватому ветру, дующему с океана. Приехал Джимми, привез с собой гитару и развлекал всех, и особенно Герберта Соломона, смешными пародиями на самых буйных и экстравагантных исполнителей — клиентов их фирмы. Хейзен был любезнейшим и радушнейшим из хозяев и если и тревожился о жене или расследовании в Вашингтоне, то никак этого не показывал. Лесли взяла с собой портативный мольберт, кисти и краски, и в сопровождении Линды ходила в дюны, где начала писать пейзаж. Который, по уверениям все той же Линды, должен был занять достойное место в экспозиции музея. Линда казалась еще оживленнее и разговорчивее, чем обычно. Парижская галерея, с которой она сотрудничала через нью-йоркское отделение, попросила привезти и устроить ретроспективный показ американской живописи двадцатого века, и Линда наконец-то заполучила последние два из пятидесяти полотен, ради которых торговалась целых три месяца. Через неделю она должна была вылететь во Францию и еще раз пригласила Лесли с собой.

— Дорогу для меня и помощника оплачивают. А из тебя выйдет идеальный помощник. Когда состоится вернисаж, мне просто необходимо иметь под боком американку, чтобы поддерживала и защищала от всех этих совершенно невозможных французов. И еще мы обязательно возьмем с собой этот замечательный дюнный пейзаж. А в каталоге напишем, что ты — новое открытие в современной американской живописи. Причем заметь, все другие полотна подписаны людьми, чьи имена уже прогремели на весь мир!..

Лесли рассмеялась и сказала:

— Все это лишь пустые мечты, Линда. Я уже исчерпала свой лимит на этот год — побывала в Париже.

— Аллен! — воскликнула Линда, обращаясь к Стрэнду. — Ну, хоть вы заставьте ее сказать «да»!

— Если она откажется, я поеду вместо нее, — шутливо пригрозил Стрэнд.

— Но вы совсем не похожи на помощника, — возразила Линда. — Ой, Лесли, представляешь, как нам с тобой там будет замечательно!

Но Лесли, все еще улыбаясь, отрицательно покачала головой:

— Я же работающая женщина. И в Коннектикуте меня будут ждать четыре сотни мальчишек, которым не терпится узнать, что это такое — ля-бемоль минор и с чем его едят.

Но Стрэнд видел, как ей хочется поехать. «Ничего, — решил он, — скажу о предложении Бэбкока к концу уик-энда».

На террасу поднялся Хейзен; они с мистером Кетли ходили на пляж — оценить ущерб, нанесенный причалу штормом на прошлой неделе. Гости его, укутанные в пальто, шарфы и свитеры, любовались заходом солнца. На Хейзене были толстые вельветовые бриджи, лыжная шерстяная шапочка и макино. [38] Лицо побагровело от ветра. Он выглядел так, словно ни разу в жизни не бывал в офисе. Приветливо улыбнулся гостям.

38

Короткая куртка с поясом из толстой шерстяной ткани. Названа по г. Макино-Сити, штат Мичиган.

— А знаете, вот было бы замечательно, если б все ваши ребятишки оказались здесь, Лесли, — сказал он. — Не обижайся, Джимми. Нет ничего оскорбительного в том, что я называю ваше племя ребятишками. Вот было бы славно позвонить им и сказать: «Привет, поздравляем с праздником».

— Нет нужды тратиться, — торопливо вставил Стрэнд. — У них все в порядке.

— Ерунда, — возразил Хейзен. — Я настаиваю.

Они всей толпой вошли в дом и позвонили Кэролайн в Аризону и Элеонор с Джузеппе в Джорджию, и было много смеха и радостных восклицаний, когда все по очереди брали трубку и говорили по двум спаренным телефонам, установленным внизу, в гостиной и в маленькой библиотеке.

Лесли весело болтала с Кэролайн, потом вволю насплетничалась с Элеонор. Другие гости по очереди здоровались с девочками и поздравляли их с праздником. Неприятный момент возник только однажды, когда Лесли со Стрэндом говорили с Кэролайн и та в ответ на фразу матери о том, как ее не хватает здесь, в Ист-Хэмптоне, сказала:

— Знаешь, Ист-Хэмптон не для меня. Мне не нравятся тамошние мальчики.

— Что, черт возьми, это означает? — недоуменно спросила Лесли. Но Стрэнд прекрасно понимал, что это означает: Кэролайн не забыла ночь в автомобиле, когда Джордж порвал на ней одежду и сломал нос. И никогда не забудет.

— Да ничего не означает, — ответила Кэролайн. — Зато здесь я счастлива и весела, как жаворонок. Аризона — просто божественное место!

Затем все они поднялись наверх переодеться к обеду. Соломон со Стрэндом первыми вошли в столовую. И пока Стрэнд стоял возле камина, в котором ярко пылал, разбрасывая зеленые и голубые искры, плавник, Соломон готовил себе выпивку. Затем он со вздохом удовлетворения опустился в кресло и заговорил о Джимми. Он рассказал Стрэнду, что Джимми в его конторе всеобщий любимчик, затем с хитрой усмешкой намекнул, что у Джимми роман с одной из звезд. С певицей по имени Джоан Дайер, которая, пока в фирме не появился Джимми, была самой трудной и капризной из клиенток.

— Едва успела положить глаз на мальчишку — и тут же стала совершенно другим человеком, — сказал Соломон. — Собираюсь удвоить ему зарплату — за этот вклад в дело фирмы «Соломон энд компани» и за работу, так сказать, в неурочные часы. Это не женщина, а пожирательница мужчин, никого не обошла своим вниманием, даже меня, старика. Настоящая тигрица. За ней тянется целый шлейф самых скандальных историй. Я всерьез подумываю о том, чтобы расторгнуть с ней контракт, пусть даже пластинок с ее записями продается вдвое больше, чем у других исполнителей.

— А сколько ей? — спросил Стрэнд.

— Лет тридцать пять — тридцать шесть.

— Не слишком ли он для нее молод? — заметил Стрэнд. Ему совсем не понравилась эта новость, хотя, если бы кто-нибудь спросил, почему именно, объяснить не смог бы.

— Ну, очевидно, нет, — ответил Соломон. — Да вы не беспокойтесь о Джимми. Он удивительно разумный мальчик для своего возраста. Он ничего вам о ней не говорил?

Стрэнд отрицательно покачал головой:

— Джимми никогда не имел привычки хвастаться своими победами. Если таковые у него вообще имелись. Насколько мне известно, он еще девственник.