Хлеба кровавый замес
Шрифт:
Ударная волна кинула Алексея всем корпусом на открытую крышку люка и шандарахнула со всей силы о броню. Шаховской утратил контроль над телом, упал через командирский люк внутрь машины, ударился обо что-то головой и свалился на своё место. По лицу из рассечённого лба заструилась кровь. Его, видимо, контузило.
Женя всем телом подаётся к Шаховскому:
– Ранило?!
– Да туфта! Все к машине! Быстро! – командует он вместо ответа.
Экипаж выскочил из бронетранспортёра. 301-й БТР, шедший позади 300-го, значительно повредило. Его взрывом опрокинуло набок и вырвало колёсный редуктор. Вокруг было разбросано всё, что крепилось на технике. Рядом образовалась внушительная
С такими последствиями обычная противотанковая мина не взрывается – слишком сильная ударная волна и необычно глубокая воронка. Вырванное вместе с редуктором колесо БТРа весом около двухсот кило отбросило взрывной волной метров на семьдесят – сто. Было очевидно, что для подрыва был заложен фугас, начиненный большим количеством взрывчатки.
Возле подорванной машины уже суетились бойцы, помогая всем, кто в этом ещё нуждался. Там же находились командир седьмой роты Пасько и его взводный, лейтенант Медведков.
Уже подлетел БТР комбата. Он спрыгнул с машины и направился к офицерам.
Из подорванной машины извлекли мёртвого Крикунова. У него раздавлена грудная клетка, повреждения открытые. Сергей был в момент подрыва на своём командирском месте, а рядом к корпусу, внутри бронемашины, надёжно прикручена тяжёлая танковая радиостанция. Но крепления не выдержали силы взрыва, и станцию сорвало с места. По сути, именно она и убила Крикунова.
Достали водителя с залитым кровью лицом, он стонал. Жив! Достали бездыханные тела ещё двух солдат. Видимых повреждений нет, но они мертвы. Так случилось от минно-барической травмы, то есть от резко возросшего внутри машины давления в момент взрыва.
Рядом с Крикуновым лежал Бугай. Из пасти капала кровь со слюной. Псина тихо и на последнем издыхании поскуливала.
Комбат нервно курил и иногда матерился, ни к кому не обращаясь и покусывая свои чёрные усы. Рядом Шаховской стоял и старался тряпкой унять идущую кровь.
Говорить не о чем. Гнетущее молчание давило, но слова произносить совсем не хотелось.
«Души погибших ещё рядом с этим местом. Тела мертвы, а души рядом и всё слышат… Это-то и вызывает ощущение трагедии – совсем рядом Жизнь и Смерть… Жизнь и Смерть как что-то неразрывное… единое… Как почти разные концы одной… да даже просто палки… а нам это нелепо и непонятно. Именно сейчас это осязаемо и почти физически чувствуется», – не совсем адекватные мысли, больше похожие на лёгкое расстройство, блуждали в мозгу Алексея, – видимо, удар взрывной волны не обошёлся без последствий. Но Алексей решил об этом не упоминать никому, рассчитывая, что всё само собой пройдёт, как это часто проходило в других известных ему случаях у офицеров, получивших похожую незначительную контузию.
Недалеко от комбата и Шаховского стояли Пасько и Медведков.
Пробираясь сквозь колонну к месту происшествия, подъехали санитарная машина и техлетучка[12].
На ней обычно перемещался зампотех батальона, капитан маленького роста, поджарый, с вечно чёрными от масла и копоти руками и грязным комбезом, с жиденькими соломенными волосами и красным носом, лет тридцати шести – сорока. Комбат звал его по имени – Володя, остальные офицеры или Владимиром Николаевичем, или же просто – Николаич.
Шаховской сталкивался с ним редко из-за характера его обязанностей, которые были в самой значительной степени завязаны на технику и технарей, и ранее не особо разглядывал этого неприметного офицера. Война
и обстоятельства гибели, присутствие свежей смерти рядом, многое обостряют в ощущениях и восприятии, и Алексей почему-то увидел его как впервые.По военным меркам, для своей должности он был далеко не молод. Явно засиделся на месте зампотеха батальона, но оставался добрым, исполнительным, трудолюбивым человеком, с отличным знанием техники и умелыми руками.
В санитарном ГАЗ-66 находилась фельдшер батальона – женщина-прапорщик. Звали её Тася, она была из немногих женщин на той войне. И практически лишь одна эта незаурядная женщина с редким именем Таисия регулярно участвовала в боевых действиях в составе третьего рейдового батальона.
В своём батальоне её знали все. В полку, где народу немало, она тоже была у многих на слуху.
Жизнерадостная и смешливая, лет двадцати восьми – тридцати. Вполне миловидная, высокая, пружинистая и одновременно женственная, которая обладала способностью маскировать и куда-то прятать от окружающих свою сексуальность и привлекательность. Только глаза она не скрывала. Это было единственное место, в которых присущая ей красота оставалась видна в тех обстоятельствах. Многие офицеры оказывали ей знаки внимания, но…
Всем в полку было понятно, что в тяжких физически и психологически обстоятельствах полнейшей неопределённости, словно при игре в орлянку с самой судьбой, когда постоянно на кону в ней твоя жизнь, душа будет искать моменты покоя, искать тепла, а нервы разрядки.
И два взрослых человека в тех жизненных обстоятельствах сошлись. Так им обоим было проще. И если говорить прямо, это помогало много лучше переносить все тяготы, так как мужчина и женщина со всеми жизненными перипетиями вдвоём всегда справляются эффективней – это ещё, как говорят умные люди, Её Величество Эволюция доказала.
Её полноценным партнёром стал Серёжа Крикунов.
Был Серёжа…
Когда машины подъехали к месту трагедии, зампотех и Тася немедленно выскочили из своей техники. Зампотех заспешил к группе офицеров, а Тася бросилась к пострадавшим, надеясь хоть кому-то оказать, может быть, спасительную для него помощь.
Увы…
Помощь могла потребоваться только одному солдату-водителю крикуновского БТРа. Тася бегло осмотрела его и быстро начала обрабатывать раны. Работая выверенными до автоматизма движениями, она одновременно отдала команду достать из её санитарки носилки и отнести на них этого раненого в кунг после её обработки. Тася обезболила его и стала обрабатывать лицо от крови вперемешку со всё той же афганской пылью, затем забинтовала голову.
Она не менее ответственно и участливо постаралась осмотреть и Бугая. Тот, тихо скуля, и было видно, что плача – из глаз катились прозрачные капли – пытался на последнем дыхании лизнуть её. Тася достала шприц и, ласково поглаживая собаченцию, что-то ввела ему. Кобель затих.
– Туда же грузить двухсотых! – бросила она. – Собаку тоже к ним в кунг заберите. С нами поедет! С ними.
Её наполненные слезами глаза то и дело украдкой задерживались на трупе Крикунова, но воли эмоциям она не давала.
Зампотех за это время осмотрел повреждённую машину и управлял действиями водителей ближайших в колонне БТРов, чтобы поставить бронетранспортёр на колёса и завести его. После чего дал инструкции техникам, как и что сделать дальше, а сам быстро подошёл к офицерам – комбату, Шаховскому и Пасько.
– Что случилось? – угрюмо спросил зампотех.
– Что случилось?! – лицо комбата исказила гримаса. – Хуйня случилась, блядь! Были люди, и нет людей! – с остервенением выкинув окурок, резко ответил Проскуров. – Что с машиной?!