Хмурость друга...
Шрифт:
Перед ней стоял пустой стакан от мартини, и, когда подошла официантка, она заказала еще один, а заодно попросила принести Ринату пива.
Несмотря на ее штучный вид, парню нравилось на нее смотреть, нравились гладкая линия ее шеи, тусклый блеск ее волос, и первое время он просто пассивно поддерживал разговор, что-то бормоча в нужных местах и почти не слушая. Так что нельзя сказать, что им вообще не о чем было побеседовать.
Ринат начал что-то соображать, только когда Снилина сказала ему, что он должен относиться к своему пребыванию в большом городе в чужой стране как к отдыху от их отношений, и
– В раздетом виде? – в шутку спросил он.
– Не помешало бы, – ответила Снилина и разом выпила полстакана мартини.
Именно то, как она залпом его заглотила, более чем любые ее слова окатило его холодным душем предчувствия. Эта девушка пила для храбрости и до того, как он сюда пришел. Выпила, по меньшей мере, одну дозу, может быть – две.
– Ты думаешь, я не могу подождать несколько месяцев? – уточнил Ринат.
Тут полагалась немудреная шуточка насчет мастурбации, но случилась странная вещь. У юноши почему-то перехватило горло, и он не смог продолжить.
– Знаешь, я не хочу беспокоиться о том, что будет через несколько месяцев. Мы не знаем, что мы будем чувствовать через несколько месяцев. Что я буду чувствовать. Я не хочу, чтобы ты думал, будто обязан вернуться домой просто затем, чтобы мы были вместе. Или считать очевидным, что я туда приеду. Давай лучше побеспокоимся о том, что происходит сейчас. Вот посмотри на это с такой точки зрения. Со сколькими девушками бывал ты вместе? За всю свою жизнь?
Ринат удивленно вздрогнул. Он много раз видел на ее лице эту нахмуренную, так шедшую ей концентрацию, но при этом она никогда его не пугала.
– Ты сама знаешь ответ, – произнес он.
– Никого, кроме меня, – подтвердила она. – А ведь никто так не делает. Никто не живет всю свою жизнь с первым человеком, с которым он переспал. Во всяком случае – в наше время. Ни один человек на планете. Должны быть и другие связи. По крайней мере, две или три.
– Это так ты это называешь? “Связи”? Изящненько и со вкусом.
– Хорошо, – сказала Снилина. – Ты должен сперва потрахаться с несколькими другими девушками.
Люди, смотревшие телевизор, от чего-то одобрительно взревели. А бармен аж зааплодировал, смотря на плоский экран.
Ринат хотел что-то ответить, но во рту у него пересохло, язык не поворачивался, и пришлось сделать глоток пива. В стакане оставалось разве что еще на глоток. Он не помнил, как пиво появилось, и не помнил, как его пил. Пиво было тепловатое и соленое, словно морская вода. Она специально выжидала до сегодня, пока до отлета не осталось две минуты, чтобы теперь сказать ему, сказать ему…
– Так ты со мной порываешь? Хочешь от меня освободиться? И ты дожидалась этого последнего момента, чтобы мне сказать?
У их стола возникла официантка с пустым подносом и пластиковой улыбкой.
– Вы будете что-нибудь заказывать? – спросила она. – Может, что-нибудь выпить?
– Еще мартини, пожалуйста, и еще пива, – радостно ответила Снилина.
– Я не хочу пива, – сказал Ринат и сам не узнал свой хриплый, по-детски обиженный голос.
– Тогда мы оба возьмем лаймовые мартини, – решила Снилина.
Официантка
удалилась.– Какого черта тут происходит? У меня в кармане билет на самолет, уже арендована квартира. Там ожидают, что в понедельник утром 10-го июня я выйду на работу, а ты мне выкладываешь все это дерьмо. На какой результат ты, собственно, надеешься? Хочешь, чтобы я позвонил им завтра утром и сказал: “Спасибо, что вы предложили мне работу, на которую претендовали семьсот других желающих, но, поразмыслив, я вынужден отказаться?” Это что, проверка, что я больше ценю: тебя или эту работу? Потому что, если проверка – то пора бы понять, что ты рассуждаешь по-детски и даже оскорбительно. И это ты сама послала меня туда работать!
– Нет, Ринат, я действительно хочу, чтобы ты ушел, и я хочу…
– Чтобы я “пилил” чью-то другую “доску”?
Плечи Снилины резко вздрогнули. Ринат сам удивился себе. Он никак не ожидал, что его голос может звучать так отвратительно. Она же просто кивнула и судорожно отглотнула из стакана.
– Сейчас или позже, но ты все равно это будешь делать.
В голове у Рината прозвучала бессмысленная фраза, сказанная голосом отца: “Ты можешь прожить свою жизнь либо калекой, либо слабаком или…” Парень не был уверен, что папа когда-нибудь такое говорил, но, хотя эта фраза могла быть воображаемой, могла быть полностью вымышленной, она вспомнилась ему с ясностью строчки из какой-нибудь любимой песни.
Официантка осторожно поставила перед юношей его мартини, и он опрокинул стакан в рот, выпив залпом добрую треть. Он никогда еще не пил мартини, и сладковатый резкий ожог застал его врасплох. Мартини медленно опустился по горлу и занял все его легкие. Грудь стала пылающей топкой, пот щипал лицо. Его рука сама протянулась к горлу, нащупала узел галстука и развязала. С какой такой стати он вырядился в рубашку с галстуком? Теперь он из-за него прямо жарился. Он был в аду.
– Тебя всегда будет мучить вопрос, что именно ты пропустил, – говорила Снилина. – Так уж устроены все мужчины. Я просто смотрю правде в глаза. Я не хочу выйти замуж за тебя, чтобы потом шугать тебя от моих подруг или нашей няни. Я не хочу быть причиной твоих сожалений.
Ринат старался восстановить спокойствие, вернуться к тону терпеливого, мягкого юмора. С терпеливостью он еще как-то мог справиться, мягкий юмор у него не получался.
– Не говори мне, что думают другие люди! Я тебя люблю. Ты бесишь меня больше, чем это вообще возможно в принципе, но я хочу прожить с тобой каждую эту раздражающую минуту, понимаешь меня? – он посмотрел на нее. – Я знаю, чего хочу. Я хочу жить той жизнью, о которой мечтаю, не знаю уж сколько лет. Сколько раз мы обсуждали имена наших будущих детей? Ты думаешь, все это треп?
– Я думаю, это часть главной нашей проблемы. Ты живешь так, словно у нас уже есть дети, словно мы уже поженились. Но их у нас нет, и мы не женаты. Для тебя дети уже существуют, потому что ты живешь в своей голове, а не в мире. Я вот не уверена, что хоть когда-нибудь хотела иметь детей.
Надежда… мысли о любящей жене и милых детях мелькнули в его сознании и тут же погасли. Так моряк видит с гибнущего у родных берегов корабля крыши своего селенья, церковный шпиль. Они мелькают перед ним на миг, а потом навсегда скрываются за бурной волной.