Хлебозоры

Конечно же, не раз случалось, что не помогал хворым ни колючей орех, ни работа в лесу, ни птицы и зори в белом лесу. Все вроде как надо делалось, и больные старались, а не получалось чуда, хоть ты плачь! И уезжали они от знахаря еще больше потерянные и угнетенные. Их-то было жальче всего: среди тех, кому не шел в пользу орех, оказывались женщины, мечтающие о детях. Поначалу дядя Леня ворчал на них, мол, бегаете в чулочках, не бережете здоровье, а теперь маетесь. Но с каждым появлением такой пациентки, после откровенного разговора-исповеди, на него обрушивалась лавина чужих страданий и боли, и боль эта усиливалась втрое, если лечение не помогало. Неделями знахарь ходил мрачный, еда в горло не лезла, ружья не радовали, и отходил лишь тогда, когда приезжал новый больной.

И слава о знахаре с Божьего шла разная. Одни готовы были молиться на лесника-чудотворца, изощрялись, придумывая, как отблагодарить, другие же не то, чтобы хаяли дядю Леню и его занятие, но и не одобряли. К тому же ходили разговоры, дескать, ишь, как устроился лесник-то! Люди живут у него, работают по два-три месяца, а денежки-то он получает! И в передовиках потому ходит. А помогает ли его знахарство, еще неизвестно, и наукой такой факт не установлен. Не плохо бы заняться органам, проверить да вывести его на чистую воду. Много их, лекарей без дипломов, развелось. Люди от болезней страдают, а мошенники этим пользуются. Дядя Леня на такие слухи внимания не обращал или попросту не слышал, занятый делом, однако тетя Маруся чуть ли не каждый день просила его остановиться, бросить, пока беды не нажил. Он бы и рад был, но как бросишь, если люди из дальних сторон едут и чуть не на коленях просят. Ладно бы какая другая хворь, тут же все с продолжением рода связано, с будущим.

Первый раз знахарство дяди Лени проверял какой-то человек из облздравотдела. Побеседовал вежливо, взял на пробу ореха, ила озерного, воды и с тем уехал. Дядя Леня ждал, что ему запретят лечить, хуже того, накажут, но почему-то все прошло гладко. Ему прислали копию акта экспертизы, где говорилось, что ни рогульник, ни тем более вода и ил озера Божьего лечебными свойствами не обладают и вреда организму не приносят.

— Да как же не обладают? — удивился знахарь. — Люди-то вон они! Живут, выздоровели! Выходит, я обманывал их?

Официальное заключение экспертизы словно подхлестнуло народ. Стали приезжать уже не к леснику, а прямо на Божье озеро, и на берегах, по березняку, где когда-то жило племя великанов, выстраивались машины, палатки, дымили костры, слышались песни под гитару, музыка, хохот дурачащихся в воде мужчин и женщин — в основном молодых и здоровых с виду людей. Некоторые приезжали с аквалангами, с резиновыми лодками, со специально придуманными сетями. Ловили орех мешками, тут же сушили, ели, увозили с собой про запас. Иные жили на озере по месяцу целыми семьями, с детьми и стариками. И все от грудняков до старцев старательно пользовали себя безвкусным рогульником, мазались илом, купались и чего-то потом ждали.

— Зря вы так, зря, — говорил им дядя Леня, когда приходил на озеро. — Не будет пользы, напрасно, только время убиваете. Вот помяните мое слово!

Иногда от него отмахивались — да пошел ты, мужик! Сами с усами, знаем, как лечиться, знахарь выискался… Иные сами подзывали, выспрашивали рецепты, даже старались подпоить, чтобы вызнать какой-то особый секрет. Но дядя Леня и выпившим не мог его выдать, поскольку секрета не было! А в тот способ лечения, о котором он охотно рассказывал и которым лечил, приезжие просто не верили, мол, знаем, ты, лесник, себе на уме мужик, лапшу нам на уши вешаешь, да не на тех напал.

Однажды осенью, перед ледоставом, на Божье озеро нагрянула целая бригада мужиков на крытом грузовике, с моторными лодками и снастями. Дней пять они неводили ореховые места и поймали мешков тридцать.

— Вы откуда будете? — спросил их дядя Леня, — И куда ореха столько набрали?

— Не твое дело, — сказали мужики. — Запрета на добычу нет, значит, гуляй себе.

— Да я ничего, ловите. Только зачем? Не голод же нынче.

— Лечиться будем, — засмеялись мужики. — Видишь, какие мы хилые? А поедим ореха — как дубы станем!

Через некоторое время дядя Леня услышал, что в городе на рынке рогульник продают по рублю кучка, и, говорят, народ его в драку хватает.

Да неужто нынче столько больных развелось? Неужто из-за проклятого атома народ страдает? Если и дальше так пойдет, где же одному дяде Лене с такой прорвой больных сладить? И ореха на всех не хватит. Мужики полный грузовик увезли, неизвестно, вырастет что на будущий год, нет?

Но, главное, эти паразиты забрались в избу, обшарили все и украли череп человека из племени белой березы. Наверное, и его продали. Говорят же, есть такие люди — коллекционеры. Они что хочешь купят. Дядя Леня на всякий случай взял лопату и сровнял длинные холмики, где великаны схоронены, а на этом месте молодых березок насадил, чтоб не так заметно было.

Однако скоро схлынули те, что приезжали лечиться диким образом. Видно, поняли, что без толку, а отдохнуть можно и в другом месте, поближе, чем Божье озеро. И снова люди стали приезжать к знахарю, просить и кланяться. Некоторых он узнавал: то были «дикари», пытавшиеся одолеть недуг самолечением; они каялись, просили прощения и совали деньги. Но сами-то были какими-то странными больными. Внешне — здоровые молодые люди, никто с атомом не работал, в аварии не попадал, не запивался, не страдал в детстве от голода и сильных болезней. Однако мужчины жаловались на немоготу и слабый интерес к женщинам. Женщины, в свою очередь, на бесплодие и неспособность мужчин. Черт-те что!

Настоящих больных дядя Леня научился распознавать с первых слов, с первого взгляда — они страдали. Они были в отчаянии. Эти же вроде и не страдали особенно, и жили хорошо, но здоровье слабовато и сами они какие-то квелые, полусонные. Иной, выслушав условия, лечиться согласен, а как только знахарь начнет его пользовать орехом по всем правилам — и застонал, работать тяжело, ходить по лесам утомительно и — странно! — их совершенно не волновало, в тайне будет лечение или нет.

Особенно его удивила одна молодая пара, которая, прослышав о чудотворности ореха и знахаря из деревни Великаны, приехала откуда-то с Украины. Супруги объяснили, что совместной жизни никакой не стало; она с южным темпераментом жаловалась на мужа, он с не меньшей горячностью называл ее айсбергом. Одним словом, на глазах у дяди Лени эта парочка жестоко поссорилась и решила немедленно развестись. И когда приняли решение, то у них, как среди уже чужих людей, выяснилось, что он с другими женщинами — племенной бугай, а она — с другими мужиками — королева. Ругались и рассказывали такое, что знахарь от стыда ушел и оставил их одних. Но когда вернулся, пациенты сидели голубками и оба в голос заявили, что согласны лечиться на любых условиях.

— Я таких заболеваний не лечу, — сказал им дядя Леня. — Езжайте, ребята, домой.

Они уехали, и почти следом нагрянула новая проверка — целая комиссия: врач-эксперт, работник облздрава и следователь прокуратуры с милиционером. Да еще журналиста с собой прихватили, чтобы написал потом статью и разнес бы знахарство в пух и прах. Каждый из них раза по три допрашивал: ученый врач — человек пожилой, спокойный, больше о методах лечения пытал, следователь затраты на ружья считал, расходы на содержание больных, а журналист вообще свирепствовал. Дядя Леня от него узнал, что он эксплуатировал чужой труд, попирал честь и достоинство граждан, оскорблял их темным невежеством и шаманством, а также разжигал нездоровый интерес к антинаучным и безнравственным методам лечения, вводил людей в заблуждение и обманывал в корыстных целях.

И удивительное дело: выслушивая все это, дядя Леня соглашался и готов был поверить, что он в самом деле шарлатан, эксплуататор и безнравственный человек. Тем более, новая экспертиза опять подтвердила, что водяной орех — трапа патанепо латыни — для лечения таких заболеваний не годится. Он не имеет даже тонизирующего воздействия, как женьшень, пантокрин и золотой корень. Тогда знахарь решил не спорить больше с учеными людьми и рассказал как на духу, что лечить орехом придумал сам, но не из корысти, а чтобы помочь одному хорошему и несчастному человеку, теперь уже академику. По пьянке вышло: болтанул, обнадежил, ну и пришлось потом слово держать. Если бы сейчас, то никогда за знахарство не взялся и не разжигал бы у людей нездорового интереса к антинаучному лечению. Сам, дескать, никому лечиться не советовал, больные просили. А он, выходит, пользовался их ложным доверием, злоупотреблял, мучал их до полусмерти на работе, чуть ли не голодом морил, держа на орехе и черном хлебе, который теперь хозяйки только свиньям кормят. А зарплату за работу в лесу он, знахарь, получает и обманутым за адские труды ни копейки не давал. Но здесь учесть надо, что хворые по два-три месяца все-таки жили за его счет. Хлеб и дешевый, но денег стоит, а сколько хлопот, чтоб орех добыть, очистить, сварить? А уход? Да и если разобраться, он ведь многих в лесу к работе приучил. Некоторые пилы в руках не держали, топоры в кино видели, как лес садят и рубят — не ведали, а как от пожаров спасают — и вовсе представления не имели. Он же, лесник-знахарь, больных по всем лесничим делам так натаскал, что люди хоть куда стали. Конечно, обучал не долго, но по сокращенной сверхусиленной программе, до седьмого пота, с утра до вечера, до кровавых мозолей — как в голодном сорок третьем было. Так что если все сосчитать и прибавить к тому всякие разговоры про жизнь и сказки про племя великанов, про их историю, то где-то половину заработка больных он оправдал. Ведь в клубах артистам платят за всякие россказни? Ну а другую половину он готов немедленно вернуть. А ружья можно раздать тем, кто дарил, и — квиты. Он на память знает всех: вертикалка — Чернобай, «Зауэр» — Панин, одностволка — женщина, «бельгийка» одного крупного начальника. Вот с ним трудней будет, фамилию не велел называть. Умри, сказал, а фамилию мою вслух не произноси и лучше забудь навсегда. Но самая беда в том, продолжал каяться дядя Леня, что больные сейчас пошли — никакому лечению не поддаются, и орех бессилен. Да и вообще он теперь сильно сомневается, была ли польза, и не гипноз ли это у людей.