Хлопоты с двенадцатой могилой

Я шагнула ближе. Кончикам пальцев до боли хотелось ощутить кожу Рейеса. Хотя бы на секундочку! Всего один разок пройтись по ребрам и по широкой груди…

— С Принцессой Пенелопой что-то случилось, — сказала я, потихоньку приближаясь к мужу.

Из него горячими, чувственными потоками лилась сила. Он казался хищником за шаг до атаки, который с трудом себя сдерживает. Апогей мощи и грации.

Из-под невозможно длинных ресниц мерцали темные глаза.

— Кто такая Принцесса Пенелопа? — спросил Рейес, и его голос теплым медом пролился на все мои неприличные части тела.

— Ты не знаешь, как зовут твою собственную посудомоечную машину? — поддразнила я. — Ну а мое имя ты помнишь? Или я слишком многого прошу?

Пристальный взгляд опустился к моим губам, и легкие у меня в груди напрочь отказали.

— В этом есть хоть какой-то смысл?

Взяв себя в руки, я кивнула и ответила:

— Есть. С Принцессой Пенелопой что-то не так. Наверное, у нее карбюратор барахлит.

Рейес потянул за шнурок у меня на талии.

— Я об одежде, которая все еще на тебе.

Я резко проснулась и села, всматриваясь в темноту. Это был сон. Всего лишь сон.

Придя в себя, я обыскала комнату, хотя сама не знаю зачем. Ясное дело, Рейеса здесь не было. Он вернулся к старым привычкам. Снова вторгался в мои сны и заставлял меня хотеть его до потери сознания.

Не могла понять я только одного: какую цель он преследует? Почему просто не прийти ко мне? Сны из прошлого были пропитаны чистой, беспощадной эротикой. В новых снах тоже был намек на эротику, но без открытой сексуальности.

И все же именно из-за снов я так мало спала за последние три дня. Стоило закрыть глаза, как в голове проигрывались маленькие странные сценки. С сексуальной подоплекой, но сбивающие с толку. И в каждой из них я подходила так близко, что могла прикоснуться к мужу, но не успевала, потому что резко просыпалась.

Может быть, это и было его целью — не давать мне отдохнуть, чтобы я постоянно была уставшей и дезориентированной. Но зачем? Чтобы я не смогла его выследить? Можно подумать, мне это и в свежем виде по плечу.

Проснулась я минут через десять после того, как легла в постель. Стало ясно: сегодня поспать мне не светит, как вчера, позавчера и позапозавчера.

Так нарочно Рейес это делает или нет? Может быть, это часть его стратегии? Но ради чего? Если ему нужно, чтобы я была сонной и отупевшей, то чего он таким образом хочет добиться?

Тут я сдалась, потому что болел мозг, и вылезла из постели. Мне нужен был кофе. И душ. Или кофейный душ.

Минуточку…

Поскольку за последние двадцать четыре часа я выпила столько кофе, что уже видела звуки, я решила сначала выбрать душ. Беда в том, что душ — это удовольствие, которым я не могу наслаждаться в одиночестве. Даже теперь, когда Рейеса нет, ко мне каждый раз вторгаются, и наступившее утро исключений не принесло.

— Привет, красавица, — поздоровалась я с мертвой ротвейлершей Артемидой.

Она появлялась почти каждое утро, чтобы поохотиться на струйки воды, разбивающиеся о каменные стены и плиточный пол. К сожалению, всякий раз, когда она находила новый источник веселья, то чуть не сбивала меня с ног, чтобы до него добраться. Сквозь стены Артемида проходить может, а вот сквозь меня — нет. Облаяв воду, она остановилась на пару секунд, дав мне возможность почесать ее за ушами, и опять принялась лизать плитку на полу. Надеюсь, Джордж, он же душ, простит нам такую наглость.

Однако Артемида была не единственной моей гостьей. Из гостиной послышался мягкий мелодичный голосок:

— Тетя Чарли, ты где?

— В ванной, солнце.

Вырубив Джорджа (причем наверняка во всех смыслах), я потянулась за полотенцем.

— У меня к тебе парочка вопросов, — сказала Эмбер из-за закрытой двери.

Эмбер — дочь Куки. Ей сейчас тринадцать и три четверти лет.

— Ты… эм-мм… занята?

— В смысле? — уточнила я, оборачивая полотенцем голову.

— Дядя Рейес с тобой?

Чуть не подавившись собственной слюной, я откашлялась и ответила:

— Сейчас — нет.

— Вот и ладненько. Не хотела вам мешать.

— Очень здравая мысль. — Набросив халат, я убедилась, что выгляжу почти презентабельно, и позвала: — Заходи, золотце.

Эмбер вошла, как всегда, тоненькая, как тростинка. Длинные темные волосы были собраны в растрепанный пучок, а яркие синие глаза сияли кристально-чистым светом. Она помахала перед лицом, развеивая пар, обняла меня, закрыла крышку унитаза по имени Кудряшка (так зовут унитаз, а не крышку) и села сверху.

— Так что стряслось?

— Ничего, просто хочу задать тебе парочку вопросов о твоей работе.

— Класс. Статью для школы пишешь?

— Нет. И в этом я признаюсь только потому, что, если солгу, ты сразу меня раскусишь.

Прислонившись бедром к раковине, я сложила руки на груди и повернулась к Эмбер:

— Ценю твою искренность.

— Спасибо. Наверное. В общем, если бы ты расследовала, скажем, кражу канцелярских товаров, что бы ты сделала в первую очередь?

— Ла-а-адно. Ты решила написать книгу?

— Не-а.

— Из чистого любопытства интересуешься?

— Тоже нет.

— Расскажешь, на кой тебе это сдалось?

Эмбер драматично вздохнула:

— Ты мне посоветуешь бросить затею.

— Откуда ты знаешь? Может быть, я, наоборот, примусь тебя подбадривать и воодушевлять.

— Не примешься.

— Эмбер Оливия Ковальски…

— Ладно-ладно! Мы с Квентином решили открыть собственное детективное агентство и начали с дела в «Школе для глухих». Кто-то таскает канцелярские принадлежности, и мы хотим выяснить, кто за этим стоит.

Квентин — прелестный шестнадцатилетний мальчик со светлыми волосами до плеч и улыбкой, которая может посоперничать с закатом в Нью-Мексико. Он весьма чувствителен к сверхъестественному миру — видит призраков и демонов. А еще он из тех немногих живых людей, кто видит мой свет.

Дар у Квентина — один на миллион. В буквально смысле. Как правило, когда призраки рядом, сверхчувствительные люди видят дымку или размытые пятна, ощущают холодные места или слышат стоны. А Квентин видит призраков целиком и мог бы с ними даже общаться, не родись он глухим.