Хлопок одной ладонью. Том 2

Нет, удачно получилось! Штук пятнадцать он положил насмерть точно. Доложить можно было и про тридцать, но для себя… При темпе огня и рассеивании если одна из пяти пуль попала - хорошо.

Зато сразу расставил все по местам. Показал, кто в лесе хозяин. И чья инициатива. Какие там ни будь у врага командиры, думать им сейчас и думать. Разведку выслать, хоть на полкилометра, подождать, когда вернется, обсудить диспозицию…

Добрался до окопчика, который наметил своим КП, на возвышенности левее изгиба дороги. Видимость метров по двести в каждую сторону. И позиции отряда просматриваются неплохо. Располагались в темноте, потому рельеф местности учли не в полной мере, и сейчас офицеры по собственной инициативе перемещались в пределах выделенных участков, выбирая укрытия ненадежнее и сектора обстрела пошире. На то и «печенеги», чтобы «не держаться приказа, яко слепой - стенки», как любил выражаться Петр Великий.

Замаскировались, насколько это возможно в припорошенном снегом лесу. В ответ на шум и грохот учиненного Уваровым боя взвели затворы, выключили предохранители, вкрутили запалы в ручные гранаты.

Бессмысленная, но плотная стрельба у дороги стихла резко, явно по жесткой команде. Сообразили, что деревья расстреливать бессмысленно. Сейчас посчитают потери, перекурят еще раз, потом двинутся. Пятнадцать минут верных имеем…

Свистком подозвав взводных и командиров отделений, Валерий в нескольких словах рассказал об увиденном.

– Противник непонятный, потому - особая бдительность. Фланги загнуть, на случай обхода. По два человека от каждого отделения - сюда, в подвижной резерв. С гранатами поосторожнее, бросать только на открытом пространстве, а то от дерева отскочит, своих больше, чем врагов, поубивает. Если не смогу непосредственно руководить боем, разрешаю организованный отход рубежами, когда патронов останется меньше двух магазинов на ствол. Пункты боепитания - здесь, здесь и здесь. Никаких контратак без ясно выраженного приказа. При подходе противника огонь открывают только те расчеты, в чьем секторе он движется. Строго прицельно. Общую схему обороны не раскрываем до последнего. Первый выстрел - мой. Все ясно?

Чтобы приободрить товарищей, Уваров сообщил, что, на глазок оценивая, человек двадцать он положил. Чего и остальным желает.

– Постараемся, капитан. Лишь бы они с перепугу манатки не собрали и домой не рванули, - ответил Рощин, по сравнению с ночью выглядевший значительно веселее. Прошло, кажется, наваждение.

– Будем надеяться. Дуй на левый фланг, там местность пересеченная, мне отсюда плохо видно. А я за правым и центром присмотрю…

Он еще успел связаться по радио с Миллером, доложил обстановку. Стрельбу в Берендеевке слышали и тоже подняли гарнизон в ружье.

– Я бы посоветовал, если есть возможность, направить взвод казаков к перекрестку с тыла. Шум поднять, машины пожечь. Языка, если удастся, захватить…

– Посмотрим, - ответил комендант, и снова, даже через треск эфира, Уварову послышался холодок в голосе коменданта. «Ну, господа, как хотите. Я свое дело сделал».

Атакующие явно имели привычку к действиям в лесу, потому что сумели бесшумно подойти метров на триста к линии обороны! А потом слегка расслабились, не встречая ответного огня и даже признаков человеческого присутствия.

Строго говоря, единственное, что они обнаружили - россыпь автоматных гильз и одинокую цепочку следов Уварова. Решили, наверное, что наткнулись на простого сапера, не успевшего вовремя уйти, вот и стрельнувшего из засады.

Правда, уж очень удачно, шайтан его задери!

По следам передовой дозор и двинулся, выставив вперед стволы, но уже переговариваясь в голос и хрустя сучьями. В бинокль Уваров отчетливо различал лица, даже радужки глаз. И снова подивился, откуда эта напасть. Зверские, можно сказать, рожи, бородатые и жестокие, и в то же время нельзя не признать, по-своему мужественно-красивые. Вроде романтизированных пиратов из цикла фильмов о капитане Бладе.

Враги показались ему похожими на курдов. Те тоже отличались правильными чертами лиц и статью, не зря же на протяжении веков отбирали себе в жены и наложницы самых красивых женщин окрестных племен и рас.

– Ну, сейчас мы вам практическую евгенику малость подпортим, - вслух сказал капитан, прижимаясь бровью к резиновому наглазнику прицела единственного в отряде станкача [39] . Четырехкратная оптика создавала изумительный «эффект присутствия».

Группа из десяти или двенадцати боевиков (навскидку, не загибая пальцев, Уваров умел одним взглядом определять число предметов не более девяти) вышла к отметке, которую Валерий определил для них как последнюю. Пересечение пешеходной тропы, протоптанной кабанами для собственных нужд. Пятачок радиусом около двадцати метров, чистый даже от кустов, ровненько припорошенный белейшим, первым в этом году настоящим снегом.

39

 Станковый пулемет на треногом лафете.

На него боевики и стянулись, чисто инстинктивно. Соседи, мол, по ровному идут, а я должен кусты проламывать? Главное же, как сказано, встречи с противником почти никто уже не ждал. Было бы кому - давно уже палили бы из всех стволов. А раз нет - значит, нет!

Это был его коронный прием, требующий выдержки и самообладания не только у себя, но и у подчиненных - открывать огонь практически в упор. Тогда и результат, и шоковое воздействие на противника.

Выставил перекрестие прицела на пряжку ремня правофлангового, еще раз убедился, что винт вертикальной наводки поджат как следует, выдохнул матерное слово и двумя большими пальцами вдавил ребристую гашетку. Пулемет охотно затрясся. Желтые гильзы с шипением посыпались в снег.

Уваров причесал полянку тремя длинными очередями (на пределе сохранности ствола). Положил всех. До единого.

Был у них в Термезе фельдфебель Бейсултанов, начальник отдельной пулеметной команды, старый вояка в стиле героев еще скобелевских походов, он и учил понравившегося ему подпоручика:

– Пушки, минометы, авиация - все херня! Пулемет - вот вещь! Особенно в наших делах. Вот - «максимка». Сто пятнадцать лет исполнилось. Вес три пуда - ерунда. (Это на треноге. На станке Соколова - ровно четыре.)

Я один, хоть мне сорок шесть скоро, куда хочешь донесу. Где хочешь, спрячу. Надо - на два километра одиночным в пуговицу попаду. Надо - подпущу на сто шагов и одной очередью, не прерываясь, роту выкошу. На стене расписаться могу. Ящика три патронов, два ведра воды, запасной ствол - ничего больше не нужно.

– Расчет не нужен, Фетхулла Гатфиатулович?
– не для спора, а так, разговор поддержать, спросил молодой Уваров.

– Почему? Нужен расчет. Лучше всего, как в старой армии - восемь человек, две лошади. Хорошо было, умно. Сейчас четыре, автомобиль, конечно. Но восемь все равно лучше.

И показал Валерию «Наставление по стрельбе из пулемета», выпущенное в 1911 году, в черной клеенчатой обложке, не слишком и потертой. На титульном листе сохранилась сделанная великолепным почерком со многими завитушками надпись первого владельца, безвестно канувшего во тьме времен (а скорее - в мясорубке Мировой войны) штабс-капитана Иващенко, упокой, Господи, его душу.

Привыкший ухватывать все полезное для службы, Уваров весьма превзошел пулеметную науку. В пуговицу на две версты не попадал, нечего хвастаться, а на восемьсот зачетных метров ни одной пули мимо поясной, внезапно поднимающейся мишени, не пропускал.