Хочешь мира…
Шрифт:
Но это компенсируется развлечениями и мини-митингами в других местах. Вот тут, к примеру, суфражистки в очередной раз ведут разъяснительную работу. Они не увлекаются, помнят, что на этом мероприятии они гости, и потому за избирательное право для женщин не агитируют. Это было бы поддержкой Рузвельта. Но вот рассказать историю своей борьбы за эти права — запросто. Чем они прямо сейчас и занимаются, кстати.
Чуть дальше пятачок, на котором народ танцует. Я, было, удивился. Мне казалось, что предвыборный митинг — это сплошь агитация и накачка. Но тут действуют тоньше. Стараются заманить побольше народа и развлечь его, создать позитивные эмоции. Потому тут разливают прохладительные напитки, торгуют «придуманным» мною «эскимо» и другими видами мороженого, показывают фокусы… И музыка, музыка… И куча выступающих.
Вот мы и фланировали по парку. Я, Натали и трое девушек, которых мы сделали эдакими «ученицами миссис Воронцовой». Молодые, яркие, преуспевшие. Больше всех блистала Оксана Рябоконь. Мы колебались, стоило ли тащить её сюда, но… Потом решили, что плюсов больше. Главный — она получит стажировку в английском. Англичане нам хоть и союзники, но именно у них придётся «ломать» самые дурно пахнущие секреты. Второй — очень эффектный пример. Девчушка из бедной провинциальной деревни, сирота, а доросла до руководителя отдела в вычислительном центре. И в каком — в самом передовом в мире!
На втором месте была Дашуня, её вечный оппонент, вышедший из числа тех самых «воробушков». Даша выросла в яркую и независимую девушку, борца за права трудящихся! И сейчас это тоже было очень даже в тему, потому что ещё два пункта программы Вильсона говорили про реформу труда и сельскохозяйственную реформу. В первый пункт входили установление сорокачасовой рабочей недели и ограничения детского труда, а во второй, среди прочего, — защита интересов фермеров.
В обоих случаях нашей красавице было что рассказать. Она была членом Трудового Комитета, рассматривавшего споры рабочих с владельцами. И следила, чтобы рабочие круглосуточных производств не работали больше восьми часов в день. А в неделю в среднем получалось как раз по сорок часов. И такой порядок на наших заводах был давно. Как и спецпитание на вредных производствах, регулярные врачебные осмотры и тому подобное. Ну, не нужны мне были злые и больные рабочие. И грабить мне их ни к чему, я потерял бы на этом больше! Такова специфика именно моих производств. Но Даша Комарова сейчас ставила всё это в заслугу своему комитету.
Да и по второму вопросу ей было что сказать. Как-никак руководительница отдела кредитования кооперативов и фермерских объединений. И её активно слушали. Правда, сама мадмуазель Комарова английским пока владела недостаточно, и потому её речь переводила сопровождавшая её секретарша. Да, именно секретарша! Такая была возле моей Натали, и такая же сопровождала каждую из троицы «учениц Воронцовой». Еще две эскортировали особо ценных мужчин. И мало кто мог предположить, глядя на этих юных пигалиц, что они проходили уроки стрельбы у Генри Хамбла и Семецкого, занимались борьбой по руководством шифу Фань Вэя и его внука Джиана. А искусству незаметно наблюдать за окружающими и делать выводы о приближающейся опасности их учили сам Кошко и его ученик Артузов.
Да, мне тут было чего опасаться! Потому лично нас с Натали дополнительно опекали Генри Хамбл и Юрий Семецкий. Да в толпе было еще с полтора десятка людей Ника Картера, высматривавших потенциальные угрозы.
— Милый, но согласись, последний пункт программы «Новая свобода» прекрасен и искупает в наших глазах все прочие неприятности!
Но я не отвечал, потому что мы как раз набрели на третью и последнюю «ученицу» моей жены. Всякий раз, когда я видел её, я немного тормозил. Я помнил её из своего варианта будущего. В десятый класс я пошёл ещё при Советском Союзе. На лето нам задали прочесть кучу книг. И среди прочего было «Четыре урока у Ленина» Мариэтты Шагинян. Не всё произведение целиком, а только «Урок четвёртый». Помню, меня тогда больше всего потрясло, что человек может посвятить свою жизнь тому, чтобы ездить по всему миру и искать малейшие следы Ленина. Причём не борьбы его, не философского наследия, а маленькой записки в провинциальном французском ресторане! И ради этого она изучила кучу языков, не жалела сил, времени и здоровья! А потом писала об этом книжки.
Впрочем, тут у нас Мариэтта стала другой. Хоть это точно была та самая, в той книжке было её фото в молодости, и оно почему-то врезалось мне в память. Незадолго до нашего отъезда в Соединённые Штаты она окончила историко-философский факультет Высших Женских курсов
в Беломорске. Ещё стоило отметить, что она писала фантастику и стихи, причем не только на русском, но и на английском, французском и армянском, переписывалась с Джеком Лондоном и подумывала о вступлении в Прогрессистскую партию[2].— Ой!
Моя дорогая, не дождавшись ответа, чувствительно двинула меня локтем.
— Ты слышал, что я сказала?
— Милая, опять ты о своем?!
— Ну да, банковская реформа, создание Федеральной Резервной Системы! Это же чудо! Полтора жида точно пришел бы в восторг. Бесконтрольно печатать бумажные доллары и торговать на них со всей Центральной и Южной Америкой, как за золото! Раньше такое себе позволяли только англичане!
Достали, честное слово! Я ещё в конце девяностых успел наслушаться про «торговлю резаной бумагой по цене золота»! И не то, чтобы они были совсем не правы. Доход от печатания бумажных и электронных денег признают все страны. Он так и называется — «эмиссионный доход»! В Российской Федерации, к примеру, он официально входил в доходную часть бюджета. И ничего плохого в этом никто не видел! Да и вообще, посчитали бы для начала, сколько те же Штаты имеют от «печатания фантиков», а сколько — от производства и внешней торговли! Или, если так хочется о негативе, сколько они имели с фактически колониальной эксплуатации Латинской Америки. Да эмиссионный доход рядом с этим смотрится совсем не впечатляюще[3]! Однако, пора отвечать!
— Что тебе сказать, родная… Во-первых, я не уверен, что он выполнит то, что обещает. В этой стране это обычное дело! Политик может обещать попусту, чтобы привлечь избирателя. А может и желать, но ему просто не дадут. Повторяю, президент США очень зависим от здешних «денежных мешков»!
Тут мы прервались, чтобы раскланяться с Малиновским, шедшим по аллее нам навстречу. Я уже не раз мысленно покаялся за то, что назвал его «каким-то»! Ценнейший оказался кадр! Именно он задвигал идеи на тему научной организации труда. Вот мы и решили его подучить и организовать ему небольшую стажировку на заводе Форда. Чтобы потом думал, как внедрить конвейерное производство у нас. Нужнейшее дело во время Мировой войны будет!
Он и сейчас шёл, беседуя с каким-то инженером с завода Форда. Уж не знаю, как ребята из нашего аппарата добились, чтобы тот выехал сюда с нами. Впрочем, я поднялся на тот уровень, когда в такие мелочи вникать не только не обязательно, но даже и вредно! Договорились — и слава Богу! А сбоку этого «ценного мужчину» сопровождала одна из наших «секретарш».
— Во-вторых, он может и не избраться. Сама знаешь, у Тафта и Рузвельта по опросам сторонников больше. И не будет нам никакой ФРС! И никаких «денег из воздуха»!
А вот тут я уже не так уверен. Пока что, пусть и тихо, и не для всех, про создание ФРС из кандидатов задвигает только наш приятель Вудро. А я точно помню, что ФРС создана в 1913-м году. Значит, или его всё же выберут, или кто-то из соперников сопрёт идею. Ну, или банкиры, которым она очень нравится, заставят президента выполнить пункт чужой программы. Всё может быть!
— И в третьих, ты сама говоришь, что раньше себе позволяли только англичане! Разрешат ли они это американцам? Не уверен!
Супруга нахмурилась и я поспешил продолжить:
— Но в главном, дорогая, ты права! Создание ФРС резко увеличит количество свободных денег в Соединённых Штатах. А значит, возрастают и наши шансы эти деньги привлечь!
— То-то! — с притворной суровостью сказала моя Натали и украдкой нежно погладила по плечу. На большее мы прилюдно не осмелились бы.
Тут вдалеке мелькнул и Роберт Бунзен, однофамилец и тёзка великого химика[4], второй наш «особо ценный мужчина». На этот раз именно в кавычках. Господина Бунзена мы отобрали из довольно большого количества кандидатов именно потому, что он любил «важно надувать щёки», особенно перед молоденькими и симпатичными барышнями. С учётом этого мы выделили ему в сопровождение Марьям, семнадцатилетнюю девушку, наполовину русскую, а на вторую половину — татарку. Как это нередко случается с дочерями разных народов, особенно в юности, она без разбора поражала мужские сердца какой-то диковатой красотой. Наш расчёт оказался верен, и господин Бунзен, которого сие прекрасное дитя сопровождало почти неотлучно, вовсю распускал перед ней павлиний хвост.